Верность - Константин Локотков

— Это уже по вашей части, как физика, Сергей Львович, — обратился Трунов к Недосекину. — Вы как-то мне, правда, давно, сказали, что теория относительности не имеет практического значения. Вот, пожалуйста, в основе расчета важнейших машин атомной техники лежит как раз теория относительности.

— Я выражал не только мое личное мнение. На Западе еще совсем недавно многие были уверены, что теория относительности не имеет практического будущего, — сухо ответил Недосекин и, взглянув на ручные часы, поднялся. — Извините, товарищи…

— Да, да, пора, — сказал Трунов. — Так вы, Сергей Львович…

— Да, я все сделаю… — И повернулся к Ремизову: — Во всем, что касается проекта, я в вашем распоряжении.

Аркадий, чуть наклонив голову, проводил Недосекина внимательным взглядом.

«Интересно знать: какой системы вакуум-аппарат выберет Ремизов для своего проекта? — думал Сергей Львович, выйдя в коридор и направляясь в свою лабораторию. — Что-то я не вижу наших отечественных. Есть Роберта, Кестнера, видите ли… Ну, все остальное — насосы, двигатели, прессы — он подберет… Но вот аппарат… гм… гм… профессора Трунова? Ну, это проблематичная вещь! Не думаю, чтобы Ремизов пошел на риск. Устанавливать и защищать аппарат, которого нет… вот это действительно смешно… Плюс теоретические предпосылки окажутся несостоятельными, в чем я абсолютно теперь уверен. Посмотрим, посмотрим… Чувствую, наживу я с этим Ремизовым неприятностей. Толкуют о самостоятельности студентов, а ответственности за их проекты с консультантов не снимают. Глупо…»

Подходя к лаборатории, Недосекин встретил Ванина. Тот весьма приветливо, как отметил Сергей Львович, поклонился и быстро пошел по коридору.

В последнее время Сергей Львович частенько стал видеть секретаря парткома у себя на лекциях. Это сперва тревожило, но, узнав, что Ванин бывает и на других кафедрах, Недосекин успокоился.

«Нет, с ним работать можно», — думал Сергей Львович.

Недосекин усмехнулся и, войдя в лабораторию, плотно закрыл за собой дверь, облегченно вздохнув.

А Ванин, зайдя к Трунову, спросил у него, передали ли в Ученый совет Сергей Львович и остальные участники предстоящей научной конференции свои доклады для ознакомления.

— Но, позвольте, Александр Яковлевич, — сказал Трунов, — доклады не диссертации, и предварительное ознакомление с ними необязательно. Такой у нас установился порядок. Докладчик может расценить это как недоверие.

— Чувство недоверия в данном случае — ложное чувство, — возразил Ванин, — и это товарищам надо разъяснять. Каждому интереснее прийти на доклад подготовленным. А порядок всегда можно и нужно, если это на пользу дела, изменить — установить еще лучший порядок. — Ванин сощурился с обычной своей задорной, мальчишеской улыбкой. — А как сделать, чтобы все шло на пользу дела, — вы декан, вам, как говорят, и карты в руки. Я могу вам только подсказать.

— Ну, подсказывайте, — засмеялся Трунов.

— Вот — предварительное ознакомление!

— Вы не жалеете нашего времени. Прочитать такую уйму…

— Не все доклады и не по всем кафедрам. По усмотрению Ученого совета. Но по физике — обязательно! Мне не стоит вам, Антон Павлович, доказывать, что в этой области на Западе, например, есть очень много извращений. Почва для этого достаточно благоприятна — война…

— Да, да! Хорошо, хорошо! — быстро согласился Трунов. — И вам тоже… дать ознакомиться?

— Да, я желал бы, — ответил Ванин, что означало: «Обязательно хочу и настаиваю!»

— Все будет сделано! — заверил Трунов.

С того дня, как Аркадий получил дипломное задание и взялся за предварительные расчеты (ему предстояла еще производственная практика на заводе, после которой начнется основная работа над дипломным проектом), его проект стал предметом живейшего обсуждения в комнате № 22. Все обитатели ее и девушки, приходившие раньше лишь развлечься после трудного учебного дня, давали советы, делились мнениями, спорили. Аркадий все выслушивал очень внимательно и серьезно, хотя иногда говорилось много несолидного, смешного. Но все одинаково принимали близко к сердцу основную идею проекта.

«Мне еще четыре с половиной года до проекта, — думал Семен. — Я обязательно возьму такую же тему… Если не такую именно, то чтобы так же… хорошо, как у Аркадия».

