Попрыгунья - Энтони Беркли

— Нет, — сказал Колин. — Мне это совсем не по душе. Я ему уже сказал, что сразу после ленча отчаливаю.

— А-а. Ну а я думаю остаться. А как насчет дознания?

— Э, — доверительно произнес Колин. — Я там не понадоблюсь. С какой стати?

Роджер направился к дому. Раз он Колина не сумел убедить, то сам себя тем более. И, однако, был абсолютно уверен, что либо Дэвид Стреттон, либо Рональд причастен к смерти Ины, а другой брат выступил как сообщник — либо до убийства, либо после.

Рональд казался Роджеру даже более подходящим кандидатом в убийцы. Он решительнее, чем брат, и, похоже, способен быть беспощадным, если сочтет, что так надо. К тому же у Рональда двойной мотив — во-первых, беспокойство за брата, которого он явно очень любит, а во-вторых, личный интерес, чтобы Ина замолчала.

Правда, двойной мотив и у Дэвида — несчастное супружество и любовная связь на стороне. Хотелось бы знать, куда пошел Дэвид, когда расстался с Колином, размышлял Роджер. На крышу или нет? Время смерти предоставляет тут некоторую свободу маневра, что бы врачи ни говорили. Любопытно, как бы это выяснить?

Чем внимательнее он присматривался к этой новой версии, тем больше уверялся, что она правильная. Вначале он заблуждался, замороченный неверной тенью Чалмерса. Но теперь, рассматривая ситуацию непредвзято, понял, что простой метод исключения не оставляет другого виновного, кроме одного из двух братьев Стреттонов — Уильямсон и он сам не в счет; доктор Митчелл, несомненно, весь этот час был в зале рядом с женой; Майк Армстронг тоже не отходил от Марго; всех женщин следует отмести как не располагающих необходимой физической силой; по той же причине исключен и Чалмерс остались только Дэвид и Рональд. И еще, против них же, — алиби у Дэвида довольно слабое, а у Рональда таковое вообще не рассматривалось.

Что ж, удачи обоим.

Когда Роджер подошел наконец к дому, то решил, что не будет выяснять, куда пошел Дэвид, расставшись с Колином. Кто бы это ни совершил, хоть Дэвид, хоть Рональд, Роджер не имел ни малейшего желания вмешиваться. Убийству редко можно найти оправдание, но устранение такой язвы, как Ина Стреттон, и преступлением-то не назовешь. И самое лучшее в такой ситуации — просто не знать, кто это сделал, а еще лучше вообще ничего об этом не знать.

Однако входя в парадную дверь, Роджер не смог сдержать улыбки. Неужели Колин в самом деле до сих пор подозревает, что именно он, Роджер Шерингэм, один из всех, решился удавить Ину Стреттон? Или упрямый шотландец просто отбивается таким образом от обвинений в адрес Дэвида? Так или иначе, Роджера забавляла самая мысль о том, что он, Великий Сыщик Роджер Шерингэм, сегодня подозревается в убийстве.

Глава 11

Кактус под фуражкой

Инспектора Крейна Роджер нашел на крыше — тот беседовал с Рональдом Стреттоном. На заднем плане маячил констебль в униформе.

— Доброе утро, инспектор, — бодро поздоровался Роджер.

— Доброе утро, сэр. Забавно, но я вот только что говорил мистеру Стреттону, нельзя ли нам с вами тут поговорить.

— Надо же! Тогда я прибыл очень вовремя.

Роджер с любопытством огляделся. Днем он на крыше еще не бывал, а при свете она выглядела не совсем так, как в темноте. Во-первых, она оказалась значительно меньше, а во-вторых, решетчатая беседка находилась почти на самом ее краю, а не посередине, как ему казалось. А в центре как раз торчала виселица, и на ней по-прежнему болтались два оставшихся соломенных чучела. При свете солнца они выглядели нелепо и ничего мрачного в них не было.

Инспектор и Рональд стояли рядом с виселицей, причем последний украдкой подмигнул Роджеру, отчего тот ощутил легкую неловкость.

— Мы говорим о кресле, мистер Шерингэм, — объяснил инспектор немного смущенно и указал на кресло, лежащее на боку под самой виселицей.

Легкая тревога кольнула Роджера в грудь, но он ответил достаточно непринужденно:

— Да? И что же с ним такое?

— Видите, сэр, как оно лежит — точно под веревкой. Я провел замеры, и получатся, что бедная женщина легко смогла бы встать на него. Все эти прутья выдерживают даже мой вес — я пробовал, — так что ее бы тем более выдержали.

— Да, понимаю, о чем вы, — но, возможно, ею передвинули.

— Вот об этом-то я и хотел спросить у вас, мистер Шерингэм. Не было ли оно, на ваш взгляд, передвинуто прошлой ночью, когда вы и мистер Стреттон снимали бедную женщину с веревки?

