Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

а в Союзе стараниями Горбачева вслух заговорили о гласности, руководство ГРВЛ «Наука» милостиво вернулось к моей рукописи. Однако времена были нелегкие – страна задыхалась от тотального дефицита жизненно-важных товаров, в том числе бумаги. Мне поставили условие сократить рукопись вдвое ввиду отсутствия бумаги. Пришлось своими руками отрезать половину.

В таком виде книга «Кэмпо – традиция воинских искусств» вышла в свет. За нее причитался мизерный гонорар. Первый тираж 200 000 экземпляров разошелся за неделю. Второй такой же разошелся за следующий месяц. После чего права были кому-то перепроданы, а далее в течение многих лет последовало неопределенное количество пиратских переизданий, совокупный тираж которых перевалил за миллион. До выхода книг других российских и переводных авторов на эту тему было еще далеко. Я с удивлением наблюдал за развитием событий из Японии, куда впервые уехал надолго в 1990 г. Впоследствии ту самую урезанную версию «Кэмпо» в российской Википедии называли «Библией российских мастеров». Ее раздергали на цитаты и фрагменты. О ней и до сих пор сотни упоминаний в Интернете. Все старшее поколение ее знает и помнит.

Полная же большая версия этой книги в обновленном виде «Кэмпо – истоки воинских искусств» вышла на русском только в 2008 году.

Еще одну книгу «Кэмпо – искусство побеждать в повседневной жизни» мы издали в Германии с моим другом и наставником Иваки Хидэо, главой старинной эзотерической школы джиу-джитсу, у которого я занимался ряд лет в Японии в начале девяностых.

К началу нового тысячелетия в силу некоторых обстоятельств я отошел от практики восточных единоборств, но теорией продолжал интересоваться. Неожиданно в 2010 г. мне написали из Российского Союза боевых искусств и пригласили поехать консультантом с российской сборной на Первые всемирные игры боевых искусств в Пекине. С тех пор я сотрудничаю с РСБИ и участвую во многих их международных мероприятиях. А Россия тем временем стала общепризнанным мировым лидером в области боевых искусств, отодвинув на второй план Китай, Корею, Японию и страны Запада. Вот так боевые искусства прошли через всю мою сознательную жизнь, став в ней важнейшей направляющей наряду со словесностью. В средневековой Японии такое сочетание именовали бумбурёдо – «сочетание путей письменной культуры и воинских искусств».

Что самое важное для успешной практики боевых искусств? И – что то главное, что они дают в ответ на многие усилия и посвящение себя им?

Для практики боевых искусств, как и для многих других занятий, самое важное – терпение и труд. Систематический ежедневный труд, который обязательно окупается. Результаты, конечно, зависят от личных способностей, но польза от занятий ощутима для всех. Тот, кто посвящает себя такой практике полностью, становится профессионалом. Для такого человека смысл жизни сосредоточен в этой практике, целью которой служат новые победы, новые даны. Но профессионалов будока не так уж много – любителей несравнимо больше.

В наше время боевые искусства все чаще ассоциируются со спортом или просто с развлекательными гладиаторскими боями, что несправедливо. В истории практика восточных единоборств была лишь составной частью сложного процесса работы над собой, необходимым компонентом самовоспитания, совершенствования тела и духа – чему я уже от себя дал название «йога борьбы». Я считаю, что знание азов «йоги борьбы» в наше время жизненно необходимо каждому, чтобы адекватно отвечать на вызовы техногенной цивилизации и самому успешно справляться со стрессами.

Понятие «бумбурёдо» актуализировал в прошлом веке Мисима. И в вашем последнем художественном произведении, написанном под довольно прозрачным псевдонимом Игорь Курай, положительные герои в России ближайшего будущего, как настоящие самураи в древности или тот же Мисима, предпочитают благородную смерть в заранее обреченной битве жизни в неприемлемом положении. Процессы в мировой политике не вызывают у вас приятия? И для этого, попробую предположить, был изобретен Игорь Курай («курай» – темный, мрачный)?

Вы, конечно, вправе строить предположения об идентичности личностей Александра Долина и Игоря Курая, но, заметьте, я таких признаний не делал. Так что примем это утверждение как гипотезу. Кстати, псевдоним Курай имеет несколько толкований. В японском прилагательное курай действительно означает «темный, мрачный». Но, кроме того, в составном слове при том же звучании два иероглифа можно перевести как «гром среди ясного неба». В южнорусских диалектах понятием курай обозначается растение перекати-поле, а в Башкирии курай – сладкозвучный струнный музыкальный инструмент. В псевдоним заложены все эти коннотации.

Если говорить о моем отношении к политике, то оно весьма неоднозначно. Я никогда не принадлежал к так называемой «либеральной оппозиции» и вообще не примыкал ни к каким политическим партиям и течениям. Однако судьба моей страны и народа мне не безразлична. Я критик-одиночка, не склонный в своих суждениях оглядываться на других. На финише перестройки в период моего исхода в Японию я опубликовал на японском два тома социально-психологических очерков о российском обществе той поры. Книги стали лонгселлерами – тираж превысил десять тысяч, и рецензии на них печатались во всех центральных газетах (я до сих пор храню подшивку тех газет). Первая называлась «Рабы земли обетованной» (1991), вторая «Москва – град обреченный» (1993). Может быть, я невнимательно смотрел, но на российском книжном рынке я так и не нашел подобного двухтомника с обобщающим анализом социально-политических проблем той эпохи на документальном материале. Мои книги на русский не переводились. Это был мой дебют в документальной эссеистике. Кстати, там было довольно много прогнозов – и почти все они, к сожалению, сбылись. Тогда, в начале девяностых, японские русисты на волне перестроечной эйфории советовали мне почитать повнимательнее их труды и смягчить оценки ельцинского режима. «Вы же вступаете в эру демократии! – говорили они. – Россия через несколько лет будет процветающей счастливой страной, а трудности переходного периода будут вскоре забыты». Увы, труды тех апологетов перестройки давно сданы в макулатуру, и сами они предпочитают о своих оптимистических выводах не вспоминать. Мои же книги стоит перечитать и сейчас – в них многое остается актуально. Затем я довольно регулярнопечатал статьи и эссе в центральной японской прессе. В частности, вел колонку в газете «Санкэйсимбун».

Постепенно я пришел к заключению, что надо писать беллетристику. Ну хотя бы просто ради расширения сферы художественных интересов. Ведь писать стихи всерьез я тоже начал в довольно позднем возрасте. Так появился на свет Игорь Курай. Первые его опусы в жанре нео-кайдан касались исключительно проблем культуры, литературы, социальной ответственности художника. Социальная сатира и гротеск составили основу авторского инструментария. Впрочем, он рассматривал эти опусы скорее как разовый творческий эксперимент, хотя в российской критике книга «Японские ночи» вызвала определенный резонанс, да и в Японии тоже.

Тем не менее, с возрастом потребность писать своё нарастала. Особенно явственно она стала обозначаться в Аките,