К строевой - годен! - Михаил Серегин

– Вы что тут устроили? – возмутился лейтенант.

– А! Смотрите! – Рядовой подпрыгнул.

Обе тапки снялись с ног Резинкина и сами собой поползли в тот же туалет. А дневальный продолжал стоять на посту и дымиться.

Залетело привидение, на этот раз уже с двумя свечками, и снова растаяло в мощных лучах, исходящих из сортира.

Дневальный повернул к ним свое лицо. Мудрецкий прищурился и надел очки.

– О! – только и выдохнул он. Нос военнослужащего был покрыт густыми волосами, свисавшими на верхнюю губу, а безобразно густые брови полностью скрывали глаза.

Лейтенант улыбнулся.

– Да... ну, юмористы.

Сделав шаг, он остановился. Дневальный вздрогнул и поднялся на несколько сантиметров в воздух. Юра сморгнул и шагнул еще. Волосатый солдат взлетел выше, взмахнул в воздухе руками и неожиданно выплюнул в сторону Мудрецкого столб огня.

Юра отпрянул, а солдат поднялся еще немного, присел прямо в воздухе и унесся опять же в сортир. Раздались душераздирающие вопли, и мимо них на улицу с криком: «П...доболы идут, кайтесь, п...доболы идут!» – вылетело объятое пламенем привидение.

Резинкин перекрестился.

– Молитесь, товарищ лейтенант.

– Я не верую, – признался Мудрецкий ссохшимися губами, но, увидев возвращающиеся к Резинкину тапки, осенил себя крестом. – Надо людей поднимать.

– Стойте, не ходите, товарищ лейтенант!

Мудрецкий не слушал, он открыл дверь кубрика, где ютились химики, и застыл на месте. Окровавленные, истерзанные тела валялись по койкам, а на самой ближней к нему лежала отдельно от туловища бледная, обескровленная голова Агапова с огромными синяками под закрытыми глазами.

Неожиданно веки дрогнули, и на Юру уставились мертвые глаза.

– Что же ты наделал, Юрочка? – вопрошала голова. – Зачем ты нас всех в пьяном угаре зарезал? – Голова скосила глаза на сторону, и Юра узнал свой собственный складной ножичек, что взял на службу с гражданки. Он посмотрел на истерзанные тела солдат, тряхнул головой. Тут на центральный проход вылетела окровавленная нога и шлепнулась прямо в лужу крови. Потом следом прилетела чья-то вырванная с ниточками сухожилий кисть, из дальнего угла послышалось звериное рычание и возня.

Мудрецкий попятился, споткнулся о порог и вывалился в коридор. Он поискал глазами Резинкина. Тот висел на стене и дергался. Ноги его свободно болтались в воздухе.

– Где же вы были, товарищ лейтенант? Меня снова обидели. Заступиться некому, – и тут Резинкин описался, сделал под собою лужу. Большую. Из него лилось и лилось. По казарме поползла вонь.

– Прекрати! – выкрикнул ошалевший Юра.

– Н-не могу, товарищ лейтенант, – стонал рядовой, – переполнился я. Снимите меня, пожалуйста.

– Ты вначале это, свои дела закончи.

– Я уже все. Пописал.

Под Резинкиным была лужа крови.

Из туалета вышел абсолютно лысый дневальный.

– Почему не на посту! – крикнул лейтенант и пошел к солдату.

Тот как ни в чем не бывало встал на свое место.

– Нос брил, товарищ командир.

– А почему летаешь?

– Чего?

– Молчать!

Юра взглянул на часы. Пять минут первого ночи. Вошел в умывальник. Никого. Заглянул в туалет.

Абсолютно голый, покрытый потом Простаков стоял напротив очка и хлестал себя веником.

– Будете париться, товарищ лейтенант?

– Не буду! – отпрянул Юра.

– Жаль, – покряхтывал Простаков, – а то парок пропадает.

Мудрецкий поправил очки на носу. Над парашей стоял густой туман.

– Поначалу глаза может резать, а потом привыкнете. – Леха подошел, взял с подоконника ковшик, зачерпнул им из очка и обдал себя. – А-а-а! Хорошо. Вы мне спинку веничком не похлещете, товарищ лейтенант?

Мудрецкий машинально взял веник и стал размеренно бить Простакова по левой заднице.

– Повыше, товарищ лейтенант.

Но Юра не слышал его, он смотрел в окно. На улице перед ним плавал по воздуху нагой Валетов с двумя свечками в руках и шептал одними губами:

– Любите меня, любите меня.

Мудрецкий отбросил веник и хотел броситься прочь из казармы, но столкнулся в умывальнике с Резинкиным. У того было три руки, средняя росла из ширинки.

– Ночная мутация, товарищ лейтенант. Баб в армии нет. Подумал я о бабах, – он размахивал всеми тремя конечностями одновременно, – и решил сам с собой, и тут член у меня в третью руку сам превратился.

