Наше время. 30 уникальных интервью о том, кто, когда и как создавал нашу музыкальную сцену - Михаил Михайлович Марголис

на поток. Однако во второй половине 1990-х он перепрофилировал свою профессиональную деятельность и, прощаясь с веком и фартовой молодостью, снял (по его утверждению) – «самый правдивый российский фильм о шоу-бизнесе» – «Ландыш серебристый», где дебютировала актриса Олеся Железняк, саундтрек записали Анжелика Варум и Леонид Агутин, а одну из главных ролей, разумеется, сыграла первая жена Кеосаяна – Алена Хмельницкая.

В декабре 2000-го фильм презентовали под звон бокалов в питерской «Авроре» и столичном «Пушкинском», а несколькими месяцами раньше я встретился с Тиграном в его кабинете на «Мосфильме».

– Что побудило тебя, снявшего около 70 клипов и примерно столько же рекламных роликов, оставить прибыльное дело?

– Честно? Не хочу больше объяснять намного более глупым и гораздо менее образованным людям, в чем я прав и не прав. Не желаю слушать их непрофессиональные рассуждения и советы, на которые они имеют право лишь потому, что дают деньги.

– Но основа твоей нынешней финансовой независимости – результат общения как раз с такими людьми и клипмейкерская деятельность?

– Скорее, эту независимость создала работа с моим братом, гендиректором нашей фирмы, компаньоном – Давидом Кеосаяном. Независимость эта достигалась медленно и тяжело с 1993-го года. Сегодня я уже могу что-то себе позволить и от чего-то отказаться.

– Назови самые значимые свои клипы, качеством которых удовлетворен до сих пор?

– Их четыре. «Не наточены ножи» Шуфутинского, «Посмотри в глаза» Ветлицкой, «Я тебя отвоюю» Аллегровой и, безусловно, «Скрипка-лиса» Саруханова. Это вообще лучшая моя работа. Потенциально она могла бы стать фильмом, затрат там, во всяком случае, было как на фильм.

– А «Ландыш серебристый» это послание кому?

– Это кино про шоу-бизнес. Причем фильм я считаю честным, моим, неконъюнктурным, хотя проект задуман как коммерческий. Захотелось заняться сразу всем. Ведь раньше всегда приходилось снимать по чьему-то заказу. На сей раз мы, то бишь я, мой брат Давид, наша фирма, спродюсировали и сделали кино сами – от и до. К тому же тут постоянно слышатся от коллег жалобы на отсутствие у нас нормального проката и, как следствие, на нерентабельность новых фильмов. Мы решили убедиться в верности таких суждений на собственном опыте. Поэтому занялись и прокатом картины. Сейчас ее копии попросили уже 80 городов.

– Настолько комфортно себя ощущаешь, что готов на личном примере ставить эксперименты по рентабельности фильмов?

– А на ком еще ставить? На соседях, что ли? Мы же экспериментируем на коммерческом материале. «Ландыш серебристый» – вариант беспроигрышный. У него имеются все предпосылки для рентабельного фильма: история, подбор актеров, некий скандальный флер, всегда возникающий, когда речь заходит о шоу-бизнесе. Тем паче о нашем, доморощенном, ужасающем шоу-бизнесе. Согласись, при всей любви трудно рассуждать о рентабельности на примере фильмов «Хрусталев, машину!» или «Дневник его жены».

– Не жаль тратить ресурсы и эмоции на тему, которую сам окрестил «ужасающей»?

– Нет. Когда начинаешь снимать картину, желательно хорошо представлять предмет повествования. К тому же мое кино не просто рассказ о двух продюсерах, потерявших одну певицу и нашедших другую. Я касаюсь вечных тем: любви, счастья, разочарований, поиска друг друга, просто использую для этого среду шоу-бизнеса, как детально мной изученную. В сущности, я некоторым образом принимал участие в формировании российской шоу-индустрии. Когда в 1988-м приступил к созданию клипов, рядом почти никого и не было. Андрюша Комаров, ушедший затем в другое дело. Хлебородов, Песоцкий да Кеосаян, вот и все. За эти 12 лет я много интересного повидал, сталкивался с такими вещами, о которых без смеха или содрогания и говорить-то нельзя. Видел, как из ничего раздувается событие, как делают звезд, как возникают кланы, как действуют светские журналисты и т. п. Взгляд мой на подобные вещи саркастический. И в «Ландыше серебристом» сие будет заметно. Возьму на себя смелость сказать, что в России это первый правдивый фильм о шоу-бизнесе. Его идею предложила Гана Слуцкая, с 1991-го живущая в Израиле и имеющая, конечно, специфическое представление о происходящем здесь. Поэтому окончательный вариант сценария мы писали с ней вместе.

– Наверняка тебя не раз спросят, почему Стоянова ты пригласил без Олейникова?

– Вот еще один аргумент, подчеркивающий, что я не действовал по шаблону. Мне нужен был конкретно Стоянов. Точно так же, как конкретно Цекало, без Лолиты. Они играют двух – антиподных по жизни – друзей-продюсеров. Один бойкий, нахрапистый, запойный, периодически «зашивающийся», другой – интеллигентный, острожный, спящий с сеточкой на голове. Так вот запойный – Саша. Представляешь, насколько это расходиться с его имиджем. А Юра, который в «Городке» всегда слегка хамоват, играет вежливого, тихого, «в сеточке». Цекало и Стоянов необходимы мне в этом фильме как люди, тоже знающие шоу-бизнес изнутри, и к которым у зрителя возникнет доверие, когда они станут изображать представителей данного мира.

– Почему название фильма такое сусальное – «Ландыш серебристый»? На ум как-то сразу приходят «голубь сизокрылый», «конь вороной» и т. п.?

– Во-первых, духи такие были, во-вторых, слоган рекламной кампании фильма звучит так: «Это именно тот аромат, которым не пахнет наш шоу-бизнес». Я свыкся с этим названием. Мне нравится.

– В твоей судьбе, судьбе твоего брата велика ли роль отца, Эдмонда Кеосаяна?

– Сначала, просто для соблюдения фактологической точности, скажу, что на «Мосфильм» мы пришли в 1993-м, а отец в 1994-м умер. Последние три года он ничего не снимал.

Если вспоминать более далекие времена, то было так: в 83-м, когда я поступал во ВГИК и не поступил, отец сказал: «Понимаешь Тигран, в нашем деле ни за что не спрячешься, экран все покажет. Я, конечно, могу за тебя посидеть ночью в монтажной и смонтировать фильм. Ну будут знать об этом позоре человек восемь. Плевать, страна-то не узнает. Однако, работать с актерами, съемочной группой я за тебя не могу. Ты понимаешь, что делаешь, куда идешь?». Я ответил: «Да, папа, понимаю». И то, что нами с Давидом сделано, сделано самостоятельно. Хотя нельзя не оценить влияние отца на мой характер и лучшие мои работы.

Конечно, на «Мосфильме» нам в чем-то было легче, чем многим. Папа не оставил после себя дурной славы. На нас не висел ярлык детей подлеца, негодяя, карьериста или лицемера. Нам нужно было просто не облажаться, не опозорить отца. Это помогало и подстегивало.

– А во ВГИК-то почему сразу не поступил?

– Это очень долгая история. Если вкратце, то здесь как раз фигура отца сыграла негативную роль. Вмешалась его биография, старые отношения кое с кем из коллег. В принципе не было случая, чтобы сын кинематографиста не окончил ВГИК. Всем известно, это институт семейный. Так получилось, что в год моей первой попытки туда поступить