Серебрянные узы - Хелен Фрэнсис

— Извини, дорогая! Мы все наверстаем, как только ты снимешь эту чертову повязку. А теперь ты простишь, если я тебя покину? Мне надо разобраться с этими долговыми обязательствами, но мы скоро увидимся.

Джоанна с облегчением проводила его взглядом. Она была рада, что для Малкольма все так замечательно завершилось, но настроение у нее внезапно испортилось. «Наверное, это от вчерашних событий — и оттого, что пришлось лгать Гранту», — подумала она и, встряхнувшись, решила заняться оценкой, не зная лучшего способа справиться с унынием.

Рози помогла ей перенести серебро из кабинета в рабочую комнату, и остаток дня Джоанна провела, завершая описание предметов из первого шкафа в столовой. Теперь ей предстояло лишь разобраться с последним шкафом и сделать оставшиеся фотографии, о чем Джоанна и сказала Гранту за ужином. Он нахмурился.

— Зачем ты так себя изнуряешь? Я же просил тебя немного отдохнуть. Оценка может подождать: сейчас она мне не к спеху.

— Я просто не могу сидеть сложа руки, — сказала Джоанна. — Я не привыкла бездельничать.

Он с любопытством взглянул на нее.

— А ты попробуй представить, что ты здесь хозяйка, можешь?

Он и не догадывался, как больно ранила Джоанну эта его неумышленно жестокая шутка: ведь если подразумевалось, что, будучи хозяйкой, она станет его женой, то именно этого ей хотелось больше всего на свете.

— Но ведь это, кажется, не входит в мои обязанности? — сухо ответила она и, тут же испугавшись собственной резкости, поспешно добавила: — Как все-таки неудобно делать все одной рукой!

— Да, ты мне напомнила… — тут же ответил Грант. — Завтра отвезу тебя в больницу. Ты вчера здорово переутомилась: надо убедиться, что ты не причинила себе вреда.

— Отвезти меня может Берт. Ты ведь занят.

— Не настолько. Поедем утром и по дороге остановимся где-нибудь пообедать. Нам обоим не помешает отдых.

На том они и договорились.

В больнице подтвердили, что ключица срастается правильно, и даже сказали, что Джоанна может потихоньку работать левой рукой при условии, что будет делать это с умом и не станет перетруждать себя, хотя в остальное время по-прежнему придется носить повязку, чтобы уменьшить давление на ключицу. При этом известии Джоанна просияла. Они сели в машину и покатили назад.

Гранту удалось отыскать настоящий деревенский паб — приземистый, с низким потолком и выцветшей соломенной крышей, — который словно дремал на солнышке. Когда они зашли в бар, чтобы выпить по стакану сидра, Джоанна вздохнула от удовольствия.

— Как здесь мило. Настоящая лошадиная упряжка! Посмотри, как сияет медь — сразу видно, что ее начищали не одно десятилетие!

— Ты просто неисправима! — рассмеялся Грант. Он сел возле Джоанны на старую деревянную скамью и вытянул ноги, наслаждаясь отдыхом.

— Прости, я не хотела…

— Это вовсе не упрек. Напротив, твоя увлеченность — это замечательное качество и большой талант. Мне очень нравится, что у тебя всегда есть чем восхищаться. — Он улыбнулся, заметив ее смущение. — В связи с этим у меня к тебе вот какой вопрос. Поскольку ты сейчас все равно не можешь делать фотографии, не хотела бы ты взяться за одну работу?

— Конечно, если ты считаешь, что я чем-то могу помочь. Что я должна делать?

— Я хотел бы, чтобы ты вместе со мной прошла по комнатам и посмотрела, что к чему — размеры, отделка. Посоветовала бы, что нужно сделать, чтобы вернуть им первоначальный вид…

— Но я не имею ни малейшего представления об этой работе, — возразила Джоанна.

— Пусть так, но зато у тебя есть врожденный вкус и понимание того, что и как должно выглядеть. К тому же, по-моему, ты полюбила усадьбу?

Густо покраснев, Джоанна почувствовала, что на глаза у нее навернулись слезы.

— Да, — прошептала она.

— Не надо этого стыдиться, — мягко произнес Грант.

Джоанна не могла объяснить, что эти слезы вызваны любовью не только к дому, но и к его владельцу.

Грант продолжал:

— В конце концов, дом действительно прекрасен. Поначалу, когда я еще кипел от злости при одной мысли о прошлом, я сам себе в этом не признавался. А ты сразу поняла, что такое этот дом и чем он был долгие годы, заставив и меня оценить его по достоинству.

— Что ж, я с удовольствием тебе помогу.

— Ну вот и отлично. А теперь — ленч.

