Истина - Эмиль Золя

Съ тѣхъ поръ, какъ началось это дѣло, онъ часто ходилъ по утралъ въ Бомонъ, навѣщая своего друга Сальвана, директора нормальной школы. Маркъ почерпалъ мужество въ разговорѣ съ этимъ достойнымъ человѣкомъ. Само зданіе школы, гдѣ онъ провелъ три года, съ восторгомъ подготовляясь къ своей дѣятельности, производило на него пріятное впечатлѣніе. Ему были дороги тѣ воспоминанія, которыя воскресали въ его душѣ; онъ съ удовольствіемъ проходилъ по классамъ, гдѣ слушалъ, бывало, столь интересные и разнообразные уроки, бродилъ по дортуарамъ, гдѣ каждый ученикъ самъ убиралъ кровать, по рекреаціоннымъ заламъ, переживая и тѣ часы, когда ученикамъ позволяли ходить по городу, вмѣсто того чтобы присутствовать на службахъ. Школа была построена на большой площади, въ самомъ концѣ улицы Республики; когда Маркъ входилъ изъ маленькаго садика въ кабинетъ директора, ему казалось, что онъ вступаетъ въ мирное убѣжище, и въ немъ снова просыпалась былая вѣра въ справедливость.

Однажды утромъ, придя къ Сальвану, Маркъ засталъ его очень раздраженнымъ, разстроеннымъ, что случалось съ нимъ рѣдко. Ему пришлось подождать въ пріемной. Вскорѣ изъ кабинета вышелъ посѣтитель, учитель Дутрекенъ, съ широкимъ бритымъ лицомъ и низкимъ, упрямымъ лбомъ; вся его фигура выражала высокомѣріе истиннаго чиновника. Войдя затѣмъ въ кабинетъ, Маркъ удивился волненію Сальвана, который, протянувъ къ нему руки, воскликнулъ:

— Другъ мой! Вы знаете ужасную новость?

Средняго роста, простои, энергичный, съ добрымъ, открытымъ и веселымъ лицомъ, Сальванъ обыкновенно встрѣчалъ каждаго съ улыбкой; сегодня глаза его горѣли гнѣвомъ.

— Что случилось? — спросилъ Маркъ съ тревогой.

— А! Вы еще не знаете?.. Да, мой другъ, эти негодяи осмѣлились… Дэ вчера постановилъ рѣшеніе; дѣлу данъ законный ходъ.

Маркъ стоялъ блѣдный, не въ силахъ произнести ни слова; Сальванъ указалъ ему на номеръ «Маленькаго Бомонца», который лежалъ открытымъ на столѣ.

— Дутрекенъ только что былъ здѣсь и оставилъ мнѣ этотъ гнусный листокъ, гдѣ напечатано рѣшеніе слѣдственнаго судьи; онъ справлялся у секретаря суда, и тотъ подтвердилъ ему это извѣстіе.

Сальванъ схватилъ номеръ газеты и, смявъ ее, съ отвращеніемъ отбросилъ въ уголъ комнаты.

