Старый грубый крест - Терри Биссон

ветром. До конца полосы оставалось всего около десяти футов, когда он резко нажал на тормоза, чтобы шасси не врезались в камни.

Бет ждала в джипе с включённым двигателем. Увидев лучезарную улыбку на её широком простом лице, я задумался, какой была бы моя жизнь, если бы я женился не ради красоты, а ради гармонии. Она с Леонардом в первую очередь были партнёрами.

— Добро пожаловать! — прокричала она сквозь шум ветра и прибоя. — Хочешь присоединиться к нам, Даг? Это наш великий день!

— Ни за что на свете не пропустил бы его, — ответил он, заглушая двигатель. — Где рыба?

— Внизу, в бассейне, полагаю, — ответила Бет. — Приходит и уходит. Какое разумное существо стало бы общаться с нами, если бы мы держали его взаперти?

— Он подтрунивает над тобой, — сказал я ей. — Он имел в виду Леонарда.

— Я тоже, — засмеялась она.

Мастерски и пугающе («В конце концов, это же Мексика!») Бет промчалась по единственной на острове полумиле дороги к лаборатории, построенной на скалах и похожей на серо-розовую коралловую отмель, оставленную приливом. Бассейн, окружавший её, был с трёх сторон окружён морем.

Леонард был на защищённой верхней палубе, в мокром гидрокостюме, который всегда был на нём. Он жевал сэндвич с морскими водорослями и смотрел на экран компьютера.

— Оно пришло? — спросил я.

— Послание. Да, пришло, — сказал он, глядя на меня снизу вверх, его лицо блестело то ли от морской воды, то ли от слёз.

Мы обнялись, и Бет присоединилась к нам. Это был общий триумф. Мы с Леонардом начали Проект двенадцать лет назад. Он проводил подводные полевые работы, она спроектировала и построила синтезатор голоса, а я написал программу.

Пока я надевал гидрокостюм, Бет объяснила озадаченному Дагу, что мы сделали. До сих пор всё было совершенно секретно.

— Предыдущие попытки общения с дельфинами всегда терпели неудачу из-за временного фактора, — пояснила она. — Именно Док выяснил, что они мыслят не по отдельности, а коллективно. Первая проблема состояла в том, чтобы убедить их, что мы, раса, которая живёт и умирает как личности, способна даже мыслить, и даже общаться. Я думаю, они чувствовали, что вся наша деятельность была реактивным поведением.

— А как же города? Корабли? — Спросил Даг. — Мы работаем на море уже много веков.

— О, они это знают. Но они воспринимают коралловые рифы и ракушки, как сделанные объекты. Например, Австралийский Барьерный риф — это сотворённый объект, а он больше, чем все наши города вместе взятые. Они же ничего не создают. Они не придают значения вещам.

— В их цивилизации работать значит мыслить, — вставил Леонард. — Они строят мысль, концепцию, разрабатываемую на протяжении тысячелетий. Это грандиозный проект, превосходящий всё, что мы можем себе представить.

— Значит, они думают, что они слишком хороши, чтобы разговаривать с нами, — сказал Даг.

— Не ёршись, — сказала Бет, смеясь. — Они не думают словами, как мы. Слова для них как продолжение руки — механизм для познания, а они не подхватывают идеи и не манипулируют ими так, как это делаем мы. Поэтому на протяжении многих лет, мы работали над тем как попытаться облечь их концепции в слова.

Я был почти готов. Я сделал ещё один глоток кофе. Мои руки дрожали.

— Главной проблемой были временные рамки, — сказал Леонард. — Мы разговариваем короткими фразами. Их разговоры тянутся на протяжении веков словно длинные, нескончаемые нити. Они не заинтересованы в общении лицом к лицу. Им интереснее общаться друг с другом и своими потомками. Готов?

Последнее относилось ко мне. Я кивнул.

Леонард спустился ко мне по лестнице на уровень бассейна. Бет и Даг последовали за ним. Прибой снаружи ревел, словно огромное сердце.

— Но, мне кажется, будто ты сказал, что они не хотят с нами разговаривать, — возразил Даг.

— О, как оказалось, они хотят, — сказал Леонард. — Они были очень рады получить от нас весточку. Видишь ли, они знают, кто мы такие.

— Они помнят, — сказала Бет.

— У них есть сообщение для нас, — сказал Леонард.

— Им потребовался тридцать один месяц, чтобы сказать это, — сказала Бет. — Это была работа тысяч индивидуумов.

— Так давайте же начнём! — воскликнул Даг. Мы все рассмеялись над его нетерпением, таким типично человеческим.

— Первым Док, — сказал Леонард. — Синтезатор работает только под водой. — Он повёл меня в конец бассейна, где несколько дельфинов, величественных и жемчужно-серых, ждали, словно посетители в приёмной посольства.

Я соскользнул в воду. Было холодно, но было приятно. Дельфины ткнулись в меня носом, а затем нырнули. Мне захотелось нырнуть вместе с ними, но у меня был только гидрокостюм и никакого дыхательного снаряжения.

— Готов? — спросил Леонард.

Я кивнул.

— Опусти голову и слушай.

Я погрузился. Глубокий, медленный голос эхом отозвался в моих костях, словно голос, из давнего сна: «Возвращайтесь домой. Всё прощено».

Англия на ходу

Как гораздо позже, содрогнувшись, понял Мистер Фокс, он, возможно, был первым, заметившим это явление, ощутив себя подобно человеку, подавшим незнакомцу чашку воды, а спустя несколько часов или даже лет обнаружившим, что тем незнакомцем был Наполеон. Возможно. По крайней мере, больше никто в Брайтоне, казалось, в тот день не смотрел на море. Он прогуливался по Променаду, думая о Лиззи Юстас и её бриллиантах — люди в романах вообще становились для него всё более реальными по мере того, как люди в повседневном (или «настоящем») мире становились всё более отдалёнными — когда он заметил, что волны кажутся курьёзными.

— Смотри, — сказал он Энтони, бывшему неподалёку, и сопровождавшему его повсюду, их привычный мир ограничивался Променадом на юге, домом миссис Олденшилд на востоке, крикетным полем на севере и «Свиньёй и чертополохом», где мистер Фокс содержал комнату — или, точнее, комната содержала его, с 1956 года — на западе.

— Гав? — тявкнул Энтони, казалось слегка насмешливо.

— Волны, — пояснил мистер Фокс. — Они кажутся… ну, странными, не так ли? Они не слишком близки друг к другу?

— Гав.

— Ну, может быть, и нет. Может быть, просто разыгралось моё воображение.

Дело в том, что мистеру Фоксу волны всегда казались странными. Странными, утомляющими и зловещими. Ему нравился