Чужие - Фло Ренцен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зрачки у Рози расширены, в мозгу, как видно, мечутся догадки. Взгляд ее обещает, что к этому разговору мы с ней еще вернемся.
Неужели она вот так вот, сразу обо всем догадалась? А я рада сменить тему, потому что… возбудилась, кажется.
— Девчонки, вы ж сегодня с нами тусить идете? — спрашивает Йонас, один из ребят-инженеров, самодовольный кареглазенький вуменайзер, подкачанный симпатяга и вообще-то архитектор по образованию. Непонятно, в шутку или всерьез спрашивает.
Они воспринимают нас с Рози как единое целое, а сейчас, похоже, как этакую парочку девчонок, с которыми можно отдохнуть два-на два. Или два на сколько там.
— Да че ты врешь, — говорит Рози, — закрыто все…
— Корона-клаббинг. Места надо знать.
К себе, что ли, заманить решил.
— Попахивает Кройцбергом, — со знающим видом рассуждает Рози.
— Кройцберг многие недооценивают, дорогая.
— Только если ты пообещаешь, что там снова будет массовая драка, дорогой, — поет Рози, загадочно улыбнувшись. — Самая такая настоящая, с разборками с полицией, проверкой документов и наездами от ведомства зравоохранения.
— Хм-м, тут возможен трудняк. Думаю, это у них не каждую неделю, — примазывается к ее подколу Йонас. — Через. Да и корона.
Хмыкаю, потому что это мое идиотское состояние дрожащего, трепещущего возбуждения сделало меня по-идиотски смешливой.
Моя реакция воспринимается Йонасом, как должное. Кроме того, он, похоже, привык к беспрепятственному дейтингу и даже несмотря на корону не испытывает ни малейших затруднений в забитии планов на выходные. По телосложению и манерам Йонас подозрительно напоминает Миху, только Миха меня, кажется, никогда так не клеил. Еще Йонас, очевидно, сколько себя помнит, был популярным у девочек-девушек-женщин, некогда любил с невозмутимой миной смешить в школе одноклассниц, в чем неизменно преуспевал, а ныне ответки-смехи над его шутками принимает с привычной готовностью.
Продолжая рассказывать сказки про вымерших динозавров, Йонас обещает проникновенно и серьезно:
— Например, если на той неделе были разборки и бардак, значит, на этой — что? Правильно, будет мало народу, куча свободных столиков и спокойная, расслабонная обстановка. Так что, идем?
Этот вопрос направлен уже напрямую ко мне (а не фиг безнаказанно лыбиться).
— Нет уж, — не соглашается Рози. — Мне, как румынской девушке, экшн надо. Опасность. А «скучно» я не люблю.
— Ты не понимаешь. Мы для того вас с собой и зовем — чтоб не было скучно.
— «Нас — с собой» — Рози полушутя-полувозмущённо фыркает, хоть ей и импонируют его самоуверенные домогания. — Это мы можем сжалиться и взять вас с собой.
— Так сжальтесь. Возьмите.
Черт его знает, с самого начала он на меня, что ли, нацеливался.
— У меня не получится, — отвечаю с вежливой улыбкой. — Я обещала маме велнес-уик-энд.
— М-м-м, — замечает он, — корона-велнес?
Сухо-вежливо сжимаю губы в знак того, что заценила «уважение».
Йонас делает неопределенный жест рукой, означающий, вероятно, что «нет, так нет», «маме — это, конечно, святое», но и что «к этому разговору мы еще вернемся».
Короче, я благополучно «нажила» себе: чувствую, теперь он периодически будет пробивать из одного только спортивного интереса.
— Ничего, что отшили? — спрашивает позднее Рози. — Погулять не хотела?
Ответ ей известен. Была охота строиться в рядок «девочек», которых осчастливил или осчастливит Йонас.
И вообще:
— Не-а, — улыбаюсь таинственно. — У меня и правда планы. Я ж ведь тоже экшн люблю.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Экшн или Lillet
— Катарина, а можно узнать… о чем ты думала?
Хм-м?..
— С чего, я говорю, решила, что наша фирма — это дешевый, грязный почасовой отель…
Хм-м-м?..
— …в котором ты можешь устраивать порнушную развлекуху для всяких проходимцев?
Хм-м-м…
— Можешь плевать на ограничения, без зазрения совести подставлять нашу задницу — нашу, не твою — под штрафы и административные наказания, которые неизбежно навлекут на нас твои секс-эпатажи со всякими нестерильными субъектами?
Хм-м-м-м…
— Я понимаю, наш «бедный, но сексуальный» город — оплот так называемой либеральной легкости. Я знаю, что мораль — явление, вымершее подобно динозаврам. Не мне тебя осуждать за твое поведение. Но то, что ты творишь — не только пошло, безответственно и несерьезно — Катарина, ты ведешь себя безвкусно, ей Богу.
Хм-хм-хм-м-м…
— Тебе смешно? Ты, может, спятила?..
Ей Богу.
Я смеюсь.
Смеюсь и корчу рожи своему грушеобразному отражению в медном пузе маминого кофейника. Он вытянул мое лицо подобно кривому зеркалу в комнате смеха и наезжает на меня самым нешуточным вышеупомянутым образом.
Свежо-то как у мамы на балконе, не холодно. Как будто май, но после дождя.
Да, это у мамы — у меня ведь нет кофейника. Я завтракаю у нее во Фридрихсхайне.
По случаю моего прихода мама напекла блинчиков, а я купила в русском баночку красной икры — раньше мы с ней сроду с таким блины не ели. А я пообещала ей, что после завтрака у нас с ней комби-маникюр, который сделаю ей я. Ее коллеги и ученики не опухнут, если она в понедельник придет ухоженной и красивой.
На небе нежно-трогательная голубая свежесть — даром, что почти ноябрь.
Голубизна эта такая тихая, что напоминает «девушку» за сорок-пятьдесят. Она ухожена и аккуратна и очень даже ничего. Она прекрасно знает и смиренно прячет свои минусы, благоразумно и успешно подчеркивает плюсы. Да, молодость прошла, красота ее все не увядает, но давно уже не сражает наповал.
Но именно сегодня ей удалось одеться очень благоприятно и выявить все то, что так беспощадно съедает возраст. Да ведь возраст — всего лишь цифра, смеются робко ее глаза. В душе ведь он совсем не тот, что в паспорте. Не трогайте, те, кто ее знает. Смотрите, те, кто с нею незнаком. Не нужно слишком близко, будьте же тактичны. Не стоит подобно дорогому телефону со слишком уж хорошим разрешением сканировать все, даже самые мелкие и филигранные ее
