Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
– Сдаюсь, – говорю я.
– О чем ты, Роуз?
Люк стоит в полотенце перед зеркалом в ванной и бреется. Лицо наполовину покрыто белой пеной, на которой остаются аккуратные полоски. Я прячусь в коридоре за открытой дверью. В ванной горит яркий свет.
– Давай попробуем, хорошо?
– Что попробуем? – спрашивает Люк. Но голос его наполняется надеждой и оживлением, которого я давно не слышала.
Он явно намеревается заставить меня произнести это вслух, ему нужно, чтобы я сказала «ребенок», «давай попробуем завести ребенка», и это ломает остатки моей воли.
– Ничего! Тьфу ты, забудь все! Ничего не будем пробовать, ни сейчас, никогда.
Люк кладет бритву на столешницу. Белая пена для бритья стекает на гранит маленьким облачком. Люк понимает, что перегнул.
– Просто ответь на вопрос… Пожалуйста…
Я качаю головой. Сползаю по стене на пол.
– Роуз…
Не успеваю опомниться, как закрываю руками лицо и плачу. Вскоре Люк уже сидит на корточках возле меня и глубоким негромким голосом – голосом, который я так любила, но люблю ли еще? – говорит:
– Роуз, Роуз, в чем дело? Скажи мне…
Это первый искренний жест заботы, который проявляет муж после нашей ссоры. Мне хочется порадоваться, но я не могу. Я знаю: Люк делает это только потому, что я уступила, потому что я собираюсь дать ему желаемое.
Потому что он победил. Мы долго стояли у зыбкой черты, но все вот-вот пойдет так, как задумал Люк. Возможно, за беспокойством в его голосе скрывалось и опасение, что прямо в тот миг, когда я уже готова ответить «да», один неверный вопрос способен все уничтожить.
Я поднимаю взгляд, напомнив себе, что именно я решаю – удовлетворить его желание или нет. Решает только женщина. И мужчина не в силах это изменить. Именно потому они всегда ищут другие способы наказать нас за то, что мы обладаем тем, чего они не имеют. Так ведь?
– Ты знаешь, в чем дело, – отвечаю я. – Дело в нас, Люк.
Он подтаскивает поближе коврик из ванной, усаживается на него, скрестив ноги и лицом ко мне.
– Раньше мы были так счастливы… – говорю я ему.
– Знаю.
– А теперь взгляни на нас.
Он склоняется ближе, моргает.
– Рождение ребенка все изменит, Роуз. Я точно знаю. Вместе с малышом к нам вернутся счастливые времена.
Я смотрю на мужа, впитывая его слова, осознавая, в какой момент он это сказал. Люк не в силах удержаться даже на несколько секунд, даже после того, как я только что рыдала. Он знает, чего хочет, и собирается добиться этого от меня. Люк хочет ребенка, потому что меня одной ему больше недостаточно. Понимает ли он это – скрытое послание, которое внушает своей жене с таким отчаянием?
Его взгляд становится отчасти безумным, лихорадочным.
Я встала перед выбором, я решилась. Похоже, других вариантов у меня нет, потому что в противном случае я останусь одна.
– Ладно, хорошо, – вздохнув, говорю я. – Давай попробуем, Люк.
ГЛАВА 14
25 сентября 2007 года
Роуз, жизнь 4
Столярную мастерскую отец устроил в гараже дома, где я выросла. Впрочем, машины там давно не ставят. Родители паркуют свои авто на подъездной дорожке, а если идет снег – под сенью раскидистого дуба во дворе. Мама жалуется: приходится то чистить их после сильной грозы, то соскребать наледь с лобового стекла, а во время дождя – совершать пробежку из дома до двери машины. Но я знаю, мама не всерьез. Она гордится талантом отца – он делает великолепные вещи.
– Пап, можно? – Я приоткрываю боковую дверь.
– Роуз, милая, это ты?
Дом соединяется с гаражом отдельным коридором. Именно там я и стою.
Открываю створку шире.
– Привет, папа.
Высокая фигура отца склонилась над столом, кусок наждачной бумаги зажат рукой в перчатке. Папа оглядывается. Древесная пыль покрывает весь пол, рядом со столом – скамья, где отец разложил рабочий инструмент. Позади на стене – специальные пазы, куда папа вешает незаконченные стулья и прочую мебель. Напротив – большой железный шкаф с запасами лака, а рядом – дерево, уложенное штабелем.
На отце мешковатые джинсы и простая зеленая рубашка с короткими рукавами. Волосы на свету переливаются сединой.
– Иди-ка, обними своего старика! – Он выпрямляется и снимает рабочие перчатки. Его руки сжимают меня так сильно, что приподнимают от пола. – Чем обязан визиту? У тебя сегодня нет занятий?
– Нет. В этом семестре у меня лекции со вторника по четверг.
Папа улыбается.
– Тяжела твоя жизнь, детка.
– Плюю в потолок, пап. – Слегка подталкиваю его локтем.
Отцовские шутки меня не задевают: он знает, что я много работаю.
С той поры, когда родители старались понять, зачем я пытаюсь получить докторскую степень и стать профессором, мы прошли долгий путь. Теперь я наслаждаюсь тем, что мы можем вот так запросто шутить о моей карьере, и мне очень дорога искренняя гордость, которая звучит в голосах папы и мамы, когда они расспрашивают меня о работе.
– Не хотела тебе мешать. Собиралась просто посидеть здесь и поговорить с тобой.
– Ты мне никогда не мешаешь.
Отец направляется за стулом в дальний угол гаража. Стул этот выкрашен в синий цвет гортензий, почти фиолетовый, на нем я сидела, когда была маленькой. Покрасили его специально для меня. Он больше обычного стула и шире. Мама сшила для него толстые подушки в цветочек, которые привязываются к спинке и на сиденье. Обе уже выцвели.
Отец водружает стул возле своего рабочего места.
– Держи, солнышко. – Он надевает перчатки и снова берет наждак. – Как дела, что нового? Как начало занятий? Может, кого-нибудь из студентов надо приструнить?
– Нет, – смеюсь я, – но приятно, что ты меня поддерживаешь, пап.
Я рассказываю ему о занятиях, о факультете, о новом исследовательском проекте, который собираюсь запустить. Мне всегда нравилось наблюдать за работой отца, проводить с ним время.
В детстве я иногда брала с собой книгу и торчала здесь, рядом с папой, часами: он работал, я читала в тишине. Отец не очень-то разговорчив, зато с ним спокойно, он умеет хорошо слушать.
Иногда мы вместе наслаждались музыкой. Когда я была ребенком, папа ставил мне любимые мелодии шестидесятых и семидесятых, а потом я повзрослела и стала включать ему записи на свой подростковый, формирующийся вкус. И отец терпеливо сносил, потому что так мы проводили вместе больше времени.
В теплые весенние и осенние дни папа во время работы открывает ворота гаража, чтобы дышать свежим воздухом