– Фигня, – из туалета показался Простаков. – Вот у меня теперь две дырки в заднице. Хотите взглянуть, товарищ лейтенант?

В открытое окно умывальника влетел Валетов, сел на подоконник и задул свечи.

– Тяжело по ночам летать. Что ж вы, товарищ лейтенант, меня не поймали? Я вам кричу: «Лови меня, лови меня»...

Тут за спиной Мудрецкого что-то вспыхнуло. Он не успел повернуться, а объятый пламенем Резинкин, размахивая всеми тремя руками, выбежал прочь, оставляя за собой шлейф дыма.

– Сволочи, – на глазах у Юры навернулись слезы. – Что же вы надо мной делаете, сволочи?

– Не плачьте, товарищ лейтенант, – рядом стоял голый Валетов. – А знаете, как трудно в армии свечки найти, чтобы летать вместе с ними по ночам. Без свечек не взлетишь. А что за ночь без полетов?

– Да, Юра, не надо, – Простаков подошел и протянул обиженному веник, – пойдем париться, время-то идет...

И они парились.

В три утра поссать зашел вместе со своей головой старший сержант Агапов и увидел в углу лежащего на старой коричневой половой плитке голого Мудрецкого.

– Товарищ лейтенант, – Агапов пнул сапогом белую офицерскую попу, – вы чего тут?

Юра открыл красные, воспаленные глаза.

– О! И голова на плечах.

– Чего?

– У тебя с головой все хорошо?

– У меня да, – Агапов отливал, будто ничего такого и не происходило. – А у вас?

– У меня? – забеспокоился Юра и обнял свою черепушку. – Наверное. А где Простаков?

– На кладбище.

– На кладбище!

– Шучу. Да спит он, товарищ лейтенант.

Проходя мимо дневального, Мудрецкий внимательно посмотрел на его нос. Солдат отшатнулся.

– Вы чего?

– Стоишь?

– Стою.

– Не летаешь больше?

– А?

Мудрецкий махнул рукой.

– Одежду мою не видел?

– В штабе, наверное.

– А, спасибо. А тут... это больше не летает?

– Чего это?

– Ничего, пойду спать.

Проснувшись утром, лейтенант нашел себя одетым, чему очень обрадовался. Все. Больше он со Стойлохряковым никогда не пьет. Не надо ему такого. Завязывать, завязывать.

Утром прапорщик Евздрихин с довольным видом встречал в машинном парке пополнение.

– Отлично. Даже дедушка пришел.

Кикимор скривился. В парк его никто не приглашал. Немного Родине послужить притопал по собственной инициативе. Не все же время в казарме от безделья пухнуть.

Очередная проблема с порядковым номером 73 стояла на прежнем месте. БТР-60. Старье, а командиру батальона надо, чтоб этот хлам не только заводился, но и ездил. По документам он эксплуатировался только один год, остальное время стоял на консервации. Только почему-то на нем все узлы изношенные.

Кикимор подошел, глянул, хмыкнул в раскормленную пачку и пошел в караулку.

– Нечего пялиться, товарищи солдаты, вам еще до дома ой как далеко, – прапорщик накинул на плечи лямки спецштанов. – Начнем.

– Так вы же ближе, вот мы на вас и смотрим, – сообщил Кикимор.

– Смотрите лучше на внутренности номера 73. Они изящнее.

Движок разбросали быстро.

Сержант Батраков, ефрейтор Петрушевский, Витек, Леха, Фрол – все работали на равных.

К обеду Баба Варя принес хавку из столовой. Всякий раз, когда дело касалось срочных работ, обед организовывали на месте.

Мудрецкий, притопавший вместе с Бабочкиным, стал неприятной неожиданностью для Кикимора, так как изъявил желание отобедать вместе со всеми. Дедушкина мясная диета накрылась.

Сели прямо в ремонтном боксе кружком.

– Зарплаты не хватает, товарищ лейтенант? – Кикимор лопал постные щи. – В парк кушать ходите?

– Ага, не хватает, – охотно согласился офицер, не замечая откровенного хамства.

А ведь только благодаря Мудрецкому у них на обед, кроме столовской жрачки, еще и пара банок тушенки. Мог бы и спасибо сказать. Но оборзевший дед уже и забыл, когда говорил в последний раз хорошие слова.

– Солдатское – оно лучше. С него летающих по ночам военнослужащих не видишь. Спишь спокойно.

Лейтенант вздрогнул. Неужели все не сон? Не может быть. А если... Нет. Хм, долг платежом красен, суки.

Молча полопав, труженики свалили котелки Бабе Варе и пошли в курилку подымить.

На территории парка нельзя, а в строго отведенном месте – пожалуйста.

Ни с кем не делясь, Кикимор задымил «Мальборо», ловко выхватив толстыми пальцами из-за голенища укороченного сапога зажигалку, для которой он сделал специальный кармашек.

Прапорщик вытащил едкую дрянь без фильтра. Пацаны обошлись дешевыми российскими. Лейтенант сел за компанию на лавочку, задымил «Космосом».