Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант) - Эдвард Гиббон

Современники Севера, наслаждаясь миром и славой в его правление, прощали ему жестокости, которые помогли ему взойти на престол. Потомки, которые испытали на себе губительное действие его правил и его примера, по праву считали его одним из главных виновников упадка Римской империи.

Глава 6

ДИНАСТИЯ СЕВЕРОВ. КАРАКАЛЛА И ГЕТА. ЭЛАГАБАЛ. АЛЕКСАНДР СЕВЕР. РОСТ ВЛИЯНИЯ ЖЕНЩИН ПРИ ДВОРЕ

Восхождение на вершину величия, каким бы крутым и опасным ни был путь, может научить деятельный ум сознавать и применять свои силы, но обладание троном еще ни разу не смогло надолго удовлетворить честолюбивую душу. Север почувствовал и признал эту печальную правду. Удача и заслуги вознесли его из бедности и незнатности на первое место среди людей. Он говорил, что «побывал всем и все недорого стоит». Императора огорчала необходимость заботиться о том, чтобы не приобрести, а удержать империю, угнетали старость и болезни, слава была ему безразлична, властью он насытился, так что не имел для себя никаких видов на будущее. Стремление продлить величие своей семьи было единственным желанием, которое осталось у этого честолюбивого человека и любящего отца.

Как большинство африканцев, Север страстно увлекался изучением магии и гадания, был большим мастером в толковании снов и знамений и прекрасно знал судебную астрологию, которая почти во все эпохи, кроме нашей, имела власть над умами людей. Он потерял свою первую жену, когда был наместником Лионской Галлии. Выбирая вторую, Север хотел лишь одного – соединить свою жизнь с какой-нибудь любимицей судьбы. И как только он узнал, что у одной молодой госпожи из города Эмеса в Сирии гороскоп такой же, как у царей, он попросил ее руки и получил согласие. Юлия Домна (так звали его новую жену) заслуживала всего, что могли обещать ей звезды. Даже в пожилом возрасте она оставалась красивой и сочетала с большой силой воображения редкие среди женщин твердость ума и остроту суждений. Эти ее прекрасные качества не производили большого впечатления на угрюмого и завистливого мужа, но в правление сына она руководила важнейшими делами империи, проявив при этом благоразумие, поддерживавшее его авторитет, и умеренность, которая иногда исправляла вред, нанесенный его дикими причудами. Юлия пробовала свои силы в литературе и философии, где достигла некоторых успехов и приобрела громкую славу. Она покровительствовала всем искусствам и всем гениальным людям своего времени. Ученые мужи, благодарно льстя ей, прославляли ее добродетели, но, если мы можем верить скандальной хронике древности, целомудрие было далеко не самой заметной добродетелью императрицы Юлии.

От этого брака родились два сына – Каракалла и Гета, которым было предназначено унаследовать империю. Отец и весь римский мир, которые напрасно надеялись на этих молодых людей, вскоре были разочарованы: честолюбивые юноши вели себя нагло и самоуверенно, как сыновья наследственного монарха, и считали, будто счастливая случайность может заменить природные достоинства и усердный труд. Они никогда не соперничали друг с другом ни в добродетелях, ни в одаренности, но при этом едва ли не с младенческих лет чувствовали постоянную непримиримую вражду друг к другу.

Их взаимная неприязнь, которая крепла с годами и которую раздували своими хитростями их извлекавшие из нее выгоду любимцы, прорывалась сначала в детском, а потом в более серьезном соперничестве и в конце концов разделила театр, цирк и двор на две партии, каждую из которых надежды и страхи ее главы побуждали перейти к действиям. Император благоразумно старался всеми средствами убеждения и власти прекратить эту растущую вражду. Это некстати возникшее несогласие между сыновьями ставило под сомнение все его планы и грозило опрокинуть трон, который он воздвиг с таким трудом, укрепил такой большой кровью и охранял всеми возможными способами с помощью оружия и денег. Беспристрастный отец распределял свои милости между сыновьями ровно поровну; он дал обоим титул августа и почитаемое имя Антонин, и впервые римский мир получил фактически трех императоров сразу. Но даже это одинаковое отношение к обоим лишь усилило соперничество: более пылкий и грубый Каракалла стал заявлять, что его право наследования больше, поскольку он старший сын, а более мягкий по характеру Гета – угождать солдатам и народу, чтобы добиться их любви. В порыве горя мучившийся из-за крушения своих отцовских надежд Север предсказал, что более слабый из его сыновей станет жертвой более сильного, а тот погубит себя собственными пороками.

