Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

Глава 8

Они никогда не взбунтуются, пока не станут сознательными, а сознательными не станут, пока не взбунтуются.

Джордж Оруэлл. «1984»

Зима 1916.

В ту пору Виктору исполнилось двадцать лет. За два года, прожитые в Лондоне, он изменился, стал сильнее и жестче, многие видели в нем лидерские качества, и большинство удивлялось его работоспособности и ответственности. Лилина боготворила его, он стал лидером в их отношениях и теперь диктовал условия встреч, а не она, как это было раньше. Лилина молча соглашалась с ним, своим наркотиком, она хотела его постоянно и боялась, что он посмотрит на другую и бросит ее. Виктор обращался с ней, как с дорогой игрушкой, и она не достойна большего. Все, что держало его рядом с ней, — постель.

— Когда я увижу тебя? — близкая к рыданиям спрашивала она, когда Виктор уходил почти сразу после близости.

— Я напишу тебе, — отвечал он безразлично, целуя ее быстро в губы.

— Не бросай меня, — умоляла она, а он испытывал презрение.

Он ненавидел, когда женщина унижалась перед мужчиной, считал это слабостью, не достойной сильной натуры. Но привлекала болезненность по отношению к нему, нравилось играть на чувствах.

— Я не бросаю, — он посмотрел на рассвет; сегодня у него выходной, а до ужина у Гранджев еще много времени. Виктор скинул снова рубашку, приникая к ее телу.

Он ушел после обеда. День провел в библиотеке, пересматривая разную литературу, отвлекаясь от удручающих мыслей. Мария постоянно писала, и он отвечал; тянуло в бывший дом, но в то же время он видел его только в ужасных снах. Ему не хватало семьи, и наверное поэтому он любил бывать у Гранджев. Рамсея он считал отцом, Аманду — любимой кузиной, Урсулу — племянницей, Артура — братом, а Диану — младшей сестричкой. Только он не мог прочесть в зеленых глазах последней любовь. Одиннадцатилетняя девочка была влюблена в него, а он этого не понимал. Диана ждала, когда он придет к ним вновь и каждый раз с замиранием сердца слушала шаги в коридоре. Кто он? Часто спрашивала она себя, в нем читала силу и восхищалась им.

В тот день Виктор пришел снова. Она ждала за вышиванием в маленьком зимнем садике. Он сел напротив, смотря с улыбкой: он видит в ней только девочку. Прикусив губу, Диана пошла на зов Урсулы, а он остался. Когда она вернулась, Виктор был у ее отца, а на столе без конверта лежало забытое письмо. Диана знала, что так делать нехорошо, но все равно схватила лист. Изящный женский почерк, высокий слог, и, самое главное, от него исходила любовь.

Здравствуй, милый Виктор,

Я с ума схожу без тебя. Все ужасно скучно, родители предпочитают со мной ничего не обсуждать, а Руфус ходит с видом важной птицы. А я живу, как цветок, ожидающий дождя. Дублинское общество притаилось, мне кажется, что-то готовится. Ирландия хочет отколоться от Англии, а может, это просто мои догадки и домыслы. Манелл еще не вернулся, но я только и мечтаю, чтобы он погиб. У тебя все хорошо, и я очень рада этому.

Знаешь, я вчера вспоминала наше детство и, кроме аромата трав, больше ничего не помню. Кстати, вчера я научилась готовить вино; когда приеду, обязательно научу и тебя. Мы не виделись почти два года, и иногда мне кажется, что ты стал другим и будешь чужим. Прошу, не забывай меня и наше прошлое. Я очень люблю тебя и жду встречи с тобой.

С любовью твоя Мария.

Диана покраснела от злости и ревности. Значит, у него в Ирландии была любимая, и он скрывал это! Эта Мария — его невеста, это ужасно, наверняка, когда война закончится, он жениться на ней. Ужасно...

— Вам не говорили, что читать чужие письма плохо? — по-кошачьи произнес Виктор.

— Я... я... не... — она хотела было оправдаться, но он не дал.

— Думаю, вы должны извиниться, юная леди, — мягко сказал он.

— Но я... — он снова ее прервал, — я... просто...

— Диана, врать вы не умеете совсем, — изрек Виктор. — Да и вы слишком милы для этого.

