Бабье лето - Пегги Уэбб

– Да… нравится… – прошептала Вирджиния.

– Превосходное начало. Я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне. Из нас получится прекрасная пара, Вирджиния, и счастливая семья, на зависть всем, – уверенно сказал он.

– Ну вот. Опять ты за свое. – Она вскочила с кресла и принялась расхаживать по комнате. Она была так взволнованна, что даже не заметила, как пояс на ней развязался, а халат распахнулся.

Болтон поймал ее за полы и ловко препроводил к своему креслу, жадно пожирая глазами.

Она не сопротивлялась. Ей ни за что не одолеть такого крупного мужчину. Более того, ей совсем не хотелось бороться с ним. Ей хотелось стоять именно там, где она стояла, – вся открытая для него.

Не спуская с не взгляда, он потянулся губами к ее соску. Она сразу же ощутила вспыхнувшее в ней желание. Закрыв глаза, Вирджиния предалась прекрасным ощущениям, вызванным прикосновением Болтона. Когда его губы дотронулись до ее груди, она изогнулась и застонала от наслаждения.

– Вот твои нечестные приемы, – произнесла наконец она.

– В любви, как и на войне, все годится, – заявил он, склоняясь над ней.

– Это любовь или война? – спросила она.

– Думаю – и то, и другое… – Он целовал ее левую грудь, лаская рукой правую. – И именно в таком порядке, – пробормотал она.

Она не стала спорить, она не могла с этим спорить. Подобную уступчивость легко было расценить как слабость или эгоизм, однако ее это не волновало. Она пришла в коттедж, чтобы положить конец их связи. У них не было будущего, но эти бесценные мгновения принадлежали им и только им, и отказываться от них казалось безумием.

– Люби меня… пожалуйста… Сегодня ночью мне не хочется ни о чем думать, ни о чем говорить. – Она погрузила пальцы в его волосы и притянула его голову к себе. – Просто люби меня сегодня ночью.

Он скинул с ее плеч халат, и тот упал к ее ногам. Притянув ее к себе, Болтон приподнял ее лицо.

– Ты самая волнующая женщина, которую я когда-либо знал. – Он одарил ее восхитительным поцелуем, и когда они опускались на ковер, прошептал: – Мы всегда будем любить и воевать друг с другом, Вирджиния.

– Ш-шш, не говори ничего, не сейчас. – Она сильно толкнула его в грудь. – Люби меня, Болтон. Погаси это пламя, пока оно не уничтожило меня.

– Я буду для тебя пожарным, Вирджиния… всегда, – пообещал он, приподнимаясь над ней.

Они будто целую жизнь дожидались друг друга – они любили в свете огня, зажженного в камине, пока их тела не замерли от пресыщения. А потом они снова любили друг друга, пока первые всполохи утренней зари не осветили окно мягкими золотисто-розовыми тонами.

Болтон накинул халат на плечи Вирджинии и посадил ее к себе на колени.

– Я всегда буду помнить сегодняшнюю ночь, – прошептала она.

– Воспоминания блекнут, Вирджиния, поэтому я всегда буду здесь для тебя, – заверил он ее.

Внезапно на нее нахлынули столь сильные чувства, что она не смогла говорить. Вымолви она хоть слово – и слезы, сжимавшие ей горло, польются ручьем и никогда не иссякнут. Он укачивал ее, поглаживая по слегка влажным волосам и нашептывая ей слова любви на древнем языке атапасков.

Долгое время она оставалась неподвижной, впитывая в себя прелесть этих мгновений и стараясь запечатлеть их в памяти, чтобы в долгую одинокую зиму утешиться воспоминаниями.

– Я никогда не выучу твой язык, – с сожалением сказала она.

– Выучишь, – заверил ее Болтон.

Она не стала ему противоречить. У нее просто не было сил. Поэтому она только на минутку закроет глаза, немножко вздремнет и, собравшись с духом, скажет ему «прощай».

Болтон наблюдал, как она спит. Он знал о цели ее прихода, знал абсолютно точно, без лишних слов и объяснений. Интервью было завершено – он все еще задерживался в Миссисипи по одной-единственной причине: из-за Вирджинии. Сможет ли он убедить ее в своей любви? Сможет ли заставить поверить, что их взаимная завороженность будет длиться вечно?

Он всегда был глубоко убежден, что, если захочет, то сможет иметь все, – достигнет всего упорным трудом, терпением, либо просто силой собственного желания. Но он никогда не встречал никого, похожего на Вирджинию. Первый раз в жизни он не мог поручиться за успех своих начинаний. А ведь он любит ее.

Сейчас ее лицо было влажным и горячим от бушующего в ней пламени и пылающего в камине огня. Он легко прикоснулся к ее щеке, а потом слизнул ее запах с кончиков своих пальцев. Она пошевелилась, улыбаясь во сне, и сильнее прижалась к нему. Он взял ее за руку, и ее пальцы непроизвольно сжались. Бодрствуя, она могла отрицать свои чувства, но во сне она растворялась в нем так же естественно, как снег весной в жаждущей влаги земле.

Внезапно ему открылась истина, и он понял, что Вирджиния будет принадлежать ему – и неважно, сколько на это уйдет времени.

Она проснулась и забеспокоилась:

– Который час?

– Только что рассвело, – успокаивающе проговорил он.

– Я не собиралась спать так долго, – сказала она, кутаясь в халат.

– Я провожу тебя, если ты решила вернуться в дом. Кэндас, наверное, еще не проснулась, – предположил он.

– Это неважно. Кэндас в курсе всего, – сообщила Вирджиния.

Она прошла в ванную и плеснула в лицо водой, не осмелившись глянуть в зеркало. Каждая такая ночь требовала жертв. Время нельзя было повернуть вспять – годы брали свое, невзирая на деньги, уплаченные за косметики лучших мировых фирм. «Почему бы косметологам не придумать некий «предотвратитель ночных разрушений» или что-нибудь такое, что позволило бы сохранить свежесть кожи после любовных баталий», – подумала Вирджиния, покидая ванную комнату.

Болтон все еще сидел на ковре, а на его бронзовой коже играли отсветы огня. Она прислонилась к двери ванной и жадно любовалась этим зрелищем. Даже после сексуального марафона она все еще хотела его, желала его с таким безрассудным отчаянием, что закусила губу, чтобы не закричать.

– Съешь что-нибудь? – спросил он. – Я приготовил яичницу и тосты.

– Нет, спасибо. Я потерплю, – отказалась она.

На ее лице было написано все: она не будет откладывать сражения. Болтон встал и оперся локтем о камин, он возвышался над ней – сильный и великолепный в своей наготе.

– Ты не хочешь одеться? – спросила она.

– Я тебя смущаю, Вирджиния? – полюбопытствовал он.

– Ты же знаешь, что да, – она покраснела и опустила глаза.

– Ты же сказала, что согласна терпеть, – он невесело улыбнулся.

– Но не это, – возразила она.

Она вскинула голову, их взгляды скрестились, и она первая отвела глаза.