Федор опять вернулся к мыслям о своем диффузионном аппарате. Если бы его удалось создать, это было бы лучшим подарком Аркадию для проекта; аппарат был первым отечественным (и вообще первым в пищевой промышленности) непрерывно действующим аппаратом, в котором потери сырья сведены до минимума. Но его предстояло еще создать, для этого нужны знания, знания…

…Аркадий взял для проекта вакуум-аппарат системы профессора Трунова. Желая знать мнение своего консультанта, он обратился к Недосекину. Консультант считал, что действительно очень заманчивая мысль — оснастить завод отечественной техникой, но…

— Существуют, товарищ Ремизов, еще причины, не зависящие от нас… Кроме аппаратов, вполне испытанных и, к слову сказать, утвержденных общегосударственным стандартом, — имею в виду аппараты Роберта и Кестнера, — я не вижу других, которые могли бы украсить проект.

Далее Недосекин выразил удивление, почему Ремизов избрал аппарат, которого еще нет, даже не подготовлен к испытанию. И при всем его, Недосекина, уважении к Трунову он все-таки не может одобрить выбор студента. Сергей Львович надеется, что и профессор разделит его точку зрения. В конце концов Трунов, как автор, вряд ли пожелает не проверенное опытом изобретение выносить на суд широкой аудитории.

Под конец Сергей Львович очень осторожно намекнул на последствия, которые могут возникнуть в случае, если Ремизов не изменит своего решения. Недосекин вовсе не желает, так же как, вероятно, и сам профессор Трунов, ставить под сомнение свой авторитет в глазах квалифицированной комиссии. Консультант тоже несет известную моральную ответственность за проект. И конечно, будет отстаивать свою точку зрения, что, разумеется, не на пользу дипломанту.

Среди некоторой части студенчества держалось мнение, что в оценке дипломных работ многое зависит от консультантов. Студенты были уверены, что дело не столько в помощи, сколько в том влиянии, которое консультанты будто бы имели на квалификационную комиссию в оценке работ дипломантов. Поняв, на что намекает Недосекин, Аркадий сказал, что он не относит себя к тем, кто надеется на других. И его выбор системы аппарата не диктуется лишь упрямством, как понимает это Сергей Львович: сделать так, как решил. Аппарат Трунова — лучший из всех известных, в том числе и заграничных. Он превышает их по мощности, по простоте конструкции, по минимальным потерям продукта. Аппарата еще нет, говорит консультант.

— Аппарат будет! — Аркадий сердито отрубил рукой это слово — «будет!». — И будет потому, что есть теория, есть расчеты, есть, наконец, люди, желающие, чтобы он был!

— Теория… расчеты… это еще настолько неубедительно… гипотетично… — Сергей Львович неожиданно умолк, провел ладонями по лицу и с новым, внимательным и озабоченным выражением спросил: — Между прочим, вы… интересуетесь предполагаемой научной конференцией?

— Да.

— С моим докладом вы ознакомились?

— Я прочел.

— И что?

— Ничего вам, Сергей Львович, не могу сказать. Пока у меня нет цельного впечатления.

«Я этого и ждал. Это, может быть, и к лучшему». Где-то в складках губ и в уголках тяжелых век Недосекина таилось отражение этой мысли. Он неожиданно энергично встал и сожалеюще, немного насмешливо сказал:

— Боюсь, завалите вы свой проект, Ремизов.

— Я этого не боюсь, Сергей Львович, — не сразу ответил Аркадий. Его неприятно удивило это «завалите», странно было слышать это слово от изящного в выражениях Недосекина.

— Ну, ваше дело, — все так же слегка насмешливо продолжал Сергей Львович. — Я свое мнение вам сказал. Не смею вас больше задерживать.

Аркадий некоторое время, наклонив голову, смотрел на Недосекина серьезно, огорченно, но твердо.

— Хорошо. До свидания, Сергей Львович.

— Ваше решение?

— Я от него не откажусь.

— До свидания.

Они раскланялись, и Аркадий ушел.

Глава восьмая

Приехала делегация московского института. Заседание парткома Ванин назначил на первую половину дня, с тем чтобы после можно было принять участие в теоретической конференции.

Руководитель делегации Анатолий Стрелецкий, ознакомившись с ходом соревнования, заявил, что они, москвичи, победят и в этом гаду.

Купреев ответил, что это еще неизвестно, а Стрелецкий, стремительный и гибкий, задорно, громко расхохотался.

Он вообще нисколько не изменился и держал себя по-прежнему независимо и откровенно. Увидев Купреева, он сразу на людях бросился обниматься. Федор тоже обрадовался, но не выдал своих чувств и, лишь когда они остались наедине, так прижал Анатолия в угол, что тот крякнул, блеснув счастливыми глазами.