— Она вам так дорога? — выпалила девочка, он сомкнул брови на переносице.

— Да, а почему не должна? — он посмотрел на нее.

— Вы ее любите? — робко поинтересовалась она.

— Да, она единственный мой родной человек, — она встала, смотря в его глаза. — Мы очень крепко с ней связаны.

— Вы же женитесь на ней? — он громко засмеялся.

— Пока ни наука, ни церковь не разрешили инцесты, — она засмущалась, удивляясь своему внезапному гневу. — Диана, вы ревнуете! Вот что: выбросите все из головы, я вам не пара, тем более, что я намного вас старше.

— Но вы... — она села.

— Я — это я, — он постучал костяшками по крышке столика. — Вы не знаете меня, просто нарисовали в голове идеальный образ, но я далек от него.

— Простите, — прошептала она, скрывая дрожь в голосе и теле.

— Я человек, который не хочет любить пока, — он обернулся, чтобы уйти. — Знаете, любовь — это не только желание быть вместе, но и еще желание смотреть в одном направление, даже на расстоянии. Любовь — это нечто большее, ваши родители наверняка это знали, — и он вышел, не дав ей хоть что-то сказать в ответ.

Он оставил ее в смятении, ее душу охватывали противоречивые чувства, и в следующий раз, когда он снова появился на пороге их дома, она поняла навсегда одно правило: никогда не унижаться перед мужчинами. Сильная женщина сделает так, чтоб мужчина ползал у нее в ногах. Потому что нет ничего невозможного. Виктор научил ее мечтать, именно его личность, окутанная аурой таинственности, подстегнула ее к осознанию места человека на земле. Чтобы завоевать его, ей надо вырасти, а еще стать умнее — только тогда он будет принадлежать ей всецело.

Диана посмотрела в окно: Виктор уходил. Но еще большее потрясение она испытала, когда с отцом прогуливалась по магазинам и увидела пылкое объяснение Виктора с какой-то дамой. Они не обнимались, не целовались, но их взгляды говорили, что страсть снедала их, он смотрел на свою любовницу с таким вожделением, что у Дианы засосало под ложечкой от волнения.

Ревность — не лучшее чувство, оно умаляет достоинство человека, рушит многое, и ей не место в ее сердце.

***

Весна 1916.

Мария стояла под своим дубом, смотря вдаль. В воздухе испытывалось какое-то неприятное ощущение. Оно летало в последние несколько месяцев. Когда она с матерью съездила в Дублин, заметила, как город притаился, и тогда она решила, что что-то затевается. Бывая в высшем обществе, Мария все больше осознавала, что многие воинственно настроены против англичан. Сама Мария скрывала свои взгляды.

Это был апрель, что она запомнит навсегда. Она отметила свое девятнадцатилетние, когда вернулся Дуглас Манелл. Он получил ранение, и его отправили в отпуск на месяц. Эдвард решил, что пора его дочери стать женой. Она так надеялась, что он погибнет, так мечтала, что никогда его не увидит. Но после его приезда появился еще один человек. Это был сэр Вильям Трейндж, ему было почти двадцать шесть лет, и он работал в Министерстве внутренних дел. Его отправили в Антрим для наблюдения за ирландским обществом.

Он появился неожиданно и сразу дал понять, что будет жить в Холстон-Холл. Мария увидела его, когда собирала в оранжерее розы для вина, он легко, как зверь, вошел, окинул ее взглядом. Длинные рыжие волосы она не заплетала, платье на ней было совсем простое, и выглядела девушка как простая служанка, а не как леди. Она уронила охапку. Он подбежал. Мария совсем оробела. Она смотрела на непрошеного гостя, внимательно изучая каждую черточку лица. У него были полные губы, что чувственно ей улыбались, искрящиеся фиалковые глаза, овальное лицо и высокий лоб, прикрытый черными, как смоль, волосами.

— Вы, — прошептала она, — вы...

— Сэр Вильям Трейндж, — произнес он. — Меня прислали сюда из Лондона.

— Лондон... — снова прошептала она. — Как там?

— Люди встревожены, — ответил он, — ведь идет война. Все не так, как хотелось вначале. Лондонцы потеряли свободу, у них нет прав на многие вещи, но зато милые дамы, благословленные архиепископом Кентерберийским, работают, как мужчины.