Верность - Константин Локотков

Едва заканчивались лекции, Семен спешил в общежитие, в свою комнату, где жизнь товарищей — споры, беседы Федора с Аркадием, стихи Соловьева, шахматы, тишина в часы занятий, приход девушек в гости, — трудно-счастливая студенческая жизнь проходила перед мим, как перед добрым и требовательным зрителем; он все понимает и видит, этот зритель, но пока не может вмешаться — у него нет роли.

Глава седьмая

Ознакомившись со своим дипломным заданием, Аркадий зашел к профессору Трунову и сказал ему:

— Антон Павлович, мне бы хотелось получить для проекта более реальную тему.

Профессор сел в кресло. Поставив локти на стол и обхватив голову ладонями, с жадностью, как будто он эти задания никогда не видел, принялся читать. Задумался, озабоченно сложив губы.

— Так… Спроектировать завод на месте действующего…

Метнул на Аркадия быстрый взгляд из-под неровных, кустиками, бровей.

— Вот что, товарищ Ремизов! Оставим этот завод в покое — пусть действует! Не сносить же нам его! Вам дадим новую, реальную площадку — стройте. Предлагаю вам в Сибири — как?

— Да! Я об этом думал.

— Надо, надо продвигаться на восток. В районе Бийска, знаете, один завод уже действует. Да-с! Кто консультант?

— Недосекин.

— Ага! — Профессор поднялся из-за стола. — Савельич! А подать мне сюда Сергея Львовича! Быстро! — пробасил он, раскрывая дверь в аспирантскую комнату.

…Недосекин имел ученую степень кандидата технических наук; он читал химию на первых курсах и готовил научную работу на кафедре физики.

Раньше Недосекин, как и Трунов, работал над теоретическим синтезом процесса кристаллизации и шел к обоснованию явлений на грани кристалла своим, отличным от метода Трунова путем. Сергей Львович руководствовался принципом своего учителя, профессора, имя которого на Западе в области технологии было достаточно авторитетным. Последователи профессора, отбросившие некоторые наивные его заблуждения, развили принцип, и до самого последнего времени он выглядел вполне добропорядочно. Во всяком случае, Сергей Львович не видел оснований для пересмотра этого принципа, — многие явления, связанные с диффузионным процессом, увариванием и кристаллизацией продукта, объяснялись вполне научно и способствовали прояснению картины производства.

Сергей Львович всегда считал, что одной жизни ничтожно мало для охвата всего, что сделано и делается человеческой мыслью. Поэтому он несколько скептически относился к поискам Трунова, его попыткам осмыслить достижения смежных наук. Сергей Львович считал бы свою жизненную задачу выполненной, если бы удалось сделать что-нибудь заметное, оставить след в области, в которой он работал. Но он, оказывается, отстал, безнадежно отстал и понял это только тогда, когда ему стало известно о выводах Трунова.

Профессор Трунов в двух явлениях, как будто взаимно исключающих друг друга, нашел общее, их единство, и смелой теоретической гипотезой, основанной на общих (теперь!) свойствах этих явлений, пришел к своему решению. А Сергей Львович к решению проблемы был не ближе, чем двенадцать лет назад, когда начинал работать.

Недосекин оставил кафедру технологии и занялся физикой.

…Войдя в кабинет и поклонившись, Сергей Львович устало опустился в кресло. Так же устало, чуть прикрыв глаза тяжелыми веками, выслушал замечание Трунова. Профессор желал, чтобы он, Недосекин, как консультант и руководитель дипломных работ группы студентов, внимательнее просматривал задания. Проектировать завод на месте, где он заведомо не может быть построен, это, по меньшей мере, смешно.

Сергей Львович пожал плечами, как бы и признавая, что действительно смешно проектировать завод на месте, где он не может быть построен, и в то же время как бы и выражая сомнения в ином — для студенческого проекта — решении вопроса. Он с наивным удивлением взглянул на Ремизова, точно хотел спросить: «И вы действительно уверены, что разработаете проект, по которому можно строить?» — затем полуотвернулся к окну, и лицо его, полное, с крупными чертами, приняло разочарованное выражение.

Трунов говорил Ремизову о его дипломном задании, указывал, на что следует обратить внимание.

— Спроектируйте так, чтобы можно было взять и построить!

