Копье и Лавр (СИ) - Кукин Федор

Песни Пятой Эпохи-1: Копье и Лавр

Глава 1. Огненные стрелы

Ио давно полюбила ночные караулы на море.

Днем Орифия слишком уж светлая и шумная. Под лучами солнца белокаменный город горит и сверкает так, что глазам больно. В гавани толкутся корабли, на пристанях крик и толкотня, а с рыночной площади несется гул десятка наречий. Хорошо, конечно, что полис процветает. Да только уху и глазу отдохнуть не на чем.

Иное дело ночью. Теплые бархатные сумерки сползают с северных гор, в окнах зажигаются уютные огни, и волны ритмично плещут по побережью. В такие минуты Орифия становилась для Ио не шумным полисом, но теплым домашним очагом. Великая честь — стоять на страже этого тепла и покоя.

В темноте, дальше от берега, промелькнули смутные силуэты. Ветер донес до триремы треск снастей и крики о помощи. Ио нахмурилась и вгляделась во мрак.

Пираты. Должно быть, вылазка с Бербарии; на южных островах еще пряталось немало разбойничьих баз. Что они здесь забыли?

— Капитан, — молодая женщина в доспехе младшего командира подошла к Ио сзади. — Неспокойная будет ночь, а?

— Это точно. На кого им нападать среди ночи, вот в чем вопрос.

— Кажется, ювелиры ждут судно с партией жемчуга. Но его должны были доставить только к утру.

— Кому-то не терпелось выставить товар на рынке до рассвета. Ладно, подавай сигнал сестрам.

— Слушаюсь. А на берег?

Ио прислушалась к шуму вдали, прикинула шансы. Ночь безлунная, морской бой будет трудным. Помощь не помешает.

— Да. Ораторам Тоскара и Птуна.

— Есть, капитан.

Сигнал подали быстро. Краткие вспышки фонарей замелькали на караульных триремах. С берега ответили огоньки дозорных башен.

***

Лезвие жертвенного ножа скользнуло по запястью оратора. Рослый мужчина стоял перед алтарем на коленях; тело его было покрыто шрамами, лысина блестела в свете факелов.

— О Тоскар, податель смерти, отец доблести! Как муж на поле брани, проливаю я эту кровь в твою честь! Благослови наших защитниц в эту ночь! Благослови их руки твердостью, благослови их стрелы пламенем, благослови их клинки смертью!

Кровь пролилась в белое как полдень пламя, горящее на жертвенном алтаре. Оно горело без дров или угля, а жар его не обжигал оратора, стоявшего к алтарю почти вплотную.

На миг великий храм озарился багровым светом, с жертвенника к потолку взлетели искры. Дым, пахнущий потом и каленой сталью, устремился к небу.

Бог-воитель принял жертву.

***

— Птун, вождь ветров, владыка волн! Для верных тебе да будет попутным ветер и ласковой волна! Прими же знак нашего почтения!

Молодой оратор опустил руки в большую чашу с морской водой. Он зачерпнул пригоршню мокрых серебряных монет и бросил их в жертвенное пламя.

Серебро сгинуло в огне, не оставив ни капли расплавленного металла. Хлынувший к потолку дым отдавал солью, свежей рыбой и разрядами грозы над морем. Стены храма дрогнули, когда по ним прокатилось подобие громового раската.

***

Когда триремы подошли к месту схватки, Ио тихо выбранилась сквозь зубы. Дело было даже хуже, чем они думали.

Стая юрких судов под черными парусами гнала по волнам массивное торговое судно. Так волки гонят к лесу тучную, испуганную овцу. Гарпуны и крюки летели в оба борта несчастного купца, стремясь опутать и удержать его для абордажа.

А рядом на волнах покачивались перевернутые и разбитые остовы маленьких лодочек. Орифийские рыбаки, вышедшие на ночной промысел. Должно быть, какой-то из кораблей налетел на них в горячке погони, или же их потопили неудачными залпами.

Капитан стиснула зубы. Гибель свободных граждан взывает к отмщению.

— Фаланга! Стрелы на тетиву! Целься!

Лучницы, как всегда, повиновались без промедления. Один удар сердца, чтобы выхватить стрелу из колчана и натянуть тетиву. Еще один удар, чтобы прицелиться в темные силуэты пиратских кораблей.