Роджер посмотрел на Рональда так красноречиво, как только осмелился. Не хотелось бы, чтобы его ответ разошелся с тем, что мог рассказать Рональд.

— Трудно сказать, — ответил он осторожно. — Не помнишь, Рональд, его, случайно, не двигали?

И к ужасу Роджера тот весело отвечал:

— Вот уж чего не могу сказать. Кстати, я как раз говорил инспектору — я не помню, чтобы оно вообще тут валялось, когда мы снимали тело.

После секундного остолбенения, вызванного подобной тупостью, Роджер овладел собой.

— Значит, не помнишь? А я вроде бы припоминаю. Оно как раз оказалось у нас под ногами. Да, думаю, инспектор, кто-то из нас отпихнул его в сторону.

— Да, я понимаю, сэр, — согласился инспектор с некоторой озабоченностью в голосе, — но зачем его вернули обратно?

— О, ну может быть, кто-то снова пихнул его назад. И вообще, неужели это так уж важно?

— Нет, мистер Шерингэм. По-видимому, нет. Просто с этим креслом у меня была некоторая неясность, и я думал, вы смогли бы дать мне дополнительную информацию.

— Видите ли, инспектор, это не такая вещь, о которой можно сказать наверняка. Смею заметить, мне следовало точно запомнить местоположение кресла, когда мы пришли сюда с мистером Стреттоном, но боюсь, меня в тот момент куда больше заботило, жива ли миссис Стреттон и можно ли ее еще спасти.

— Да, сэр, разумеется. Я вас прекрасно понимаю. Конечно же, это совершенно не важно.

— И еще имейте в виду, что тут была большая суматоха. Мистер Стреттон, я, мистер Уильямсон и мистер Николсон. И полная темнота. Нет, думаю, это даже удивительно, что кресло сместилось совсем недалеко от своего первоначального места — оно легко могло бы оказаться в садике внизу.

— Да, без сомнения, вы правы, мистер Шерингэм, — согласился инспектор и что-то записал в своем блокноте. Но убежденности в его голосе было меньше, чем хотелось бы Роджеру.

Наконец Рональд Стреттон, который явно веселился, наблюдая за этой беседой, — произнес:

— Так это все, о чем вы хотели спросить у мистера Шерингэма, инспектор?

Все это очень мило, дорогой мой Рональд, думал Роджер, но есть такая штука — самонадеянность. Поразительно, как люди ухитряются спотыкаться об это кресло — то Колин, то вот теперь Рональд. Этот-то, очевидно, просто до сих пор не понял всей его важности.

— Да, по-видимому, это все, мистер Стреттон, благодарю вас, — ответил инспектор, как показалось, не очень уверенно.

— Вы тут уже все закончили?

— На настоящий момент — да, сэр.

— В таком случае пойдемте вниз и позвольте мне угостить вас, стаканчиком пива. Дело-то к полудню.

— Спасибо, мистер Стреттон, я бы охотно принял ваше приглашение, но мне надо к суперинтенданту. Сейчас переговорю с констеблем и тут же уезжаю.

Инспектор отошел в сторону и что-то сказал подчиненному вполголоса. Ни Роджер, ни Стреттон не расслышали его слов, да и не пытались.

— А ты, конечно, выпьешь пива, Роджер? — предложил Рональд, причем прозвучало это скорее как утверждение.

— Спасибо, — согласился Роджер. — Обязательно.

— Я вернусь сюда, как только провожу инспектора.

— Нет, — ответил Роджер. — Я спущусь с тобой.

Потому что нужно, чтобы закрытая дверь отделила их двоих от остального мира: настало время сказать Рональду пару крепких слов на предмет его идиотизма, а в бывшем баре теперь стало уже слишком людно.

Они торжественно проводили инспектора до парадной двери, болтая о погоде, после чего Стреттон позвал Роджера в свой кабинет.

— Бочонок у меня тут, — резвился Рональд. — Так удобнее. Этот шкафчик словно нарочно сделан под бочонок, а?

— Ну да, — сказал Роджер. — Слушай, Рональд…

Рональд оторвал взгляд от пивной кружки, которую как раз наполнял.

— Да?

— Я хочу сказать тебе, непроходимому болвану, одну вещь, коротко и ясно: не болтай больше, будто ты не помнишь, где лежало это кресло, когда мы снимали тело с веревки.

Рональд завернул кран, подставил вторую кружку и снова его открыл.

— А что такое? Почему?

— Потому что, — объяснил Роджер, сдерживая ярость, — наличие этого кресла, простофиля ты, означает самоубийство, а его отсутствие — убийство. Пошевели мозгами и сам поймешь.

Рональд Стреттон обратил вдруг побелевшее лицо к Роджеру, уставясь на него через плечо.

— Господи, — пролепетал он, — мне и в голову не приходило.