И, обращаясь к Недосекину, продолжал с живостью, как всегда, забыв или не желая думать о его недружелюбии к себе:

— Какие есть талантливые проекты у студентов! Ах, какие проекты! А лежат в архивах, пылятся! В прошлом году мы отобрали пять проектов, послали в наркомат — и что вы думаете? Теперь по ним строят! Вот как!

С минуту все молчали. Трунов победоносно оглядывал собеседников. Сергей Львович, опустив глаза, рассматривал кончики пальцев. Аркадий знал, что профессор преувеличивает: из пяти проектов наркомат вернул два для доработки, а так как студенты — авторы проектов, — окончив институт, разъехались по заводам, то чертежи и расчеты отослали обратно в наркомат, в проектное бюро.

— Антон Павлович, — сказал Аркадий, — у меня к вам еще один вопрос.

— Слушаю, слушаю вас.

— В задании ничего не говорится о выборе механизмов и оборудования. Подразумевается — утвержденные стандартом?

— Нет, нет! Не только! Подразумевается ваша инициатива главным образом.

— Хорошо. В стандарте не отражены последние достижения нашего отечественного машиностроения. Я решил: есть полная возможность оснастить завод исключительно отечественной техникой.

Аркадий ждал ответа. Профессор думал. Могло показаться, что он думает о чем-то постороннем, — что-то мягкое и доброе проступило в чертах его сухого лица.

Год назад Трунов закончил проектирование вакуум-аппарата, использовав в расчете самой ответственной — варочной — части свой теоретический синтез процесса кристаллизации. Сейчас на одном из заводов шли последние монтажные работы по установке аппарата. Трунов думал не о том, что скоро все узнают о его изобретении и что оно сделано не кем-нибудь, а им, Труновым. Он не мог об этом думать хотя бы потому, что считал: если подойти объективно, его собственного в аппарате было не так уж много. Профессор думал о не известных ему людях, которые где-то далеко отсюда, дополняя и улучшая конструкцию, любовно готовят аппарат к испытанию.

И без всякого, казалось, перехода он начал рассказывать о содержании сборника, полученного кафедрой из Соединенных Штатов Америки. В сборнике есть интересные признания авторов о том, что в Соединенных Штатах — этой наиболее развитой капиталистической стране — сплошь и рядом тормозится технический прогресс.

Например, две американские монополистические фирмы, «Дженерал электрик» и «Вестингауз», на много лет заключили соглашение о скупке патентов. Каждая из этих фирм не применяла патента, который мог бы повредить прибылям одной из них. В результате гибли виднейшие изобретения. Точно так же металлургический трест «Стальная корпорация Соединенных Штатов», охраняя свои капиталовложения, десятилетиями тормозил развитие металлургии. Он загубил или надолго задержал такие изобретения, как усовершенствование центробежного литья, прокатных станов и многие другие.

— Вот вам иллюстрация к ленинскому положению: «Капиталистическое варварство сильнее всякой цивилизации», — сказал Трунов. — Дух наживы и конкуренции — что может быть гибельнее для науки?

Развивая свою мысль, Трунов заговорил об отечественной науке, втянул в разговор Аркадия и Недосекина. Последний высказался в том смысле, что нельзя отрицать большие технические сдвиги в капиталистических странах.

— А кто же отрицает? — возразил Трунов. — Было бы опасным легкомыслием отрицать это. Но первенствуем в технике мы! Об этом говорят факты — кто же может их оспорить?

Он пожал плечами, досадуя, что приходится разъяснять такие простые вещи.

— И потом, — добавил Аркадий, — технические сдвиги на Западе в большей степени затронули те отрасли, которые так или иначе работают на войну.

— Тем хуже… тем хуже… — И, будто не желая, оставить собеседников в неясности относительно связи войны и техники, Недосекин поспешно добавил: — Нет, нет, техника на Западе делает громадные шаги.

Он произнес это с понизившейся вдруг интонацией, крупные черты его лица на секунду как-то опустились, а потом лицо вновь приняло обычное выражение усталости и покорной, несколько пренебрежительной готовности выслушать возражения, смысл которых он будто бы знал наперед.

Трунов спросил у Аркадия, обратил ли он внимание на состоявшееся недавно в Москве, в Академии наук, Всесоюзное совещание по вопросам физики атомного ядра.

— Это уже по вашей части, как физика, Сергей Львович, — обратился Трунов к Недосекину. — Вы как-то мне, правда, давно, сказали, что теория относительности не имеет практического значения. Вот, пожалуйста, в основе расчета важнейших машин атомной техники лежит как раз теория относительности.