— Ужасная, подлая газета! Она — тотъ ядъ, который губитъ и развращаетъ цѣлый народъ. Такія именно газеты своимъ мелкимъ враньемъ отравляютъ нашъ бѣдный, невѣжественный французскій народъ; онѣ создаютъ торжество неправды, потому что потакаютъ низменнымъ инстинктамъ толпы… Самое ужасное, что такія газеты распространены всюду, попадаютъ во всѣ руки, объявляя о своемъ безпристрастіи, о томъ, что онѣ не принадлежатъ ни къ какой партіи, что онѣ просто печатаютъ разныя извѣстія, фельетонные романы, популярныя научныя статьи, доступныя широкому круту читателей. Въ продолженіе долгихъ лѣтъ такая газета становится другомъ, глашатаемъ истины, ежедневной пищей невинныхъ и бѣдныхъ душъ, массы народа, которая не привыкла къ самостоятельному мышленію. И вотъ приходитъ часъ, когда она пользуется своимъ исключительнымъ положеніемъ, своимъ вліяніемъ на массу и за хорошія деньги передается на сторону реакціонной партіи, добывая себѣ богатство тѣмъ, что поддерживаетъ мошенническіе финансовые проекты и политическія шашни… Если боевыя газеты лгутъ и клевещутъ, это не имѣетъ такого значенія. Онѣ поддерживаютъ извѣстную партію, и ихъ знамя — не тайна для читателя. Такъ, напримѣръ, «Бомонская Крестовая Газета» подняла настоящую травлю противъ нашего друга Симона, называя его жидомъ, убійцей дѣтей и отравителемъ; однако же, это меня нисколько не безпокоило. Но то, что «Маленькій Бомонецъ» позволилъ себѣ перепечатывать грязныя и лживыя статьи, наглыя клеветы, собранныя въ помойныхъ ямахъ, — въ этомъ я вижу преступленіе сознательное, направленное къ тому, чтобы сбить съ толку населеніе и опоганить его душу. Пробраться сперва въ семьи подъ личиною безпристрастнаго добродушія, подбавлять затѣмъ мышьяку въ каждое блюдо, толкать честныхъ людей на самые отвратительные поступки, омрачить ихъ здравый смыслъ только ради того, чтобы способствовать бойкой продажѣ газеты, — вотъ въ чемъ состоитъ ихъ политика, и я называю это самымъ ужаснымъ, безпримѣрнымъ преступленіемъ… Будьте увѣрены, если Дэ не прекратитъ дѣла за неимѣніемъ достаточныхъ уликъ, то исключительно потому, что почувствовалъ давленіе общественнаго мнѣнія; несчастный, трусливый человѣкъ, — у него не хватило мужества; жена его, отвратительная женщина, толкнула его въ пропасть въ союзѣ съ «Маленькимъ Бомонцемъ», постоянно кричащимъ о справедливости, а на самомъ дѣлѣ разсыпающимъ сѣмена жестокости и коварства всюду, въ самую глубь человѣческихъ массъ; боюсь, что вскорѣ мы увидимъ, какую они дадутъ отвратительную и пагубную жатву.

Сальванъ упалъ въ кресло у своего письменнаго стола; лицо его выражало полное отчаяніе. Маркъ ходилъ, молча, взадъ и впередъ по комнатѣ, подавленный тѣмъ, что слышалъ; онъ исповѣдывалъ тѣ же взгляды, что и Сальванъ, и сознавалъ, что тотъ вполнѣ нравъ. Наконецъ онъ остановился и спросилъ:

— Но надо же придти къ какому-нибудь рѣшенію. Что намъ дѣлать? Допустимъ, что судъ постановилъ начать этотъ вопіющій процессъ; но вѣдь Симонъ не можетъ быть осужденъ, — это было бы черезчуръ чудовищно. Намъ нельзя, однако, сидѣть, сложа руки… Несчастный Давидъ, получивъ извѣстіе, захочетъ же что-нибудь предпринять… Что вы посовѣтуете?

— Ахъ, мой другъ! — воскликнулъ Сальванъ. — Съ какимъ бы удовольствіемъ я первый началъ борьбу, еслибы вы мнѣ только дали средства!.. Вѣдь вы не сомнѣваетесь въ томъ, что въ этомъ процессѣ замѣшаны мы всѣ, преподаватели свѣтскихъ школъ; вѣдь насъ хотятъ уничтожить вмѣстѣ съ несчастнымъ Симономъ. Наша нормальная школа, — вѣдь она воспитываетъ невѣрующихъ враговъ отечества, и я самъ, директоръ школы, являюсь исчадіемъ сатаны, создателемъ миссіонеровъ-атеистовъ, которыхъ они давнымъ-давно рѣшили стереть съ лица земли. Какое торжество для всей этой шайки конгрегаціонистовъ, когда одинъ изъ нашихъ учениковъ будетъ взведенъ на эшафотъ, обвиненный въ ужасномъ преступленіи! Бѣдная моя школа! Бѣдный нашъ домъ! Я мечталъ, что мы полезны, что мы нужны для нашей страны! Какія ужасныя минуты намъ еще придется пережить!

Въ его рѣчи вырвались наружу вся его глубокая любовь и вѣра въ свое призваніе. Этотъ бывшій учитель, затѣмъ инспекторъ, свѣтлый умъ, стремящійся къ прогрессу, имѣлъ въ своей жизни одну цѣль, когда принялъ на себя руководство нормальной школой: подготовить хорошихъ преподавателей, проникнутыхъ значеніемъ лишь экспериментальнаго знанія и освобожденныхъ отъ римскаго владычества; они пойдутъ въ народъ, научатъ его понимать свободу, истину и справедливость и посѣютъ сѣмена мира, потому что въ этомъ одномъ — спасеніе для человѣчества.

