Копье и Лавр (СИ) - Кукин Федор

Ариста села на песок и засмотрелась на лунную дорожку, бегущую по спокойной воде. Луна была сегодня большая, полная, с кроваво-красным отсветом. Истинная луна Тоскара.

Что ж, подруги нашли себе пары и, кажется, славно проведут ночь. Вот и хорошо. А она обойдется и одна. Всегда обходилась, обойдется и в эту ночь.

Море такое тихое и, должно быть, теплое. Ариста огляделась. На набережной ни души. Увидеть ее некому.

Девушка встала, сбросила обувь и тунику. Плавно, как прыгающая за добычей чайка, нырнула в море. Вода действительно была мягкой и теплой, как свежее молоко.

На миг Ариста закрыла глаза, блаженствуя и позволяя волнам омывать ее тело. Затем мощными гребками поплыла к горизонту. Плавала она хорошо, они с отцом часто заплывали дальше пристаней и причалов, до самых сторожевых башен на скалах. Размеренная работа руками и ногами была чем-то приятным и знакомым, как возвращение в родные места после долгой отлучки.

Держа глаза открытыми, девушка нырнула под воду. За годы рыбацкого промысла веки ее привыкли к морской соли, глаза почти не щипало. Ариста взглянула вниз.

Лунный свет не проникал в глубины, оставшись где-то наверху. Под нею расстилалась беспредельная черная толща, не имеющая конца и края. Аристе стало даже страшно. Она парила в бескрайней, неведомой бездне. В этих черных глубинах могло скрываться что угодно.

Но страх быстро сменился возбуждением, заставив сердце стучать веселее. Сделав глоток воздуха, Ариста нырнула еще глубже, в самую гущу морской черноты. Фантазии, стремительные и легкие как в детстве, владели ее воображением. Она не Ариста Гракх — она героиня одной из историй отца, предназначенная спасти родной город! Из тьмы глубин надвигается на нее свирепый дракон, владыка бурь и землетрясений! Хвост его рассекает воду, глаза горят жадным нетерпением, а у нее нет при себе оружия! Но ничего: она поступит, как тот герой Третьей Эпохи… как же его звали… тот, что прыгнул в пасть чудовища и голыми руками разорвал изнутри его брюхо. Потом она принесет сердце убитого чудища отцу, и он ей скажет…

Сильная волна подхватила замечтавшуюся девушку и швырнула вперед. Ее закрутило, закружило в мощном потоке. От неожиданности Ариста вдохнула ртом и тут же наглоталась горькой морской воды. Кашляя, отплевываясь и молотя ногами воду, девушка кое-как восстановила равновесие тела и вынырнула на поверхность.

Прямо перед ней высились черные, пропитанные солью скалы. Высоко над нею горел теплый бдительный огонь сторожевой башни. Если подумать, хорошо, что толчок волны заставил ее вынырнуть. Еще чуть-чуть, и она, замечтавшись, врезалась бы лбом прямо в подводную часть скалы.

«Милость Тоскара, не иначе», — подумала Ариста и сама же усмехнулась нелепости этой мысли. Тоскар-то уж точно не будет к ней милостив.

Девушка ухватилась за камни и, стряхнув капли воды с обнаженного тела, забралась на выступ.

Отсюда Орифия казалась красивой и отстраненной, будто нарисованной искусным мастером-живописцем. Как же давно не любовалась она этим видом! С тех самых пор, как отец…

Ариста ощутила в горле комковатую горечь, горше всех морских вод. Стоит ли бередить печальные мысли? Прошлое есть прошлое, а ей надо жить здесь и сейчас.

Волны мерно стучали о скалы. В небе светила багровая луна Тоскара.

***

Когда Ариста добралась до берега и выбралась обратно на набережную, то с удивлением обнаружила на мостовой закупоренный кувшин с вином. Один Тоскар знал, кто и зачем выбросил на пустой набережной целый кувшин отборного нумийского напитка. Может, кувшин упал с проезжей повозки. А может, кого-то охватил приступ праздничной щедрости, и он бросил вино на счастье — кто найдет, бери себе.

