The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая

Ну и наплевать, они даже уже не вспомнят, на что спорили.

От проигрыша его спас телефонный звонок.

Звонила Алина.

С единственным желанием – угодить. Ему угодить. Так почему бы и не приехать? Не воспользоваться случаем, что она наконец-то освободилась от своих очень срочных дел и готова. Она всегда готова. Та еще пионерка.

Пионерка встречала его на пороге своей квартиры в высотке – в черном кружевном пеньюаре и, как обещала, в чулках. Новострой находился недалеко от телецентра. Это давало ей возможность приехать домой раньше Богдана. И с форой в пять минут успеть раздеться, натянуть обещанные ему чулки с подвязками, стереть с губ помаду и налить два бокала вина. Когда доливала во второй, чтобы сравнять их по количеству напитка, раздался звонок в домофон.

Алина впустила его в подъезд, раскрыла входную дверь в квартиру, соблазнительно выставила вперед ножку. Да так и осталась ждать, пока он поднимется на лифте к ней.

Увидев ее, Богдан хмыкнул. Вот тебе, Моджеевский, твое яблочко на блюдечке с голубой каемочкой. Ешь, на сколько аппетита хватит. Он быстро прошел в квартиру, притянул Алину за талию к себе и выдохнул ей в губы:

- Ждешь?

- А я тебя, Моджеевский, всегда жду, - мурлыкнула Алина, пробежала пальцами по его затылку, ероша волосы, прижалась крепче. Там. Внизу. Где шелк ее белья касался брюк. И ни минуты не отрывала больших блестящих... потемневших глаз от его лица так, что было видно: ждала. И ждёт.

- Хорошая девочка, - хрипло проговорил Богдан. Прохладная ткань скользнула в его руках, и пальцы коснулись оголенного берда Алины.

По ее телу прошла легкая, но ощутимая дрожь. И она, хватанув ртом воздух, томно сказала:

- Хорошая девочка хочет поиграть!

С этими словами ухватила его за лацкан пальто и быстро скинула с плеч на пол. Маленьким розовым язычком прошлась по его горлу, выступающему из воротника рубашки. А потом взялась за галстук и потянула на себя, увлекая в спальню.

Черта с два! Сегодня он в аперитиве не нуждался.

Все, что он ей позволил, увести себя из прихожей. По дороге отбросил пиджак и теперь сам уже тащил ее в комнату. Мутным взглядом осмотрелся и, подхватив Алину под ягодицы, усадил на стол. На мгновение Моджеевский отстранился, расслабил галстук и впился злым поцелуем в ее губы. Ее руки напряженно двигались по его пояснице и животу, вытаскивая рубашку из брюк, мяли ткань на груди, расстегивая пуговицы. Ей нравился его напор. Она любила секс. Она с первой их ночи дала ему это понять. И сейчас, возбужденная им буквально в пару мгновений, заведенная почти до предела, она вскрикивала от его движений и ждала их снова.

Потом ее ладони скользнули к пряжке его ремня, освобождая доступ к тому, что она хотела сейчас чувствовать под своими пальцами. Он ей не мешал. Прелюдия закончилась, едва она достигла своей цели. Он навис над Алиной, вынудив ее инстинктивно опереться руками о столешницу, и грубо развел ее ноги шире. Ровное дыхание Богдана, заскользившее по ее шее, совпадало с ритмом его механических движений. В такт им глухо позвякивали бокалы.

Ужин оказался коротким. Моджеевский быстро пресытился, и плевать на аппетит Алины. Он отпустил ее сразу, подтянул брюки, полурасстегнутая рубашка неряшливо торчала из-за пояса. Стащив с шеи галстук, Богдан небрежно сунул его в карман и жадно, в два глотка выпил вино.

Алина так и осталась сидеть на столе, лишь сведя вместе ноги. Те все еще дрожали, а она сама пыталась отдышаться. В ушах у нее отчетливо свистело, но она все еще хотела его прикосновений. Чтобы не отстранялся так сразу.

Акаева откинула с лица упавшую на лоб прядь волос и негромко проговорила:

- Подай, пожалуйста… мой бокал.

Богдан протянул ей вино и переставил ближе бутылку. После чего расположился в кресле, еще больше отдалив себя от Алины. Она тоже отпила. Но не как он. Коротким небольшим глотком. Облизнула губы. Потом подняла на него затуманенные глаза и спросила:

- Заказать что-нибудь? Раз с рестораном не сложилось…

- Если сама хочешь, - проговорил Богдан. Слишком спокойно, будто и не было ничего пять минут назад. – Я не задержусь долго.

Это его спокойствие ее снова пугало. В очередной раз. И она не знала, что с этим поделать. Как стена какая-то, ей-богу. Долбится, долбится… И ведь неизвестно, что за этой стеной. Вдруг – пустота, а она лоб разобьет?

Алина соскользнула со стола, поправила белье. Запахнула на себе пеньюар, потом будто бы передумала и оставила полы в покое. В конце концов, ей было, что показать, пусть смотрит.

- Душ?

- Не суетись, пожалуйста, - скривился Моджеевский. – Мне не пять лет, чтобы я не мог позаботиться о личной гигиене. Или это материнский инстинкт так проявляется?

- Всего лишь хотела предложить принять его вместе. Но как скажешь, - отчеканила она в том же тоне, в котором задавала свой вопрос. А потом не выдержала, дерзко подняла на него взгляд и выпалила голосом, в секунду сделавшимся звенящим: - Если бы меня обидели, ты бы вступился?

- Ты гипотетически или что-то случилось? – спросил он, внимательно глядя на Алину.

- Случилось. Родственник твой меня оскорбил.

Мысли Богдана метнулись от отца к янычару, а после зачем-то перепрыгнули на Арсена. На лице они отразились удивленно приподнятыми бровями.

- Алин, слишком мало информации, чтобы я мог что-то понять, - сказал он.

- А у меня тоже слишком мало информации, чтобы что-то понять, - мрачно ответила она и переместилась на диван, забралась туда с ногами и подтянула колени, устроив на них подбородок. – Ты говорил, Дима – твой одноклассник, а он сегодня сообщил, что, оказывается, родственник.

- Мне надо было рассказать обо всех бабушках до седьмого колена? – с некоторым пренебрежением спросил Моджеевский, но ответа дожидаться не стал. – И что этот родственник сделал?

- Предложил мне сегодня проставиться за перевод в прайм-тайм. Заняться с ним сексом в благодарность за такое его решение, - зло выпалила Алина и снова глянула на Богдана, словно ждала, что он уже хотя бы что-нибудь сделает.

И он сделал. Но не для Алины, а для себя. Выигрывал время, чтобы осознать услышанное.

- А ты? – спросил он Акаеву, мало озадачиваясь ответом. Его волновало другое. Другая. Юлька. Она не догадывается? Или так влюблена, что ничего не замечает? Или знает? Не