Чужие - Фло Ренцен

Милецки — начальник — и обращается ко мне с вопросом. Ответить на него доставляет куда меньше труда, чем на вопрос Рози.

Зрачки у Рози расширены, в мозгу, как видно, мечутся догадки. Взгляд ее обещает, что к этому разговору мы с ней еще вернемся.

Неужели она вот так вот, сразу обо всем догадалась? А я рада сменить тему, потому что… возбудилась, кажется.

— Девчонки, вы ж сегодня с нами тусить идете? — спрашивает Йонас, один из ребят-инженеров, самодовольный кареглазенький вуменайзер, подкачанный симпатяга и вообще-то архитектор по образованию. Непонятно, в шутку или всерьез спрашивает.

Они воспринимают нас с Рози как единое целое, а сейчас, похоже, как этакую парочку девчонок, с которыми можно отдохнуть два-на два. Или два на сколько там.

— Да че ты врешь, — говорит Рози, — закрыто все…

— Корона-клаббинг. Места надо знать.

К себе, что ли, заманить решил.

— Попахивает Кройцбергом, — со знающим видом рассуждает Рози.

— Кройцберг многие недооценивают, дорогая.

— Только если ты пообещаешь, что там снова будет массовая драка, дорогой, — поет Рози, загадочно улыбнувшись. — Самая такая настоящая, с разборками с полицией, проверкой документов и наездами от ведомства зравоохранения.

— Хм-м, тут возможен трудняк. Думаю, это у них не каждую неделю, — примазывается к ее подколу Йонас. — Через. Да и корона.

Хмыкаю, потому что это мое идиотское состояние дрожащего, трепещущего возбуждения сделало меня по-идиотски смешливой.

Моя реакция воспринимается Йонасом, как должное. Кроме того, он, похоже, привык к беспрепятственному дейтингу и даже несмотря на корону не испытывает ни малейших затруднений в забитии планов на выходные. По телосложению и манерам Йонас подозрительно напоминает Миху, только Миха меня, кажется, никогда так не клеил. Еще Йонас, очевидно, сколько себя помнит, был популярным у девочек-девушек-женщин, некогда любил с невозмутимой миной смешить в школе одноклассниц, в чем неизменно преуспевал, а ныне ответки-смехи над его шутками принимает с привычной готовностью.

Продолжая рассказывать сказки про вымерших динозавров, Йонас обещает проникновенно и серьезно:

— Например, если на той неделе были разборки и бардак, значит, на этой — что? Правильно, будет мало народу, куча свободных столиков и спокойная, расслабонная обстановка. Так что, идем?

Этот вопрос направлен уже напрямую ко мне (а не фиг безнаказанно лыбиться).

— Нет уж, — не соглашается Рози. — Мне, как румынской девушке, экшн надо. Опасность. А «скучно» я не люблю.

— Ты не понимаешь. Мы для того вас с собой и зовем — чтоб не было скучно.

— «Нас — с собой» — Рози полушутя-полувозмущённо фыркает, хоть ей и импонируют его самоуверенные домогания. — Это мы можем сжалиться и взять вас с собой.

— Так сжальтесь. Возьмите.

Черт его знает, с самого начала он на меня, что ли, нацеливался.

— У меня не получится, — отвечаю с вежливой улыбкой. — Я обещала маме велнес-уик-энд.

— М-м-м, — замечает он, — корона-велнес?

Сухо-вежливо сжимаю губы в знак того, что заценила «уважение».

Йонас делает неопределенный жест рукой, означающий, вероятно, что «нет, так нет», «маме — это, конечно, святое», но и что «к этому разговору мы еще вернемся».

Короче, я благополучно «нажила» себе: чувствую, теперь он периодически будет пробивать из одного только спортивного интереса.

— Ничего, что отшили? — спрашивает позднее Рози. — Погулять не хотела?

Ответ ей известен. Была охота строиться в рядок «девочек», которых осчастливил или осчастливит Йонас.

И вообще:

— Не-а, — улыбаюсь таинственно. — У меня и правда планы. Я ж ведь тоже экшн люблю.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Экшн или Lillet

— Катарина, а можно узнать… о чем ты думала?

Хм-м?..

— С чего, я говорю, решила, что наша фирма — это дешевый, грязный почасовой отель…

Хм-м-м?..

— …в котором ты можешь устраивать порнушную развлекуху для всяких проходимцев?

Хм-м-м…

— Можешь плевать на ограничения, без зазрения совести подставлять нашу задницу — нашу, не твою — под штрафы и административные наказания, которые неизбежно навлекут на нас твои секс-эпатажи со всякими нестерильными субъектами?

Хм-м-м-м…

— Я понимаю, наш «бедный, но сексуальный» город — оплот так называемой либеральной легкости. Я знаю, что мораль — явление, вымершее подобно динозаврам. Не мне тебя осуждать за твое поведение. Но то, что ты творишь — не только пошло, безответственно и несерьезно — Катарина, ты ведешь себя безвкусно, ей Богу.

Хм-хм-хм-м-м…

— Тебе смешно? Ты, может, спятила?..

Ей Богу.

Я смеюсь.

Смеюсь и корчу рожи своему грушеобразному отражению в медном пузе маминого кофейника. Он вытянул мое лицо подобно кривому зеркалу в комнате смеха и наезжает на меня самым нешуточным вышеупомянутым образом.

Свежо-то как у мамы на балконе, не холодно. Как будто май, но после дождя.

Да, это у мамы — у меня ведь нет кофейника. Я завтракаю у нее во Фридрихсхайне.

По случаю моего прихода мама напекла блинчиков, а я купила в русском баночку красной икры — раньше мы с ней сроду с таким блины не ели. А я пообещала ей, что после завтрака у нас с ней комби-маникюр, который сделаю ей я. Ее коллеги и ученики не опухнут, если она в понедельник придет ухоженной и красивой.

На небе нежно-трогательная голубая свежесть — даром, что почти ноябрь.

Голубизна эта такая тихая, что напоминает «девушку» за сорок-пятьдесят. Она ухожена и аккуратна и очень даже ничего. Она прекрасно знает и смиренно прячет свои минусы, благоразумно и успешно подчеркивает плюсы. Да, молодость прошла, красота ее все не увядает, но давно уже не сражает наповал.

Но именно сегодня ей удалось одеться очень благоприятно и выявить все то, что так беспощадно съедает возраст. Да ведь возраст — всего лишь цифра, смеются робко ее глаза. В душе ведь он совсем не тот, что в паспорте. Не трогайте, те, кто ее знает. Смотрите, те, кто с нею незнаком. Не нужно слишком близко, будьте же тактичны. Не стоит подобно дорогому телефону со слишком уж хорошим разрешением сканировать все, даже самые мелкие и филигранные ее