Эликсир для избранных - Михаил Анатольевич Логинов

– А ты хотела, чтобы я тебе джокера сдала? – поинтересовалась мама.

Игра началась.

Я с детства любил эти карточные посиделки. Кункен был нашей фамильной игрой. Играли мы с сестрой, играла мама, играла бабушка, играла давняя бабушкина подруга Ирина Яковлевна Сухотина. Теперь играл и Витька… Моя бывшая жена Лена, когда еще жила в Москве, тоже играла… Единственным человеком, который так и не пристрастился к этой замечательной карточной игре, был отец. Но он почему-то вообще ни во что не играл.

– Слушай, ма, а известно, кто принес кункен в семью? – в сотый, наверное, раз спрашивал я.

И мама в сотый раз морщила нос и отвечала:

– Точно это не известно. Меня научила играть моя мама, твоя бабушка, когда мне было десять лет. Это был 1949 год, что ли… Я помню, мы играли втроем с Ириной Яковлевной. И мама говорила, что ее мама, то есть прабабушка Серафима Георгиевна, играла…

– А прадед играл? – спросил я маму.

– Не знаю, – ответила мама. – По словам моей мамы, обычно играли она, прабабушка и кто-нибудь из друзей. Особенно часто компанию им составлял… У прадеда был сотрудник, даже можно сказать ученик. Его звали Борис Ростиславович Кончак-Телешевич.

– Красивая фамилия…

Где-то я ее уже слышал. Или видел.

– Да, он был какого-то страшно древнего княжеского рода, чуть ли не ордынского. Хотя татарского в нем ничего, по-моему, не осталось. Он, скорее, на викинга был похож. Глаза голубые-голубые…

– А откуда он взялся?

– О! Это была целая история…

– Да?

– У него была очень интересная судьба. И сложная. Он тоже родом откуда-то из Поволжья, из… Ой, господи! Памяти никакой. То ли из Самары… то ли из Саратова. Точно не помню. Он после гимназии поступил в университет, собирался изучать биологию. Или химию? Не помню… Но тут Гражданская началась, и он пошел на войну…

– За белых или за красных?

– За белых, за белых, конечно. Воевал, потом отступал на восток и… как рассказывала бабушка, собирался уйти вместе с чехословаками… в Европу.

– И почему не ушел?

– Заболел тифом. То ли Томске, то ли в Омске. Его там оставили, в больнице. А пока он болел, белые ушли, красные пришли… Так он и остался в России… Потом вернулся в Казань, хотел возобновить учебу, но это было трудно… Дворянин, в общем, социально чуждый элемент…

– И что было дальше?

– И вот тогда его подобрал прадедушка.

– В каком смысле подобрал? На улице, что ли?

– Почти…

– Вы играть собираетесь? – перебила нас Катя. – Выкладываю валетов и десятки.

– Ой! Что она творит! – всполошилась мама.

– Это я тебе такую «дрянь» сдал? – не преминул я напомнить Кате о ее стонах и жалобах.

– Ну, кое-что из колоды пришло… – неопределенно помахала рукой сестра.

– Пока мы с тобой, Лешенька, разговоры разговариваем, твоя сестра сейчас закончит с одного раза, и мы запишем вдвое…

«А кто и вчетверо!» – подумал я, глядя на имевшегося у меня на руках джокера.

– Нет! – Катька с досады хлопнула ладонью по столу. – Одной карты не хватило. Просчиталась я малек. Не кончу!

– Все! Все! – захлопотали мы с мамой. – Карте место! Раз выложила на стол, переигрывать нельзя!

– Да я и не собиралась! Я вас и так обыграю!

Страсти за столом немного улеглись, и мы с мамой смогли продолжить беседу.

– Так, значит, прадед взял этого Кончака к себе на работу?

– Ну да. Ассистентом, лаборантом или кем там?

– А потом?

– Что потом… Так они вместе и работали. Сначала в Казани, а потом в Москве.

И тут я вспомнил, где видел замысловатую фамилию прадедова сотрудника, – в предисловии к сборнику статей… Ну да, он оказал помощь в подготовке книги.

– То есть получается, этот Кончак всюду следовал за прадедом?

– Да, он был очень близким сотрудником Павла Алексеевича и другом семьи. А кроме того, он был влюблен в бабушку.

– В Ариадну Павловну?

– Да. Бабушка в молодости была очень красивой.

– Это мы знаем. Она и в старости была недурна собой. И что же? Она ответила на его чувства?

– Ммм… Сложно сказать. Мне кажется, что поначалу она благосклонно принимала его ухаживания. Наверное, ей, молодой девушке, льстило внимание зрелого мужчины…

– А сколько было бабушке?

– А ты посчитай. Она одиннадцатого года, значит, в начале тридцатых ей было двадцать с небольшим.

– А ему?

– Борис был лет на двенадцать старше…

– Не такой уж он был старый…

– Ну, в двадцать лет тридцатилетний мужчина кажется девушке… взрослым.

Я произвел в уме несложные расчеты. Получалось, что Борис Кончак был ровесником ХХ века. Он, конечно, давно уже умер. А жаль… Вот с кем было бы интересно поговорить о прадеде и всех его делах. Может, родственники какие-нибудь остались?

– И чем дело кончилось? Ну, между этим Кончаком и бабушкой?

– Ничем.

– Разошлись?

– Что-то между ними случилось, – задумчиво произнесла мама. – Твоя бабушка не любила про это рассказывать. После смерти Павла Алексеевича Борис еще какое-то время продолжал поддерживать отношения с Серафимой Георгиевной и бабушкой, а потом… Потом вдруг исчез с горизонта.

– Исчез? Может, его посадили?

– Не знаю! Никогда ничего про это от мамы не слышала.

– А когда это произошло?

– Перед войной. Как раз тогда мама… моя мама вышла за папу, а в тридцать девятом родилась я…

– Ну, вот тебе и объяснение, – заметил я. – Бабушка встретила другого мужчину и вышла за него замуж. Сердце Кончака было разбито, и он перестал бывать у Заблудовских. Вполне логично.

– Логично, но это все только предположения, – сказала мама. – Бабушка, повторяю, про Кончака мало рассказывала.

– Хм… Или другая версия! Ариадна Павловна была без памяти влюблена в Кончака, а он ей изменил с другой. И тогда бабушка с досады вышла за дедушку и…

– …И с досады родила меня, – закончила мама. – Спасибо, сыночек!

– Да я ничего плохого не хотел сказать… Так, предположения, как ты говоришь…

– Так, вы играть будете? – опять нетерпеливо спросила Катя.

Все это время она была занята какими-то сложными вычислениями и не очень прислушивалась к нашему разговору.

– А в «базар» ты что-нибудь снесла? – поинтересовался я.

– Я, может быть, сейчас возьму «базар», – ответила Катя.

– Что же, дело хозяйское, конечно, – произнес я. – А если я сейчас с одного раза закончу?

– Это будет с твоей стороны очень большое свинство, – серьезно ответила сестра.

– Так берешь «базар» или не берешь?

– Беру, – решительно заявила Катька и сгребла карты, лежавшие на столе.

Она выложила трех тузов, потом задумчиво пожевала губами и вернула на стол червонную тройку.

– Что это вы с матерью все мусор какой-то в «базар» кидаете, а? – злобно