Бабье лето - Пегги Уэбб

Однако Болтон остановил ее взглядом. Он приблизился к ней, а она могла лишь смотреть в невообразимую голубизну его глаз.

– Это было до того, как я встретил тебя, до того, как я понял, что женщина может стать для мужчины всем. – Он нежно запустил пальцы в ее волосы и притянул ее к себе. – Ты – все, в чем я нуждаюсь, все, чего я хочу.

– Нет, – прошептала она. – Я не поступлю так с тобой. Я не лишу тебя радостей отцовства.

– Сегодня рожать могут не только молодые, – сказал Болтон.

– Мне вырезали матку шесть лет назад! – в отчаянии крикнула Вирджиния.

Ее бесплодие было как наказание, и ею овладело уныние. В рождении ребенка скрывалось волшебство, которое позволяло женщине чувствовать себя полноценной.

– Это неважно, Вирджиния, – заверил ее Болтон.

Его задержка с ответом открыла ей все, что требовалось знать.

– Конечно же, важно! Болтон, ты достоин жены, которая сможет сопровождать тебя в горах, не задыхаясь при этом от усталости, и которая сможет надеть декольтированное платье, не беспокоясь о дряблой шее. Но главное, ты достоин женщины, которая сможет подарить тебе ребенка, – сказала она.

– Ты красивая женщина. Ты всегда будешь красивой, – утверждал Болтон.

Он обошел вниманием самое важное, однако она слишком устала, чтобы указать ему на это. Кроме того, не существовало доводов, способных устранить тот факт, что она не может иметь детей.

– Думаешь, я не умею считать, Болтон? Когда тебе будет сорок шесть, мне будет пятьдесят девять. Когда тебе будет пятьдесят, мне будет шестьдесят три. – Она толкнула его в грудь. – Пусти меня. Я даже думать об этом не хочу.

– Нет, Вирджиния. Я не отпущу тебя. – Он незаметно привлек ее к себе так близко, что сквозь халат она почувствовала тепло его тела.

– Думаешь, мне понравится, когда люди начнут спрашивать, не твоя ли я мать? – с горечью промолвила она.

– Это нелепо, – он скривил губы с негодованием.

– О, неужели? Ты хорошо рассмотрел мои бедра? А мой живот? На пляже ты будешь приводить всех в восторг, а моя кожа будет выглядеть так, будто ей не мешает хорошенько ужаться, – Вирджиния намеренно была жестокой.

– Ты считаешь меня столь поверхностным? Думаешь, я интересуюсь только внешностью? – перебил ее Болтон.

– Нет. Я не считаю тебя поверхностным. – На глаза навернулись слезы, но будь она проклята, если заплачет. Она выплачется позднее, когда на карту не будут поставлены ее гордость и женское достоинство. Трясущимися руками она откинула с лица волосы. – Мне очень тяжело.

– Все должно происходить не так, Вирджиния, – пытался остановить ее Болтон.

– Именно так. Разве ты не понимаешь, Болтон? Дело не только во внешности. Ты молодой и сильный, – в отчаянии произнесла Вирджиния.

– Как и ты, – не слушая ее, возразил Болтон.

– Нет. Я уже в том возрасте, когда у женщин возникают проблемы со здоровьем. Я не хочу взваливать на тебя что-либо подобное, – протестовала Вирджиния.

– У тебя проблемы со здоровьем, Вирджиния? – искренне удивился он.

– Нет, – ответила она.

– Ну вот и хорошо, и не кличь беду… Как бы то ни было, большинство женщин живут дольше своих мужчин. Так что мы равны по возрасту, – уверенно заявил он.

– Я не кличу беду, просто я реалистка, – сказала Вирджиния.

– Нет, ты пессимистка, – не согласился Болтон.

– Кто-то из нас обязан быть пессимистом, – кивнула она.

Внезапно он рассмеялся.

– Что тебя так развеселило? – обиделась Вирджиния.

– Ты. Поскольку ты творческая личность, то любой пустяк способна превратить в драму, а иногда даже в мелодраму. – Он крепко обнял ее. – Я никогда с тобой не соскучусь.

– Рада, что хоть на это гожусь. – Потребовалось героическое усилие, чтобы голос у нее не дрогнул. Если она сейчас же не уйдет отсюда, то зарыдает, как дитя.

– Ты прекрасна, Вирджиния, – шептал Болтон. Он целовал ее волосы, ее брови, щеки, губы. – Ты самая красивая женщина на свете.

Ей ничего не стоило дать себя соблазнить, ничего не стоило забыть все, кроме чувств, которые он в ней возрождал.

– Не надо, – прошептала она. – Пожалуйста, не надо.

– Ты этого не хочешь? – спросил он.

– Ты ведь знаешь, что хочу. – Она попыталась высвободиться из его объятий, но он крепко держал ее.

– Не борись со мной. Не борись против нас, – потребовал Болтон.

– Нас не существует. О, Болтон, разве ты не понимаешь… наша любовь невозможна… – Она не хотела воспринимать всерьез его слова.

– Ты меня любишь, Вирджиния? – спросил он, глядя ей в глаза.

– Я этого не говорила. – Его быстро промелькнувшая улыбка разбила ей сердце. – Хорошо. Я люблю тебя. Но это ничего не меняет.

– Меняет, Вирджиния. Любовь делает невозможное возможным, – упорствовал он.

Она покачала головой, но он приложил палец к ее губам, не дав ей возразить.

– Разве ты не знаешь, что когда двое людей любят друг друга, то нет проблемы, которую они не смогли бы решить? – Он улыбнулся. – Ты ведь об этом пишешь.

– Это беллетристика, – прошептала она.

– Жизнь недалека от искусства, – проговорил он.

– Но жизнь не искусство. Жизнь реальна, а я не хочу стать причиной твоих страданий, – сопротивлялась она.

– Если выйдешь в эту дверь, то станешь, – упрямо заявил он.

– Нет, Болтон, стану, если не выйду в эту дверь. – Когда он начал протестовать, она закрыла ему рот ладонью. – Не говори, пожалуйста, больше ни слова. Ты все равно не сможешь изменить моего мнения.

Они все еще стояли так близко друг к другу, что ей стало невыносимо жарко. Она не знала, вызвано ли ее состояние жаром, исходящим от камина, не по сезону теплой погодой или возрастом. Он слегка подвинулся, и их бедра соприкоснулись. Она чувствовала его тепло и его возбуждение. Если она сейчас не уйдет, то не добьется своего.

Она подняла к нему лицо, и он увидел непреклонность в ее глазах.

– Что бы ты ни делал, Болтон, я не изменю своего мнения, поэтому, пожалуйста… позволь мне уйти с достоинством.

Доживи Вирджиния до ста лет, она и тогда не забудет, как он стоял посреди комнаты в блеске огня, все еще горевшего в камине. Его лицо было непроницаемым, но глаза…

Она вздохнула. Он страдал – это было видно, – и Вирджиния отвернулась, не в силах видеть его муки.

Воздух в комнате, казалось, переполняли страсть и отречение, любовь и страдание. Вирджиния не могла больше вынести этого, но и не могла покинуть Болтона.

Кольцо его рук превратилось в стальной обруч. Он мог удержать ее, если бы захотел. Она почти желала этого. Она почти желала оказаться у него в плену и заниматься с ним любовью, и чтобы были только они вдвоем, и чтобы ничто не мешало их чувствам.