Условившись, что лишь немного перекусят, Грант и Джоанна остановили свой выбор на супе и сандвичах с креветками, и Грант пошел делать заказ. Джоанна проводила его взглядом, любуясь широкоплечей фигурой с узкой талией и легкой неторопливой походкой. Многое в Гранте восхищало ее: густые темные волосы и притягательные глаза, глубокий красивый голос, неожиданно открывшаяся мягкость. «Дурочка! Тебе все в нем нравится! Выкинь это из головы», — тут же напомнила она себе.

Мысли Джоанны вернулись к его последнему предложению. Зачем ему нужно, чтобы она осталась? Ведь если он решил привести дом в надлежащий вид, Мария тоже захочет иметь право голоса, пусть она и не имеет ни малейшего представления о стиле той эпохи.

И тут Джоанна вспомнила, что даже не знает, будут ли Грант и Мария жить после свадьбы в усадьбе? Учитывая, что сфера деловых интересов Гранта включает в себя Мексику и Соединенные Штаты, логичнее для него было бы ограничиться домами в этих двух странах. Так что, скорее всего, привести усадьбу в порядок он решил только для того, чтобы продать. И хотя эта мысль причиняла Джоанне странную боль, ее это не касалось и гадать на кофейной гуще не имело смысла.

Не спеша покончив с ленчем, Джоанна села в мощный автомобиль Гранта и откинулась на спинку роскошного кожаного кресла. Было уже достаточно жарко, но ветерок, дувший в открытые окна и люк в крыше, дарил приятное ощущение прохлады. Грант выбрал одну из извилистых дорог по направлению к Йовилю. Через некоторое время они въехали в ворота Монтакьют-Хауза — памятника старины, принадлежащего Национальному тресту. Поставив машину на стоянку, Грант сказал:

— Я просто подумал: почему бы нам с тобой не открыть для себя что-нибудь новенькое?

По извилистым дорожкам они подошли к трехэтажному каменному дому в елизаветинском стиле. Его медового оттенка стены были красиво освещены ярким солнцем; богатые фронтоны и высокие, точно колонны, трубы придавали зданию оригинальный вид.

Кругом стоял гомон и царило радостное возбуждение: актеры в средневековых костюмах, вокруг которых тут и там сгрудились стайки школьников в старинных нарядах, показывали им, как нужно кланяться и делать реверанс. Джоанна восторженно улыбнулась и энергично закивала на вопрос Гранта:

— А ты хотела бы к ним присоединиться?

Смысл этих упражнений стал им понятен, когда Грант и Джоанна добрались до Большой галереи на последнем этаже. Собравшиеся здесь дети кланялись и приседали друг перед другом в изящном менуэте, а потом принялись чинно кружиться, образуя сложные переплетающиеся цепочки.

— Очаровательно! — прошептала Джоанна. После того как танец завершился и танцоры разошлись, они с Грантом смогли полюбоваться на портреты эпохи Елизаветы и Якова. Выйдя из дома, они уселись на траву, и Грант, мягко взяв Джоанну за плечи, заставил ее прислониться спиной к своей груди, чтобы ей легче было сидеть.

На воздухе актеры показывали пьесу об участии сэра Эдварда Фелипса, первого владельца Монтакьют-Хауза и тогдашнего спикера Палаты Общин, в Пороховом заговоре. Но с того места, где сидели Грант и Джоанна, слышно было неважно, а Джоанна и вовсе не могла ни на чем сосредоточиться, все сильнее чувствуя спиной, как бьется сердце Гранта. Она страстно желала обернуться и прильнуть к его груди, чтобы разрядить почти электрическое напряжение, рождавшееся оттого, что она была так близко от него и в то же время так бесконечно далеко. Джоанна чувствовала, как глаза ее наполняются слезами, и как раз в этот момент Грант склонился к ней. Она растерянно замигала, пытаясь скрыть слезы, но он сказал:

— Твои глаза — глубокий океан: я чуть не утонул в них, — и, наклонившись, поцеловал ее в раскрытые губы — сперва нежно, а потом крепче, словно пил нектар с цветка. Закружившись в водовороте чувств, Джоанна вплела свои пальцы в его волосы, но Грант вдруг отстранился от нее.

— Твоя рука, — сочувственно произнес он. — И потом, мне кажется, ты слишком долго сидишь на солнце. Как насчет чашечки чаю?

Эти слова отрезвили Джоанну, точно струя ледяной воды. Как смешно: ведь он сказал почти то же самое, что она сказала Малкольму, вырываясь из его объятий. И, судя по всему, с той же целью — он не хотел продолжения.

Стараясь не показывать, как глубоко уязвлено ее самолюбие, Джоанна с улыбкой согласилась выпить чаю и позволила Гранту помочь ей подняться с травы. Но свет этого дня померк, и она была рада, когда они наконец вернулись домой.