Попрыгунья - Энтони Беркли

— Э, да ладно, Роджер, — Колин замотал головой. — Твои доводы против Чалмерса шиты белыми нитками, и как ни верти, нитки торчат во все стороны.

— Видимо, ты до сих пор веришь, что убийца — это я? — рассердился Роджер.

— Не удивлюсь. Но если ты говоришь, что нет, давай поищем другого. Вот только Чалмерс не годится. Он совершенно не подходит.

— А по-моему, к нему все же довольно много вопросов, — не отступал Роджер. — Да, мне бы очень хотелось снять со стариной Чалмерсом некоторые из них. И не надо качать головой, как китайский болванчик — доводы против Чалмерса есть. Если убийца все-таки он, то, допустим, он указал такое время смерти, чтобы получилось, будто она умерла за полчаса до того, как он вернулся — мы ведь можем это допустить, правда?

— Да, но погоди, Роджер. Я…

— Нет, это ты погоди. Раз мы можем это предположить, то в его защите возникает большая брешь. Тогда в теории все выглядит так: вернувшись с вызова, доктор, вместо того чтобы зайти в зал, направляется прямиком наверх, в зимний сад, — за своей трубкой. Дальше то же самое. Он знает, что у него алиби — ни одна душа не видела, как он поднялся на крышу. И тогда ему надо только дождаться, как говорится, чистого горизонта — когда поблизости никого не будет, — снова сбежать вниз и опять подняться, с топотом и шумом, давая всем понять, что он вернулся. А следить за горизонтом он имел возможность, потому что дверь на крышу не видна ни из бара, ни с площадки лестницы. Надо было только притаиться там и подождать. Ну, как теперь?

— Очень гладко, спору нет. Но послушай, я…

— Нет, это ты меня послушай. В этом случае возражения, которые ты привел, лишаются оснований, и доводы против Чалмерса сильны как никогда. Даже еще сильнее. И более того — их легко можно проверить. Все, что надо сделать, — это узнать, куда его вызвали, а там тактично и мягко выведать, во сколько именно Чалмерс от них уехал. Конечно, эти люди могли не…

— Да выслушай меня, Роджер! — гаркнул Колин. — Я же как раз подумал…

— Молодчина, Колин, — похвалил Роджер.

— По твоей теории тот, кто убил миссис Стреттон — кто бы он ни был, одной рукой поднял ее, а другой накинул петлю. Так, что ли?

— Конечно. Для сильного мужчины…

— Да хватит про сильного мужчину. Значит, по-твоему Чалмерс сделал это именно таким способом и никаким иным?

— Да. Ну и?

— А не мог ли он, часом, сделать это одной рукой?

— Нет. А что? Ой… — Роджер осекся, наконец сообразив.

— Вот именно! — воскликнул Колин, бестактно упиваясь победой. — Роджер, голубчик, где были твои глаза? Ты знаешь не хуже моего, что у Чалмерса одна рука не работает. Он ею и мухи не удержит, чтобы накинуть той петлю на шею, не говоря о том, чтобы скрутить такую бабеху, как миссис Стреттон. Теперь тебе, может быть, хватит здравого смысла признать, что кто бы это ни сделал, это был не Чалмерс.

— Будь ты неладен, Колин, — раздраженно отмахнулся Роджер, — неужели надо об этом без конца талдычить?

Он попытался найти во всем этом хоть какой-то позитив. А то вся дискуссия коту под хвост! Что ж, зато теперь Чалмерса, как и Дэвида Стреттона, можно исключить. И ради одного этого потратить столько сил и времени!

Колин закурил новую сигарету.

— Ладно, Роджер, — сказал он, — ты меня убедил.

— Убедил? В чем?

— Что это не ты удавил миссис Стреттон, — флегматично сообщил Колин.

Глава 10

Дело против Дэвида Стреттона

Вопреки обещанию Роджера, в эту ночь они с Колином все-таки пошли спать часов около пяти. Когда Роджер проснулся, Колин уже завтракал. Дамы и Уильямсон еще не появлялись. Роджер немного досадовал, что встал так рано.

Рональд Стреттон застал его в столовой, равнодушно ковыряющего несколько заветренного вида яичницу с беконом.

— Знаешь что, Роджер, может, ты куда-нибудь сегодня торопишься, но я бы не хотел, чтобы кто-то уезжал, пока они окончательно не определятся. Не знаю, насколько это необходимо, — полиция вообще-то ни о чем таком не просила, — но по-моему, лучше бы все мои гости остались тут до понедельника.

— Я-то с удовольствием останусь, — согласился Роджер. — Но как-то не совсем удобно, рядом с…

— Тело утром увезли, в дом к брату, — объяснил Рональд. — Инспектор дал разрешение.

— О, понимаю. Очень оперативно — для воскресного-то утра?

— Еще бы! Дэвид сам все устраивал. Я предложил, пусть остается здесь до похорон — там маленький ребенок и все такое, — но Дэвид настоял.

