Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

– осознание ущербности чисто утилитарного прикладного образования в эпоху ИТР. В России, надеюсь, тоже рано или поздно это поймут.

Увлеченные традиционной японской культурой иностранцы действительно зачастую знают о ней больше, чем сами японцы, но и в других странах бывает также… Почти три десятка лет жизни в Японии – нельзя, конечно, сказать кратко, но что они вам дали? Могли бы Вы назвать что-нибудь самое яркое, негативное (предыдущий цикл повестей И. Курая был довольно критичен по отношению к нынешней Японии), оригинальное? Те же глобализационные процессы сейчас очень сильно нивелируют аутентичные японские обыкновения…

Да, как гласит восточная пословица, тут мало не скажешь – много не сможешь… Большей частью мой опыт жизни в Японии можно назвать вполне позитивным. Действительно, даже если абстрагироваться от фантастических технических достижений, это очень комфортная для жизни страна. У всех слоев населения высокая социальная защита: медицинское страхование, пенсионное страхование, льготы по возрасту, льготы для инвалидов, пособия на иждивенцев и так далее. При высоком уровне доходов на душу населения там практически ни у кого нет ощущения вопиющего социального неравенства, униженности и беспомощности. Нет кричащего богатства напоказ, демонстративно жирующих олигархов, депутатов парламента с криминальным прошлым и настоящим, коррумпированных до мозга костей губернаторов и вороватых чиновников местной администрации, зарвавшихся работников силовых структур и наглых мажоров, рассекающих на своих Ламборгини и Астон-Мартинах. Отдельные редкие случаи коррупции в верхах расследуются и сурово караются. Все общество работает как единый слаженный механизм – и это придает уверенность людям. Честность и порядочность остаются этическим фундаментом общества, что всегда отрадно сознавать.

Вместе с тему японцев, конечно, присутствуют и другие качества, которые, на взгляд иностранца, могут казаться странными или даже неприятными. Например, настороженное отношение к «чужакам». В целом японцы, в отличие хотя бы от англичан, народ открытый: всегда подскажут дорогу или даже проводят, пригласят за свой стол в таверне, угостят обедом в ресторане. Но это чаще всего происходит при недолгом знакомстве, и такое отношение диктуется в значительной степени простым доброжелательным любопытством. Когда же живешь и работаешь с ними бок о бок, отношение часто меняется – что убедительно показала Натали Нотомб в своем симпатичном романе «Страх и трепет». Если иностранец оказывается один в окружении чисто японского коллектива, ему, как правило, не позавидуешь. Причем знание языка тут не помогает. Даже наоборот: японцам не нравится, что «чужак» их хорошо понимает и говорит на том же языке – лучше бы он помалкивал. И не дай ему Бог проявлять в чем-то инициативу.

Как ни парадоксально, даже в самых инновационных глобалистских проектах иностранцам (на территории Японии) отводится обычно вспомогательная роль. Когда в начале нового миллениума планировался и создавался наш университет, в руководстве было несколько американцев и европейцев. Сейчас остался один – и не он принимает наиболее важные решения. Где-то в подсознании, вопреки всем призывам к глобализации, в душе большинство исповедует принцип «Япония для японцев». Кстати, потому и правительство упорно отказывается принимать мигрантов. Правила выдачи видов на жительство несколько упростились, но получить японское гражданство по-прежнему почти невозможно – даже если ты женат на японке и прожил в стране полжизни.

Очень непривычна для иностранцев характерная национальная черта японцев – пассивность и неготовность к принятию самостоятельных решений. Без согласования с вышестоящими инстанциями японец шагу ступить не может. В чем-то это неплохо, но со временем начинает раздражать. В наиболее гротескном виде всеобщая пассивность проявляется в аудитории, когда в ответ на простейший вопрос следует гробовое молчание. Никто не решается поднять руку и ответить, хотя большинство студентов прекрасно знает ответ. К этому трудно привыкнуть.

Насчет традиционных японских обыкновений… Я бы сказал, что никуда они не делись. Конечно, многое сейчас подается в западной упаковке, но осталась и традиционная японская кухня в домашнем варианте, и сон на футоне в холодной спальне зимой, и банкеты на полу с поджатыми ногами (от которых сейчас и у японцев с непривычки болят колени), и тусовки на храмовых праздниках, и любование цветущей сакурой с распиванием сакэ на асфальте, и летучки перед началом работы, и обязательные корпоративные вечеринки с пивом… Заодно отмечают и Хэллоуин, и Рождество, и День Св. Валентина. Больше половины свадеб проходят как невинная фальсификация христианского обряда, но остальные соблюдают синтоистский ритуал. Как известно, японцы толерантны и по-хорошему всеядны – принимают все, что идет на благо. Особенно достижения западной технологии. В общем, для японцев глобализация – это дальнейшее улучшение собственного быта плюс интенсивное внедрение английского языка. Другая сторона процесса глобализации – внешняя культурная и экономическая экспансия Японии, но эту сторону народ изнутри почти не видит.

Главный вывод из всего вышесказанного: сколько иностранца рыбой ни корми, японцем он не станет, как бы ему того ни хотелось. Но понять японскую ментальность можно, несмотря на то, что она существенно отличается от любой другой. Понять и к ней примениться.

В связи с вашим университетом вы говорили о преподавании, освоении разных типов знания. Мне давно казалось, что самим японистам свойственна разносторонность. Только из ныне действующих сэнсэев из наших общих знакомых: А. Н. Мещеряков занимается японской историей – и пишет собственную прозу и поэзию, В. Э. Молодяков специализируется на японской политологии – и одновременно выпускает книги о русских поэтах Серебряного века и европейских правых. Вы занимаетесь японской поэзией и боевыми искусствами, пишете поэзию, прозу, выпускаете книгу«Пророк в своём отечестве: профетические, мессианские, эсхатологические мотивы в русской поэзии и общественной мысли»… Как вы думаете, в японисты изначально идут очень любознательные люди или же приобщение к довольно далекой от нашей культуре сообщает мышлению синкретичность и гибкость?

Да, к вашему списку, наверное, стоит добавить еще Григория Чхартишвили и Евгения Штейнера. Трудно сказать, откуда что берется. Может быть, это просто фатальное совпадение. Но занятия японской литературой и культурой, наверное, несколько «просветляют» сознание, заставляют увидеть окружающий мир в неординарном ракурсе и попытаться отразить его в разных формах творчества. Разумеется, происходит это не со всеми, а лишь с теми, у кого была изначальная предрасположенность и имелись определенные способности.Думаю, что «креативный драйв» изначально доминирует над узкой обусловленной темой.

Что касается лично меня… Японская литература, при всей моей любви и уважении к ней, никогда не была для меня фетишем и единственным «светом в окошке». Я всегда рассматривал ее как органичную, хотя и весьма специфическую, часть мировой культуры, которая, собственно, меня всегда и привлекала в самых разных проявлениях. И когда в 2004 г. в новом университете мне было предложено самому наметить для себя курсы, я выбрал Сравнительную культурологию, Всемирную историю и Историю цивилизаций в дополнение