Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь - Сара Джаффе

иметь прислугу», – замечает Хантер. Две молодые женщины, арестованные за отказ согласиться на роль прислуги, разбили окна в тюрьме с криком: «Вы не заставите нас работать!» – и их приговорили к 60 дням работы в тюремной прачечной. В Нью-Йорке женщин из исправительных учреждений отправляли прислуживать в дома белых семей, живших на севере штата, тем самым лишая их той свободы, что предлагал большой город. Таким образом, тюрьма была высшей мерой наказания для женщин, которых общество, говоря словами Анджелы Дэвис, считало «неодомашненными и гиперсексуальными из-за того, что они отказывались существовать в парадигме нуклеарной семьи»[159].

Одновременно с этим в конце XIX – начале XX века сложилась концепция белой домохозяйки из среднего класса, способствовавшая укреплению нуклеарной семьи. Чтобы поддерживать иллюзию, что дом – это пространство любви, свободное от труда, белой домохозяйке требовалась помощь одной или двух служанок. До брака белые женщины могли работать вне дома, но после замужества должны были сосредоточиться исключительно на домашних делах. Вплоть до 1980-х годов в ходе социологических опросов большинство американских женщин определяли себя как «домохозяек». При этом многие женщины также работали в чужих домах – до 1950 года чаще всего те женщины, которые имели занятость вне дома, отмечали в документах в качестве рода деятельности графу «персональное обслуживание: частное домохозяйство». В этот период происходило закрепление гендерных моделей, но одновременно внутри этих моделей укреплялись классовые и расовые барьеры[160].

Противоречие между интересами нанимателей и домашних работников было особенно острым в сфере ухода за детьми. В отличие от других видов работы по дому, уход за детьми требует постоянного внимания и эмоциональной вовлеченности. Наниматели ожидали, что няни будут со всей возможной нежностью относиться к воспитанникам и любить свою работу. «Мы дарим чужим детям почти столько же любви, сколько дарили бы своим собственным», – рассказывала Дороти Болден, долгие годы проработавшая домашней прислугой. Но няни редко могли рассчитывать на ответные чувства. Если наниматели и говорили им о своей любви, то обычно пытались таким образом компенсировать отсутствие заработной платы[161].

Няни должны были выполнять свою работу с любовью. При этом у многих из них были свои собственные семьи, которым они не могли уделять достаточно времени из-за того, что нужно было заботиться о чужих детях. Они столкнулись с проблемой «второй смены» задолго до того, как появился этот термин: дома им приходилось бесплатно заниматься той же самой нудной работой, которую они выполняли за деньги в чужих домах. В 1930–1940-е годы, когда благодаря организованным действиям промышленных рабочих и реформам «Нового курса» рабочему классу удалось добиться повышения заработной платы и сокращения продолжительности рабочего дня, домашние работники трудились в прежнем изнуряющем режиме по 80–90 часов в неделю. Как и Адела Силли, они проводили гораздо больше времени с нанявшей их семьей, чем со своей собственной[162].

* * *

Домашние работники и прежде оказывали сопротивление, но с переходом к «Новому курсу» и успехом рабочих организаций начали размышлять о возможности создания профсоюза. Подобно Силли, они хотели провести более четкие границы между работой и домом, установить пределы возможных требований со стороны работодателей, ясно дать понять, что труд, которым им приходится заниматься в чужих домах, – это настоящая работа, которую нельзя выполнять, руководствуясь одной любовью.

«Новый курс» представлял собой результат компромисса внутри Демократической партии между либералами, выступавшими за равноправие белых и чернокожих, и расистами с Юга. По этой причине действие Закона о справедливых условиях труда (FLSA), определявшего минимальный размер заработной платы и устанавливавшего выплаты за сверхурочную работу, не распространялось на домашних работников и крестьян. Кроме того, перечисленные категории граждан остались лишены социального обеспечения. Государство, проводя реформы «Нового курса», призванные положить конец Великой депрессии, по-прежнему считало, что чернокожим женщинам должно заниматься работой по дому и уходом, тем самым подкрепляя идею об их «естественном» предназначении. Домашние работники надеялись, что они получат хоть какие-то гарантии после создания Национальной администрации восстановления (NRA)[163], но эти надежды не оправдались. Среди представителей класса нанимателей встречались отдельные сторонники реформ, но даже они в большинстве своем не одобряли государственное вмешательство в дела частных домохозяйств. В ответ на призывы ввести регулирование домашнего труда начальник отдела корреспонденции NRA А. Р. Форбуш написал: «Действие существующих законов не распространяется на дома частных лиц. Даже если соответствующий закон был бы принят, мы не смогли бы осуществлять предусмотренные им меры на практике»[164].

И тогда домашние работники начали объединяться. Можно сказать, что их профессиональные организации продолжали дело бастующих прачек, которые первыми стали добиваться признания ценности своего труда. Теперь все домашние работники также боролись за право существовать отдельно от своей работы, за то, чтобы их воспринимали как полноценных людей, жизнь которых не сводится к мытью полов и уходу за детьми. Требуя улучшения условий труда, они подчеркивали, что над жизнью американцев по-прежнему довлеет наследие рабства. В Нью-Йорке в те годы домашние работницы часто искали клиентов на улицах, и это явление окрестили «невольничьим рынком Бронкса». Элла Бейкер и Марвел Кук так описывали места, где работал «рынок»: «Здесь люди продают свой труд за мизерную плату, а человеческая любовь превращается в товар. Но назови это „любовью“ или „трудом“ – люди вынуждены идти на эти сделки из-за нужды». Унизительные условия подтолкнули женщин к самоорганизации: они требовали, чтобы с ними перестали обращаться как со скотом[165].

Женщины действовали совместно с общественными организациями, боровшимися за гражданские права. Домашние работники сыграли ключевую роль в бойкоте автобусных линий в Монтгомери в 1955–1956 годах[166]: они занимались сбором средств, объединялись с соседями и, конечно же, добирались на работу и с работы пешком, отказываясь пользоваться автобусами. Как объясняет историк Премилла Надасен, они возглавили движение, мобилизовав на бойкот работников других сфер, и разработали концепцию «коллективного сообщества», которое «сыграло важнейшую роль в противостоянии домашних работников со своими работодателями». Стремление защитить человеческое достоинство, ставшее причиной бойкота автобусов, также имело большое значение для домашних работников, бросивших вызов работодателям. Кроме того, в южных штатах автобусы стали тем местом, где домашние работники могли агитировать за улучшение условий труда[167].

Такие организации, как Национальный альянс домашних работников (созданный Дороти Болден в Атланте в 1968 году), объединили людей вокруг идеи о том, что они вовсе не исполняют свою «естественную» роль, а занимаются квалифицированным трудом. Так, домашние работницы не только боролись за установление минимального размера оплаты труда, но и требовали, чтобы их называли не горничными, а специалистками по