— А дознание?

— Завтра в одиннадцать утра, здесь. Мне сдается, полиция захочет услышать твои показания.

— Да. Так дознание будет тут? Тогда не удобнее ли было в таком случае…

— Оставить Ину здесь? Да, мне тоже так показалось, но Дэвид вообразил, будто это помешает мне принимать гостей.

— Понимаю. Очень предусмотрительно с его стороны. А он?.. — Роджер заметил, что все чаще задает вопросы с многоточиями.

— Здоров ли он? О да, вполне. Для нас ведь не секрет, что смерть Ины принесла нам лишь огромное облегчение — причем ему больше, чем кому бы то ни было. Но разумеется, на дознании мы этот факт афишировать не станем.

— Не станем, конечно. Между прочим, когда я ложился спать, полиция еще не уехала. Полагаю, они вполне удовлетворены? — небрежным тоном спросил Роджер, наливая себе вторую чашку кофе.

— Более чем. Погоди, позволь за тобой поухаживать. В конце концов, с чего бы им быть недовольными?

— В самом деле, с чего бы? Но ты, кажется, немножко волновался вчера по поводу, так сказать, особенностей твоей вечеринки?

Рональд улыбнулся.

— Да. Боюсь, я об этом умолчал. Я просто сказал, что некоторые из гостей были в карнавальных костюмах. Не думаю, чтобы это снова выплыло до дознания, но если выплывет, я уж ничего поделать не смогу. В конце концов, мы не малые дети. Вроде бы никто не ждет от нас специальных мер предосторожности в связи со словом "убийца" или с виселицей, способной кое-кого натолкнуть на идею самоубийства, правда?

— Пожалуй. Но надо предвидеть, какой вой поднимет падкая до сенсаций пресса, если это все-таки всплывет. Для них это лакомый кусочек. "ЖУТКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

НА ДОМАШНЕЙ ВЕЧЕРИНКЕ"! "ДУРНАЯ ШУТКА ПРИВЕЛА К ТРАГЕДИИ"!

Рональд поморщился.

— Да, знаю. Все будет во многом зависеть от коронера. К счастью, я его неплохо знаю, вполне приличный парень.

— Тогда, считай, ты дешево отделался. Но все равно придется объясняться по поводу виселицы. Это-то ты как намерен делать?

— Виселица, — осклабился Рональд, — это тонкий комплимент присутствующему среди нас Великому Сыщику.

— Причем самого дурного тона. Полиция, наверное, прямо оторопела?

— Не в такой степени, как я думал. На самом деле инспектора это даже, по-моему, позабавило, хотя, конечно, он не имел права этого показать. Он славный малый.

— Так-так.

— Стоп! — перебил Рональд. — Кажется, телефон? Извини, я на минутку.

Несколько минут его не было.

— Марго, — объяснил он, входя, — решила узнать, как мы поживаем. Ну, я ей и выдал эту новость.

— Не думаю, что это ее особенно расстроило.

— Что нет, то нет, — улыбнулся Рональд. — Кажется, она все же взволновалась несколько больше, чем я ожидал, но это, наверное, от неожиданности.

— А твоя сестра? — спросил Роджер. — Как она сегодня?

— Я не стал ее беспокоить. Бедняжка так вымоталась! Она буквально свалилась с ног, когда инспектор ее допрашивал, и пришлось позвать Агату помочь отнести ее в постель. Ничего мало-мальски важного полиции она, конечно, сказать не могла, так что на самом деле это мало что дало. Пусть поспит до ленча.

— Пусть, пусть, — машинально ответил Роджер и взял следующий тост.

Колина Роджер застал в розарии с утренней трубкой.

— А, Роджер, — приветил он приятеля и добавил чуть язвительно: — Ну, как спалось?

— Спасибо, превосходно — нечистая совесть меня не беспокоила, — холодно ответил Роджер. — Надеюсь, твое соучастие в преступлении тебе тоже не помешало выспаться?

— Этому ничто не могло помешать, — честно признался Колин. — Вот интересно, почему Рональд устроил свой розарий в виде разрушенного древнеримского храма?

Роджер огляделся. Плоский овал лужайки, кольцом охваченный широкой и высокой клумбой, окружала в свою очередь низенькая ограда из красного кирпича, увенчанная высокими кирпичными колоннами, служившими опорой для вьющихся роз — и правда похоже на какие-то древнеримские развалины. Впрочем, в настоящий момент римские древности его интересовали менее всего.

— Не могу тебе этого сказать, Колин, — он уселся на освещенный солнцем кирпичный бортик. — Послушай, когда я оставил вас с Дэвидом вчера вечером в баре, а сам пошел на крышу — лучше бы я этого не делал! — чем вы-то занимались? Когда я вернулся, вас там уже не было. Вообще говоря, там уже никого не было. Вы что, вернулись в зал?