Ариста поколебалась пару мгновений, глядя на бесхозный кувшин. С ранних лет отец учил ее: ложь — враг логики, воровство — враг труда. А только труд и логика и делают человека человеком. Этот урок Ариста усвоила крепко. Наверное, поэтому даже за пять лет сиротских мытарств она, начав лгать и воровать по мелочи, так и не научилась делать это хорошо. Даже сорванные с голоду фрукты чужих садов горчили стыдом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Впрочем, этот кувшин не совсем чужой, он попросту ничей. А одинокую ночь нужно чем-нибудь да скрасить…

Ариста сколола восковую печать с кувшина о чье-то крыльцо. Вина хватит как раз до ворот Стратегикона, если пить прямо из горла.

***

Ариста вошла в пустую комнату, зажгла светильник.

Дормиторий, скорее всего, будет пуст до рассвета. Чтобы скоротать время, можно и почитать описания Эпох у Рапсода. Может, во хмелю поэма пойдет лучше?

Но не успела девушка прочесть и двух строк, как дверь тихонько заскрипела. В проеме возникла стройная смуглая фигура, от которой приятно пахло вином.

— Я увидела свет, — Тамриз выглядела смущенной.

— Ты что тут делаешь? — от удивления Ариста забыла даже сказать, что выиграла пари на девственность. — Я думала, ты-то до утра не вернешься!

— Да, я нашла себе одного. Статный, силач, и борода такая благородная.

— Ну?

— Я предложила ему бороться на руках. Мы сели, схватились, и я… сломала ему кисть. Случайно.

Повисла пауза.

— Тоскарова борода.

— Да. В общем, он расплакался и убежал. А со мной никто больше не захотел состязаться.

— Что ж, — Ариста отложила свиток с поэмой, — логически из этого следует, что лучшие шансы познать доброго мужчину у нашего тихого игрока в петтейю.

В самом деле, Тигона до сих пор не вернулась. Обе девушки усмехнулись, оценив иронию ситуации. Ариста подумала, что Тоскар, пожалуй, не лишен чувства юмора. Прямо как брат его Мегист.

— Можно тебя спросить? — Тамриз устремила на подругу неожиданно внимательный взгляд темных глаз.

— Спрашивай.

— Почему ты так сторонишься других варваров? Они ведь твои соплеменники.

Вопрос застал Аристу врасплох. Не потому, что она не знала ответа. О нет, ответ-то ей был известен прекрасно, она выучила его на языке брани и бедности, по алфавиту всеобщего презрения. Просто никто никогда не спрашивал ее об этом вот так: с искренним непониманием и… сочувствием?

Надо ли отвечать? Поймет ли ее эта смуглая чужеземка? Но соблазн был слишком велик. Наконец поговорить об этом с кем-то, кто не смотрит на тебя волком.

— Из-за отца.

— Отца?

— Его звали Лисистрат. Лисистрат Гракх. Но теперь его имя в Орифии предано забвению.

Ариста тут же заметила, что принцесса ее не понимает.

— Это значит, что имя человека никогда не произносят, потому что он совершил страшное зло против полиса. И теперь весь его род проклят богами. Вот люди меня и сторонятся. Думают, я тоже проклята. И боятся, мол, если я буду рядом, то боги и на них тоже прогневаются.

— Что же такого совершил твой отец?

— Он стал тираном.

Снова недоумение в тигриных глазах.

— Понимаешь, — в сердце Аристы будто открыли запертую дверь, и слова о горькой доле семьи свободно полились наружу, — он был начальником городской стражи. И однажды он использовал верных ему воинов, чтобы разогнать Совет десяти и провозгласить себя правителем. Он издал закон, по которому его дети должны были царствовать в полисе. Потом он согнал многих горожан на работы, заставил их строить новые причалы, башни и корабли. Велел еще построить в городе вторую площадь, чтобы агора и рынки были раздельными. Но народ не смирился. Был заговор и большой бой в центре города. Отца свергли и… — девушка проглотила горячий комок в горле, — и бросили в море с камнем на шее.

— Почему же тебя не казнили с ним? — удивилась Тамриз.

— Ну, спасибо!

— Прости меня. Просто у нас, когда казнят изменника, казнят и всю его семью. Даже детей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— У нас не так. Боги могут проклясть целый род, но закон карает каждого только за его преступления. А я была тогда еще девочкой.

Тамриз поднялась с кровати и в глубокой задумчивости прошлась по комнате.

— Но ведь агора и рынок у вас по-прежнему раздельные, и все причалы на месте! Значит, делам твоего отца позволили жить?