Командировка в Индию - Татьяна Николаевна Соколова

Слесарь Виктор чувствовал себя на высоте, наконец, все заметили, как ему приходится выкладываться на работе. И, закончив с основным блюдом, он небрежно накидал в тарелку целую гору крупных креветок и шелушил их как семечки, раскидывая вокруг себя очистки. Сидеть рядом с таким типом было противно.

– Эй, ты, черномазый, – позвал он официанта, указывая пальцем, – give me7, как ее там, еще тарелку. Лиза, как его подозвать?

– Его зовут Рассел, он старший официант, родом из Гоа, – сказала Лиза.

– С какой стати я должен звать этого папуаса по имени. Кто он такой?

Рассел уже был в возрасте и все его тут уважали. Когда он работал с утра, то всегда приносил Лизе кофе, сваренный по собственному рецепту, а Генычу и Грише в определенных случаях, которые он безошибочно угадывал, – специальный напиток для поправления здоровья.

– Он христианин, между прочим, – Лиза подняла на Виктора глаза. – А ты кто такой? Ты обычный слесарь и безбожник, а он старший официант.

– Ты бы лучше помолчала поучать. Все они тут сэры, – плевался очистками от креветок Виктор, – сама ты!.. эта самая. Я все про тебя знаю.

Лиза внутренне сжалась, Томилин поморщился и развел руками, а Геныч, отложив свой чесночный нан, встал, по боевому подтянулся и указал Виктору на свободный стол. Тот напыжился, но, не найдя сочувствия у присутствующих, злобно промолчал и пересел вместе со своими креветками.

Виктор, на вид Атлет-олимпиец, внутри был самовлюбленным и наглым. Он все время выискивал способы, как сэкономить деньги, переводимые для оплаты проживания, спорил на стойке то о количестве дней, то доказывал, что уже заплатил, а они, бестолочи, тут все перепутали. И Лизе приходилось в таких случаях разбираться с администрацией. Если такой тип начнет про нее трепаться, он не остановится, и жди неприятностей.

Лиза вернулась в номер в скверном настроении. За окном город погружался в темноту ночи, жизнь из улиц и переулков переместилась на залитую светом фонарей набережную Марин Драйв. Внизу, в ресторане гуляла свадьба. Рядом с отелем за уздечку водили разукрашенную гирляндами лошадь, на которой восседал жених в белом камзоле, расшитом золотом; за ним двигалась процессия с невестой, наряженной в красное, как это принято в штате Махараштра. Звенели бубенцы на упряжке, а завершали процессию барабанщики и гости.

Этот город никогда не замирал ни на секунду, как в колесе Сансары, жизнь постоянно гасла и возрождалась под неумолкающий шум. Какое-то неприятное предчувствие подтачивало Лизу до тошноты и обещало бессонную ночь. И она решила выйти прогуляться. Надела юбку ниже колена и рубашку с длинными рукавами и, быстро пробежав прохладный холл, окунулась в приятное тепло ночи.

На парапете, отделенном от моря широкой полосой волнорезов в виде бетонных тетраподов, сидели парочки, семьи с детьми, пожилые люди; мимо них плыла толпа, кто-то проносился на роликах, мальчишки разносили чай и кофе в огромных термосах, другие, как коробейники, торговали с лотков пирожками и сладостями. Европейцы в этой толпе встречались редко, и от этого Лизе становилось не по себе. Но она быстро успокоилась, прониклась всеобщим умиротворением, которое висело в воздухе, словно благодарственная молитва за прохладу и легкий бриз богу Луны Соме. Скудная роса сошла на листья растущей вдоль набережной вечнозеленой диллении; ее сладкие плоды неправильной формы здесь называют чалтой или слоновыми яблоками. Днем на солнце длинные листья дерева выглядели как пластик и на ощупь казались восковыми, а вечером они оживали. Лиза проходила квартал за кварталом, иногда поглядывая на другую сторону дороги, где пугающая темнота пряталась в узких улочках, разделяющих кварталы.

– Добрый вечер, мэм, – услышала она за спиной.

Ее догнал пожилой индус.

– Привет, – ответила Лиза, – сегодня кажется совсем не жарко.

Она познакомилась с ним, когда в первый раз вышла вечером на прогулку. Бывший преподаватель университета, долговязый и жилистый, с выступающим как груша носом на худом лице и взъерошенными вьющимися волосами, регулярно совершал вечерние пробежки трусцой, и всякий раз извинялся и нижайше просил разрешения побеседовать с мэм. Сбиваясь, он рассказывал про то, как еще совсем недавно работал в университете, спрашивал, как там дела в России: движется ли народ в сторону западной культуры или сохраняет свои традиции. Он говорил сбивчиво и быстро, и Лиза с нетерпением ждала, когда он, наконец, потрусит дальше.

Лиза шла неспешно, глядя на небоскребы вдали, которые тут упорно строят, несмотря на нехватку воды, – соревнуются с Гонконгом. Строят рядом с трущобами, потому что трущобы находятся на дорогих землях с видом на море. «Интересно, – думала Лиза, – если они выгонят всех трущобников, кто им будет прислуживать?» И повара и прислуга в домах, в основном, из трущоб, не говоря уже о дворниках и прочем вспомогательном люде. И труд их так дешев, что прислугу может себе позволить любой работающий, а проблема мигрантов здесь совсем не актуальна, даже на стройках.

Она уже собиралась повернуть назад, как к ее ногам бросилась белая болонка. Ухоженная, хорошенькая. Лиза остановилась и заговорила с собакой. Хозяева сидели на широком парапете – немолодая пара. «Зоро», – крикнула хозяйка, но собачка не слушалась, ластясь к Лизе. Разговор завязался сам собой, неспешный и осторожный; пара к ней присматривалась, а Лиза, вспомнив перепалки с Сурешем, боялась обмолвиться и ненароком обидеть их. Ей хотелось завести индийских друзей, которые могли бы рассказать о жизни в этой стране. И только беседа начала складываться, как подошел парень с обезьянкой, и Лиза поморщилась от отвращения, потому что те, кто водит обезьян, выдирают им клыки. Кроме того, у мартышки в носу было кольцо для веревки, за которую хозяин сильно дергал, если животное не слушалось. Он назойливо предлагал Лизе подержать на руках обезьянку за десять рупи, а она брезгливо отмахивалась от него рукой. Потом накинулись двое попрошаек. Но денег у нее с собой не было, и женщина, которую звали Аванти, кинула им мелочь. Как раз до этого момента Аванти спрашивала Лизу, нравится ли ей в Индии. И наверняка рассчитывала получить ответ о высокой духовности людей, демократии и тому подобное. Но вдруг Лиза выпалила:

– Он что, не боится испортить себе карму? Мучает бедное животное.

– Это и есть его карма, – хладнокровно ответила Аванти, как будто читая линию судьбы несчастного.

– Какая огромная разница между людьми, живущими там, Лиза показала на огни небоскребов на Малабарском холме, – и теми, кто живет на улице.

Большие усталые глаза Аванти изучали Лизу, она переглядывалась с мужем, как будто спрашивала его согласия на продолжение беседы с