— Мы всѣ сгруппируемся вокругъ васъ, — сказалъ Маркъ съ волненіемъ, — мы не дозволимъ, чтобы вамъ помѣшали докончить благое дѣло, самое настоятельное и самое важное, необходимое для спасенія Франціи.

Сальванъ грустно улыбнулся.

— Много ли васъ, мой другъ? Много ли силъ соединится вокругъ меня?.. Вы да вашъ другъ Симонъ, на котораго я такъ разсчитывалъ; мадемуазель Мазелинъ, которая учительствуетъ въ Жонвилѣ; еслибы у насъ было нѣсколько десятковъ подобныхъ ей, то слѣдующее поколѣніе имѣло бы настоящихъ матерей, гражданокъ и женъ, освобожденныхъ отъ вліянія аббатовъ. Что касается Феру, то его умъ помутился отъ лишеній и слишкомъ озлобленъ для правильнаго сужденія… А затѣмъ слѣдуетъ безличное стадо людей, равнодушныхъ, эгоистичныхъ, подавленныхъ рутиной, которые озабочены тѣмъ, чтобы угодить начальству и заручиться его хорошимъ мнѣніемъ. Я оставляю въ сторонѣ ренегатовъ, перешедшихъ на сторону враговъ, какъ, напримѣръ, мадемуазель Рузеръ, которая одна замѣняетъ десять сестеръ, и которая выказала такую подлость въ дѣлѣ Симона. Я позабылъ еще несчастнаго Миньо, одного изъ лучшихъ нашихъ учениковъ, славнаго малаго, но неустойчиваго, способнаго и на зло, и на добро, смотря по обстоятельствамъ.

Сальванъ оживился и заговорилъ еще энергичнѣе:

— Вы видѣли этого Дутрекена, который вышелъ отсюда, — развѣ не обидно за него? Онъ — сынъ учителя; въ 1870 г. ему было пятнадцать лѣтъ; онъ поступилъ въ школу еще полный негодованія, проникнутый желаніемъ мести. Тогда все обученіе было направлено къ развитію патріотическихъ чувствъ. Требовались хорошіе солдаты; всѣ поклонялись арміи, этой святынѣ, которая тридцать лѣтъ стояла подъ ружьемъ въ ожиданіи будущаго дѣла и поглотила милліарды. Зато и создали милитаризмъ, вмѣсто того, чтобы заботиться о прогрессѣ, объ истинѣ, справедливости и мирѣ, которые одни могутъ спасти міръ. Вы видите передъ собой людей вродѣ Дутрекена, хорошаго республиканца, друга Гамбетты, антиклерикала, котораго патріотизмъ, однако, сдѣлалъ антисемитомъ, и который въ концѣ концовъ примкнетъ къ клерикаламъ. Онъ только что сказалъ мнѣ цѣлую рѣчь, пропитанную воззрѣніями «Маленькаго Бомонца»; Франція, по его мнѣнію, должна прежде всего прогнать евреевъ; затѣмъ онъ проповѣдывалъ поклоненіе арміи, возведенное въ догматъ, управленіе государствомъ въ смыслѣ спасенія отечества, которое въ опасности, свободу обученія, ведущую за собою развитіе конгрегаціонныхъ школъ, одурманивающихъ народъ. Въ этой программѣ сказывается полная несостоятельность республиканцевъ первой формаціи… А между тѣмъ Дутрекенъ — честный человѣкъ, отличный наставникъ, у котораго въ настоящее время пять помощниковъ; его школа — одна изъ лучшихъ въ Бомонѣ. У него двое сыновей младшими учителями въ нашемъ округѣ, и я знаю, что они вполнѣ раздѣляютъ взгляды своего отца и, какъ юноши, проводятъ ихъ еще съ большею энергіею. Куда же мы идемъ, если наши учителя проникаются такими идеями?.. Пора, давно пора создать другихъ руководителей для нашего народа, воспитать для его просвѣщенія болѣе свѣтлые умы, которые дадутъ ему настоящую истину, откроютъ ему чистые источники справедливости, добра и счастья!