В этих обстоятельствах император был доволен, когда получил известие о начале войны в Британии, где северные варвары вторглись в римскую провинцию. Хотя его бдительные помощники и сами могли бы отразить нападение врага, Септимий Север решил использовать эту войну как уважительный предлог для того, чтобы удалить сыновей из Рима, роскошь которого раздражала их умы и возбуждала страсти, и приучить их к тяжелым трудам войны и правления. Несмотря на свой преклонный возраст (ему было более шестидесяти лет) и подагру, из-за которой император должен был передвигаться в носилках, он лично приехал на далекий остров вместе с обоими сыновьями, двором и грозной армией. Север немедленно перешел за стену Адриана и Антонина и вступил на территорию противника, намереваясь довести до конца давно продолжавшиеся попытки завоевать Британию. Он дошел до северной оконечности острова, не встретив врага, но хорошо замаскированные засады каледонцев, которые, оставаясь невидимыми для римлян, следовали за их армией на близком расстоянии сзади и с боков, холодный климат и тяжелые условия похода зимой по шотландским горам и болотам, как написано, заставили римлян потерять около пятидесяти тысяч человек. В конце концов каледонцы отступили перед мощным и непрерывным напором нападавших, попросили мира, сложили оружие и уступили значительную часть своих земель. Но их видимая покорность продолжалась недолго. Как только римские легионы ушли, каледонцы вернулись к прежней независимости и вражде с Римом. Своим беспокойным нравом они заставили Севера послать в Каледонию новую армию с самыми жестокими поручениями – не покорить, а уничтожить туземцев. Каледонцев спасла лишь смерть их высокомерного врага.

Эта каледонская война, в которой не было решающих событий и которая не привела ни к каким важным последствиям, вряд ли заслужила бы наше внимание, но есть предположение – и вероятность его достаточно велика, – что вторжение Севера связано с самой блестящей эпохой истории или сказаний бриттов. По словам сказителей, Фингал, чью славу вместе со славой его героев и его бардов воскресила на нашем языке недавно изданная книга, командовал каледонцами в той памятной схватке; он ускользнул из-под власти Севера и одержал решающую победу на берегах Каруна, откуда сын «повелителя всего мира» Каракул бежал от его оружия по полям, где он ранее гордился победой. Истинность этой распространенной в горной Шотландии легенды по-прежнему не вполне подтверждена, однако даже самые хитроумные изыскания современных критиков не смогли полностью опровергнуть их. И если мы можем без особого риска позволить себе приятное предположение, что Фингал действительно жил и Оссиан действительно пел, яркий контраст между положением и нравами боровшихся друг с другом народов мог бы занять ум философа. Сопоставление было бы не в пользу более цивилизованной нации. Достаточно сравнить безжалостную и неугасающую мстительность Севера с щедрым милосердием Фингала, трусливую и грубую жестокость Каракаллы с отвагой, мягкосердечием и изящным поэтическим гением Оссиана, вождей-наемников, которые из страха или ради выгоды служили под знаменем империи, и свободнорожденных воинов, которые брались за оружие по призыву короля Морвены… Одним словом, достаточно взглянуть на неученых каледонцев, блистающих природными добродетелями сердца, и выродившихся римлян, запятнанных низкими пороками богатства и рабства.

Упадок здоровья и предсмертная болезнь Септимия Севера побудили в душе Каракаллы бешеное честолюбие и темные страсти. Не желая больше ждать смерти императора или раздела империи, он несколько раз пытался сократить тот недолгий срок, который оставалось жить его отцу, и пытался, но безуспешно, поднять мятеж в войсках. Старый император часто осуждал Марка Аврелия за то, что он проявил милосердие не к тому, к кому следовало, а мог бы одним указом избавить римлян от тирании своего ничтожного сына. Оказавшись в том же положении, он почувствовал, как легко строгость судьи исчезает под действием родительской нежности. Он раздумывал, угрожал, но не мог наказать, и этот его последний и единственный милосердный поступок оказался гибельнее для империи, чем длинный ряд его жестоких дел. Беспорядок в душе усиливал страдания тела, он нетерпеливо желал смерти и своим нетерпением приближал ее. Умер Север в Йорке, на шестьдесят пятом году жизни и на восемнадцатом году славного и успешного правления. В последние минуты жизни он дал своим сыновьям совет жить в согласии, а армии посоветовал признать их власть. Спасительный совет отца не проник ни в сердца, ни даже в умы его пылких молодых сыновей, но войска были послушнее: помня о клятве верности и авторитетном мнении своего покойного повелителя, они ответили отказом на настойчивые требования Каракаллы и провозгласили императорами Рима обоих братьев. Вскоре новые правители оставили каледонцев в покое, вернулись в столицу, похоронили своего отца с божескими почестями и были радостно признаны в качестве законных государей сенатом, народом и провинциями. Похоже, что старший брат имел немного более высокий сан, чем младший, но оба управляли империей равноправно и независимо друг от друга.