Правильный пахан - Михаил Серегин

Михаил Серегин

Правильный пахан

Пролог

«Жизнь дается человеку только один раз, и нужно ее прожить на берегу Черного моря!» – весело замечают жители Причерноморья, и нельзя не отметить, что по-своему они совершенно правы: места тут исключительно красивые. В ясную погоду изумрудно-лазурное море нежно лижет своими волнами прибрежную гальку. Остроконечные скалы могучими сторожами заступили в самую воду. Морские чайки и бакланы проносятся над пенистыми волнами, высматривая свою добычу.

Когда на курорт спускается ночь, по всему побережью зажигаются огни ресторанов. Отдыхающий люд переодевается в вечерние туалеты и спешит туда. Клубы, бары, разнообразные кафе и игровые залы – все к услугам туристов, особенно тех, кто денег не считает и легко с ними расстается...

В одном из самых живописных местечек Крымского полуострова, неподалеку от города Ялта, находится Ливадийский дворец.

Представьте себе широкую лестницу белого камня, бегущую от невозможно роскошного творения человеческих рук к берегу моря. По бокам застыли белокаменные львы. Поднявшись по ней, вы окажетесь в чудесном дворце персидского шаха. Но если обойти с противоположной стороны дивное строение, вы попадете в норманнский средневековый замок, его высокие стены с узкими бойницами взметнулись к небу на недоступную неприятелю высоту. Возникает ощущение, что всего за несколько минут до вашего прибытия бойницы покинули лучники и герцог со своей свитой пронесся по двору, отправившись гнать оленя.

Таков Ливадийский дворец, объединивший в себе четыре совершенно разнообразных архитектурных стиля. Он символизирует собой, по замыслу создателя, четыре стороны света: юг, север, восток и запад.

Российские державные властители всегда жаловали его. И надо справедливости ради сказать: есть за что!

Рядом примостился небольшой поселок, по имени которого и получил свое название знаменитый дворец, в котором величайший вождь всех времен и народов товарищ Сталин в сорок пятом проводил историческую Ялтинскую конференцию, гостеприимно приняв Рузвельта и Черчилля.

Поселок Ливадия не отличался многочисленностью населения и красивыми современными строениями. Одноэтажные домики усыпали склон горы. Глаз радовало южное обилие зелени.

Гордые платаны и стройные кипарисы украшали пыльные улицы, из-за обилия солнечных лучей выглядевшие так, словно неизвестный художник поверх основного колера нанес еще тонкий слой ярко-желтой краски. Все тонуло в летней жаре. Нескончаемые ряды виноградников тянулись вверх по склону.

Но обычная сонная идиллия небольшого поселка в то утро была нарушена совершенно неожиданными звуками.

Молодой участковый только собирался отправиться на море по случаю выходного дня, как к нему прибежал сосед и, вытаращив глаза, затараторил:

– Ну и хрен с ними, что они друг друга мочат, хрен с ними! Но трактор мой зачем взяли!..

– Да кто кого мочит, Саня? Сядь ты и расскажи поподробней!

Сорокалетний мужчина был крайне взволнован и никак не мог успокоиться. Он только махал руками и нес что-то бессвязное про совсем обнаглевших бандитов. Потом, махнув рукой последний раз, в сердцах выпалил:

– Да ты выйди на улицу и послушай!

Участковый прислушался. Даже сквозь толстые стены доносились звуки, которые ему сразу не понравились. Как сказал бы его наставник в школе милиции казенным языком, велась стрельба из нарезного стрелкового оружия, а именно – из автомата системы Калашникова!

Молодой человек быстро оделся и выбежал на улицу. Затем, вспомнив, что забыл свой «ПМ», вернулся. Схватив оружие, он вновь выскочил на улицу и застыл, не зная, что дальше делать.

– Ты что, уж не воевать ли с ними собрался?! – покосившись на пистолет в его руке, удивился сосед Саня. – Иди до центра и звони! Пусть спецбригаду присылают! А еще лучше подожди, когда они друг друга укокошат, и тогда уже вызывай. Нечего из-за всякой сволоты нормальным людям под пули лезть!

Рассерженный Саня потопал до своей калитки, а участковый, почесав голову, убрал пистолет в кобуру и, прислушавшись к доносившимся с окраины поселка звукам боя, безнадежно махнул рукой. Затем решительно развернулся и направился к себе в участок.

Между тем на окраине поселка события и в самом деле разворачивались нешуточные.

Автоматы строчили, не скупясь на патроны. «Там-там-там! – молчок, затем опять: – Там-там-там!» В ответ пистолетное «пах, пах!».

