Вся Урсула Ле Гуин в одном томе - Урсула К. Ле Гуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут меня стала несколько беспокоить предстоящая распродажа книг в местной библиотеке. У нас всегда набирался целый сундук всякой дряни — дубликатов, кошмарных любовных романов в бумажных обложках ценой от дайма до доллара и тому подобного. Мы очень мало зарабатывали на таких распродажах, но сейчас мне стало казаться, что эта акция способна сбить цены в магазине Антала. Когда я мельком упомянула об этом, он лишь улыбнулся своей очаровательной добродушной улыбкой и сказал:
— Гигантские конкурирующие корпорации схватились в смертельной битве, вызванной паникой на Уолл-стрит!
— Да ладно вам! — улыбнулась я и прибавила:
— Я дам вам знать, если там хоть что-нибудь интересное мелькнет. Правда, чаще всего там попадаются пособия для начинающих компьютерщиков и учебники французского языка для второго курса колледжа. Но иногда бывают и вполне нормальные книги. Мы все продаем очень дешево, а вы — довольно дорого; а в итоге мы заработаем свой никель, а вы — свой.
— И нас привлекут к суду за… Как это называется?..
Нет, не спекуляция… Скорее тайный сговор двух могущественных корпораций за спиной у третьей… Ну, в общем, вы понимаете…
И никому из нас в этот момент даже в голову не пришло такое парадоксальное слово, как «доверие». Я была искренне тронута: вряд ли он был намного старше меня и уже начинал забывать слова в связи со склерозом.
Впрочем, мы поговорили и о том, как некоторые слова напрочь вылетают из головы в самый ответственный момент, особенно имена; и о том, как трудно порой, скажем, представить людей друг другу или заговорить с малознакомым человеком, потому что нужное имя тут же исчезает из памяти. Наконец принесли наши сандвичи с крабами.
— Как вам живется в вашем мотеле? — спросила я.
Если судить по моему рассказу, может показаться, что мы запросто болтали друг с другом. Однако это было далеко не так. Мне Антал нравился, и я ему, по-моему, тоже, но оба мы вели себя довольно скованно. Мы оба были людьми сложными в общении. Я, например, стеснялась уже оттого, что мы сидим за одним столиком и вместе едим, а волосы у меня причесаны кое-как; и потом, мне все время казалось, что я раздражаю его своей болтовней. По-моему, он тоже очень стеснялся, каковы бы ни были причины этого. Я видела, как он напряжен, а глаза так и бегают по сторонам. Вряд ли в нашей общей напряженности была слишком большая сексуальная составляющая. С моей-то стороны совершенно точно нет. Я прохожу период подобного напряжения, общаясь с любым человеком, которого знаю недостаточно хорошо, даже с маленьким ребенком. Ну что ж, зато мы отлично подходили друг другу по неуклюжести поведения и общей доброжелательности. И хотя чисто внешне он был немного похож на Хитклифа,[248] на самом деле это был скорее тип мистера Рочестера,[249] человека вполне общительного и разговорчивого.
На мой вопрос: «Как вам живется в вашем мотеле?» — он только рассмеялся, запустил пальцы в волосы и сказал:
— Ну… — Известно, что словом «ну» можно заменить целые тома книг.
— Сидони называет его «последним приютом».
— Верно, — сказал он. — Но миссис Такет — очень милая женщина. И там действительно не так уж плохо… если не считать неработающего душа! Однако миссис Такет не может сделать ремонт или хоть что-то привести в порядок, пока не прояснится вопрос с завещанием. Ведь ее муж назначил своим душеприказчиком представителя какого-то банка в Аризоне, и тот, по-моему, в сговоре с его первой женой — судя по тому, что миссис Такет мне рассказывала. Она ведь даже не знала, что он завещание давно составил.
— Так он не оставил свою половину мотеля ей?
— Очевидно, нет. Ей необходим компетентный адвокат, который сумел бы защитить ее права, но хорошего адвоката она, разумеется, не может себе позволить. Говорит, что хочет посоветоваться с Доном Хартоном.
Он, видно, специально сказал это, чтобы посмотреть, какова будет моя реакция, и я, подмигнув ему, сказала:
— Дон Хартон — добрый старик, но он давно на пенсии. И, по-моему, все здесь давно поняли, что любое дело, за которое возьмется Дон, будет тянуться до скончания веков.
— Вряд ли Розмари это подойдет. Мне кажется, ей стоило бы все это продать и освободить себе руки, но она твердит, что непременно приведет мотель в порядок, если ей хоть что-нибудь по этому завещанию достанется или, может, по страховому полису. А что случилось с ее мужем, кстати говоря?
— Его грузовик переехал. Тяжелый. Прямо у них в мотеле, на подъездной дорожке, — сказала я очень осторожно.
Но Антал был человеком сообразительным и сразу уловил мою интонацию, а потому тихо спросил:
— Намеренно?
— Ну, это так до конца и не выяснили… Тот водитель грузовика — он работает не здесь, а в Кус-Бей — здорово выпил тогда в городе. По словам Сидони, он выпил по крайней мере два пива и еще порядком «горячительного». В общем, он возвращался в мотель, где жил уже несколько дней, а старый Такет с ним еще давно из-за чего-то поссорился — кто-то говорил мне, что то ли из-за денег, то ли из-за водобоя, которым этот шофер грязь с грузовика смывал. Сама Розмари не видела, как все это случилось, она была в доме, но, похоже, водитель грузовика хотел уехать, не заплатив, а старый Такет пытался его остановить и не выпускал на подъездную дорожку. И этот шофер то ли его не заметил, то ли наоборот — в общем, он поехал прямо на него. Может, просто хотел его попугать или думал, что тот с дорожки сойдет?
Да только с дорожки Такет не сошел. И грузовик, сбив его с ног, проехал прямо над ним.
— Так он между колесами попал?
— Да. Но, к сожалению, одна нога угодила под колесо. Он умер в Саммерси, в больнице. Той же ночью.
— Какой ужас! — сказал Антал.
— Да. И по-моему, хотя Такет, конечно, был просто ужасным стариком, но этот шофер оказался настоящим молодым подонком!
— Неужели он так и уехал? И его не арестовали, не отдали под суд?
— Никто не видел, как это случилось. А сам он утверждает, что старика не
