Тьма в хрустальной туфельке - Дж. Дж. Харвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элеонора подумала, что, может, не стоит и возвращаться. Она могла бы продать содержимое своей корзины любому, кто возьмёт, забрать деньги и скрыться в толпе. Что её ждало в Гранборо, что ей было там небезразлично? Разве что воспоминания – и, конечно же, Ифе. Теперь, когда Леи не было, а Дейзи была прикована к кухне, мистер Пембрук займётся Ифе, если Элеонора уйдёт. Этого девушка не могла допустить.
«И кроме того, – подумала она, проходя мимо подметальщика, всё ещё чувствуя ноющую боль в висках, – куда идти?» Если в Лондоне и было место, безопасное для молодых девушек, она не знала, где это. Истории ходили разные. Благочестивые деревенские девушки находили объявления о чистом, ухоженном и абсолютно приличном пансионе, а оказывались в борделе, откуда им уже не позволяли уйти. Чтобы найти безопасное место для жизни, недостаточно было просто постучаться в чистую блестящую дверь и вежливо попросить. И даже если она бы всё-таки нашла такое место, кто бы впустил её без рекомендаций и без денег для съёма жилья?
Капли дождя коснулись щеки Элеоноры, посеревшей от копоти и печного дыма. Вскоре дождь уже хлестал по брусчатке, грохотал по крышам, точно множество сыпавшихся монет, и улицу охватил шум, когда толпа людей поспешила спрятаться от ливня. Торговец клубничным мороженым бросился к своему аппарату, прикрывая животом товар. Цветочницы с визгом бросились в укрытие, держа подносы над головами. Волынщик спрятал инструмент под куртку и побежал к ближайшей церкви, забрызгав ноги гостей свадьбы, собравшихся у крытого входа на кладбище. Единственный, кто выглядел абсолютно счастливым, был коричневый пёс мясника, катавшийся под дождём.
Конечно же, теперь Элеонора могла полагаться на свои желания.
Но должна ли? Она потеряет душу, если загадает их все. Кроме того, многое в этой сделке казалось неправильным. Улыбка черноглазой женщины была безмятежной, а голос казался странно знакомым, но эти глаза… Элеонора вздрогнула.
И теперь Лиззи была мертва. Элеонора загадала желание, и Лиззи умерла.
Девушка убеждала себя, что это было просто совпадением. Её первое желание было таким прелестным – чудесные туфельки, появившиеся как раз на восходе солнца, словно подарок из сказки. Её второе желание – если оно действительно сбылось – было совсем не похоже на первое. Возможно, черноглазая женщина замыслила что-то иное, а Лиззи погибла прежде, чем незнакомка успела это осуществить?
Элеонора чувствовала, как сникает. Даже в её собственной голове это звучало как жалкое оправдание.
Она направилась обратно в особняк Гранборо. Вода заливалась за ворот платья, несмотря на шляпку. Улица приобрела цвета взбитой грязи и птичьего помёта. Дождь хлестал между булыжниками брусчатки, и каждая капля была грязной, как монета, которая прошла через слишком много рук. Мутной воды было так много, что подметальщики как будто пытались смести прочь целую реку. Элеонора поспешила по тротуару и накинула на голову шаль. Мимо промчался кэб, и она, бросившись прочь, натолкнулась на старуху, стоявшую у тележки с горячим картофелем. Старуха выругалась, но Элеоноры уже и след простыл. Её окликнул какой-то уличный торговец, предлагая кружку с кофе. Мокрый нищий потянулся к ней, и в единственном его глазе застыла мольба. Мужчина с подносом «Оздоровительные тоники», висевшим у него на шее, попытался схватить девушку за руку. На площади стоял жалкий шарманщик – дрожащая обезьянка свернулась клубочком в воротнике его куртки. С каждым поворотом рычага шарманки над улицей раздавался вой.
Кто-то толкнул девушку под рёбра. Чья-то рука пошарила по её бёдрам, и трудно было сказать, хотели ли пощупать её или её кошелёк. Чей-то зонт прорезал дымку, и Элеонора поспешно увернулась, прежде чем спица поцарапала ей глаз. Кутаясь в шаль, она спешила вперёд, а внутри нарастал тошнотворный страх, скручивавший внутренности.
Элеонора заставила себя осуществить задуманное. Смерть Лиззи ничего не изменила. Ей нужны были деньги, которые Лиззи украла. Конечно же, Лиззи не могла потратить двадцать пять фунтов за один присест! Это ведь почти трёхлетняя зарплата. Наверняка она солгала! А если и нет, Элеонора взяла бы то, что купила Лиззи, и продала.
«Конечно, я могла бы просто пожелать получить свои деньги обратно», – думала девушка, поднимаясь по узкой лестнице для слуг. Но слова: «Я хочу, чтобы в кои-то веки ты просто остановилась!» – крутились у неё в голове, возвращая её мыслями к бледному распухшему лицу Лиззи. И пустые глазницы черноглазой незнакомки вырисовывались в памяти Элеоноры, огромные, непостижимые…
Девушка отбросила эту мысль. Нет, так не было и, конечно же, просто не могло быть.
Носком туфли она приоткрыла дверь в комнату Лиззи.
Ящики были выдвинуты, простыни – в беспорядке, а соломенный матрас кто-то вскрыл и обыскал. Что бы ни искали полисмены, они устроили тут настоящий беспорядок. Элеонора вошла в комнату и заглянула в комод. Она потянулась к первой стопке чулок и отдёрнула руку, представив, как огрубевшие пальцы Лиззи аккуратно складывали и убирали эти вещи. Пот стекал по шее, пока она рылась в чулках и сорочках Лиззи, прислушиваясь к шагам на лестнице, стараясь избавиться от тошноты.
Наконец она нашла – пальцы наткнулись на что-то твёрдое, и Элеонора поспешно достала… Это оказался кожаный кошель. Сердце заколотилось, когда она резко открыла его… но тот был пуст. Двадцати пяти фунтов Элеоноры как не бывало.
Девушка уже развернулась было, чтобы уйти, когда что-то привлекло её внимание – кувшин и умывальник из узорного белого фарфора, слишком изысканные для простой аскетичной комнаты старшей горничной. Лиззи была старшей и имела право на бо́льшую порцию утреннего чая и первую порцию в ходе каждого приёма пищи, сразу после кухарки и экономки. Но на такие вещи она не имела права.
Элеонора подкралась ближе. Кувшин поставили под кровать. Девушка наклонилась и вытащила его… Узнавание было словно пощёчина.
Этот кувшин принадлежал ей – то была часть набора, которым пользовалась сама Элеонора, который миссис Пембрук специально для неё выбрала. Девушка думала, что его продали, а оказалось, всё это время его прятала Лиззи.
Волна гнева захлестнула её. Элеонора схватила кувшин и умывальник и отнесла их к себе в комнату. Руки у неё дрожали. Не было ничего, что Лиззи бы не отобрала у Эллы! Что ж, теперь Элеонора собиралась забрать это обратно, а Лиззи ничего не могла с этим поделать, потому что в кои-то веки остановилась…
Элеонора чуть не выронила кувшин. Гнев улетучился, уступив место леденящему страху.
Она поняла.
Дождь протекал через крышу особняка Гранборо, просачивался в чердачные комнаты служанок. Ифе и Дейзи побежали наверх со всеми вёдрами, какие только сумели найти, и снова спустились в кухню,