В Ливадии такого еще не было. Впрочем, в последнее время в стране начало твориться такое, что и сам черт не разберет! Газеты почти каждый день сообщали, что там обстреляли машину, а там разнесли кафе чуть ли не в черте города! Милиция только констатировала, что трупов имеет место быть столько-то и столько, и получились они, эти самые трупы, в результате бандитских разборок между такой-то и такой группировками. Затем значимо добавлялось: «Ведется следствие». И все! Впрочем, гражданское население понимало, что во внутренних органах тоже задерживают зарплату, и без того нищенскую. Да и какой резон блюстителям порядка лезть под бандитские пули и спасать бандитов от самих себя?! Те хоть знают, что делят. Поэтому простые смертные к этим заявлениям относились равнодушно-пассивно, тем более что число их не иссякало. Обыватели лишь крестились после очередной перестрелки или погрома и молились, чтобы, не дай господи, не попасть в такую кашу.

В это утро эхо бандитской жизни, раздольно гулявшей в девяностых годах по постсоветскому пространству, аукнулось и в мирной Ливадии.

Звуки стрельбы доносились с окраины поселка. Объектом атаки группы «ребятишек», вооруженных не хуже мотострелкового взвода регулярной армии, была небольшая одноэтажная постройка из серого булыжника с плоской черепичной крышей. Когда-то строение было небольшой винокурней. Теперь в ней укрылись несколько человек, и они отстреливались от нападавших, сдерживая таким образом их натиск.

Мордатый розовощекий паренек с короткой, выгоревшей под жарким южным солнцем до абсолютно белого цвета шевелюрой залег на крыше такого же одноэтажного дома напротив. Он деловито лупил короткими очередями из «калаша» по окнам-бойницам бывшей винокурни. Именно звуки работы его автомата разносились по всему поселку. В ответ из сарая доносились скупые пистолетные выстрелы. Край черепичной крыши рядом с головой стрелка неожиданно взорвался мелкими глиняными осколками.

Белобрысый паренек перекатился по крыше, вставил новый рожок. Передернул затвор и крикнул что было мочи:

– Давай! Двигай!

После этого он дал по окну длинную очередь, не скупясь на патроны.

Едва отзвучал последний выстрел, как послышался звук совершенно иного рода. Работал дизель. Действительно, вскоре из-за угла двухэтажного здания, расположенного метрах в ста от винокурни, вывернул бульдозер. Направлялся он прямиком к каменному сараю, в котором укрывались неизвестные люди.

Бульдозер катил по улице со скоростью, предельно для него возможной. За ним укрылись четыре человека, по два на каждую сторону. Ребятишки, судя по наличию у каждого «калаша», настроены были весьма серьезно.

Белобрысый тем временем вставил новый рожок с патронами и вновь принялся поливать винокурню свинцом. Летели в воздух обломки черепицы, пули рикошетили от булыжников стен, противно визжа.

Бульдозер подошел уже совсем близко, и бойцы стали по очереди выныривать из своего укрытия и палить короткими очередями по окнам.

Неожиданно замолчал автомат белобрысого крепыша. Некоторое время слышно было только тарахтение мотора и лязг гусениц бульдозера. Пистолеты осажденных тоже замолчали.

– Наверху, бля! – послышался возглас одного из четверки бойцов, укрывавшихся от пуль за бульдозером.

У самой крыши из небольшого слухового окна высунулась труба гранатомета.

– Атас! – заорал все тот же голос, и обладатель его метнулся назад, но было уже поздно.

«Бам-м!» – гулко ударил по ушам взрыв. Рыже-желтые языки пламени рванулись вверх.

«Бам!» – раздалось следом, и к небу взметнулся еще один рыжий язык пламени, окантованный черным густым дымом. Дым этот, завихряясь и крутясь черным грибом, поднялся вверх и на секунду даже затмил солнечный свет.

Гусеницы бульдозера залило полыхающей соляркой из разорвавшегося бака с топливом. Один из бойцов не успел откатиться и теперь вопил, стараясь стянуть с себя через голову горящую майку. Раздался всего один пистолетный выстрел, и страдания несчастного прекратились. Он ткнулся лицом в землю и застыл. Факел на спине больше уже не волновал мертвого.

Один из четверки, отталкиваясь прикладом «калаша» от желто-коричневой земли, подтягивал свое тело поближе к бульдозеру. Сквозь черный дым он высматривал цель.

Боец был ранен в ногу. При взрыве острая железяка вспорола брючину выше колена и длинным косым разрывом распахала кожу до мяса.