Первый выстрел в ночном бою всегда самый сложный. После него становится легче.

— Огонь!

Стрелы засвистели в воздухе.

Еще не достигнув цели, в высшей точке полетной дуги, стрелы занялись огнем. Пламя плясало на стальных наконечниках, не питаемое никакой смесью или растопкой, но жаркое, как маленький костер.

Тоскар-воитель явил свою милость.

В это же время ветер переменился. Черные паруса беспомощно схлопнулись, корабли бербаров сбавили скорость. Даже в темноте попасть по такой мишени для опытной лучницы с твердой рукой не больно-то сложно.

Горящие стрелы вонзились в борта, пробили черный холст парусов, посыпались на палубы. Гортанные крики и проклятия бербаров огласили ночное море.

Каждый пиратский корабль превратился теперь в большое огненное пятно в темноте. Вот почему после первого выстрела становится легче.

С большей частью вражеских судов не пришлось даже сближаться для абордажа. Паруса прогорали дотла. Экипаж бросался в море, спасаясь от пламени. Оставалось только дождаться, пока эти суда догорят и спаленными деревянными остовами пойдут на дно.

Но один корабль стрелы все-таки не достали. Видя, что удача столь безжалостно им изменила, пираты спешно повернули судно назад, на Юг. При виде этого бегства глаза Ио мстительно сузились.

Ну уж нет, трусливая падаль. За жизни рыбаков вы нам ответите.

— Сближение по правому борту! Приготовиться к рукопашной!

Женщины Фаланги издали краткий боевой клич. Ио готова была спорить, что не один смрадный бербар обмочился со страху от этого крика. Из ножен со зловещим шелестом показались гладии — прямые короткие мечи с широким лезвием, излюбленное оружие воинов Орифии.

Ветер раздул парус триремы и помчал ее в погоню легко, как брошенный по воде камень. Черный пиратский парус, между тем, лопнул от резкого порыва; безобразная дыра убила все надежды разбойников спастись от погони. Птун, должно быть, от души веселился, глядя на то, как наглые чужеземцы тщетно пытаются покинуть его воды.

Мечницы выстроились по правому борту в боевом порядке. Фибулы их плащей со священным знаком Фаланги — копьем, заключенным в лавровый венок — блестели в отсветах огня, как глаза демонов мщения.

***

Когда бьешься в союзе с самими богами, это почти пьянит. Кажется, что ты окована непробиваемой броней, а на сандалиях отросли крылья. Тело само подсказывает все нужные движения, и поражение кажется выдумкой пьяного поэта.

Едва Ио разжала канат и приземлилась на чужую палубу, как ее встретил вражий клинок. Но капитан среагировала моментально: гладий метнулся в ответ, и меч в руке бербара раскололся надвое. Мудрено было сказать, чего тут было больше: фехтовального мастерства Ио или благосклонности Тоскара. Капитан предпочитала думать, что эти вещи взаимосвязаны. Воитель благоволит тем, кто упражняет тело и совершенствует себя в ремесле войны.

Темнокожие, белозубые, с налитыми кровью глазами, бербары производили впечатление страшных противников. Но выучке и силе Фаланги они, изрядно уже струсившие, противопоставить ничего не могли. Мечи воительниц будто были заточены об алмазы; каждый удар отсекал начисто руку, ногу или голову.

С остатками шайки было покончено прежде, чем горящие корабли исчезли в пучине.

***

— Что они там сигналят? — устало спросила Ио.

От пота глаза щипало, и огненные сигналы со спасенного купеческого судна было не разобрать.

— Говорят, целуют землю под нашими ногами, — разъяснила младший командир.

— Так мы же не на земле.

— Никак нет, капитан, — невозмутимо кивнула командир. — Еще говорят, что пожертвуют в храмы десяток жемчужин. На молитвы за нас, стало быть.

— Всего десяток? Да ну! Спроси-ка лучше, нет ли у них на судне десятка статных мужиков. Я бы сейчас не отказалась.

Младший командир фыркнула, усмехнулась и Ио.

— Ладно, чего сидим? Всем триремам — обратный путь. Поплыли домой.

— Капитан! — раздался вдруг звонкий крик у борта. — В воде человек! Орифийка!