Опаленные войной - Богдан Сушинский

— Командир здесь! — дрожащим голосом ответил ему какой-то совсем юный солдатик.

— Зови его ко мне в дот.

— Убит он, товарищ лейтенант.

— Вот ты, господи!..

Горелов лежал на склоне долины между двумя валунами, с рассеченным горлом — очевидно, сраженный осколком гранаты. Двое бойцов из его роты топтались возле загустевшей лужи крови, в которой оказалась голова командира, и не знали, как к нему подступиться. От неожиданности Громов закрыл глаза, почувствовав, что его вот-вот стошнит, но усилием воли все же заставил себя вновь взглянуть на убитого. К этому — к крови, изувеченным трупам, к каждодневным потерям — тоже нужно было привыкать. Иначе в такой войне не выжить.

— Санитары! — позвал он. — Немедленно сюда! Унесите офицера! Вы из роты Горелова? — спросил он оказавшегося рядом старшего сержанта.

— Так точно. Командир взвода.

— С этой минуты считайте себя командиром роты.

— Да, вы назначаете меня? — слегка подрастерялся старший сержант, оказавшись в роли ротного.

— Разве у вас есть кто-то старше по званию?

— Никак нет.

— Я доложу командиру батальона. Тот издаст приказ. А пока — пересчитайте своих людей. И доложите. Мы будем в доте. — Громов скользнул взглядом по фигурам суетившихся по полю бойцов и, увидев Дзюбача, облегченно вздохнул.

— Я доложу, командир, доложу, — по-своему понял его старшина. — Дело понятное: убитые, раненые, в строю… Все по службе.

18

Громов уходил с берега с явно осознанным чувством победителя. С таким же чувством торжества и триумфа, очевидно, уводили с поля боя свои смертельно поредевшие дружины древнерусские князья.

— Мужик ты в общем-то храбрый… — примирительно ворчал Рашковский, дождавшись, когда у самого дота капитан Пиков чуть-чуть поотстал, давая указания своему лейтенанту. — Я сначала подумал, что это ты с непривычки. В атаку ведь никогда не ходил — это ясно.

Громов понял, что именно эти его слова нужно воспринимать как извинение, и накалять обстановку не стал.

Молча пройдя до прикрывающего вход каменистого окопчика, он решил, что войти в его владения старший лейтенант должен прощенным. Да и вообще, время ли сейчас выяснять какие-либо отношения?

— Атаковать не приходилось, это ты верно заметил, — тоже перешел на «ты» Громов. — Но дело не в опыте. Я исходил из ситуации. Впрочем, что было, то было. Главное, что мы стерли их с берега. Теперь пусть все начинают сначала: подавляют, форсируют, цепляются за берег.

— Слушай, да у тебя здесь что, своя электрика? — изумился капитан, увидев под потолком хода сообщения одиноко мерцающую лампочку. — И это после всех бомбардировок и налетов?

— И кухня тоже своя. Через час — милости прошу, накормлю кашей. Чаек, на травах настоянный, тоже найдется. У меня повар основательно запасся зельем — на год хватит.

Докладывать пришли сразу из всех подразделений. Выслушав эти доклады, офицеры мрачно переглянулись. В батальоне капитана Пикова оставалось семьдесят два штыка, да и то десять из них — легкораненые; в роте Рашковского — двадцать один боец. У Горелова — ротой теперь командовал старший сержант Степанюк — всего лишь семнадцать. И подкрепления ждать бессмысленно. Ситуация становилась критической.

— Считаю, что остатки ваших рот, товарищи старший лейтенант и старший сержант, — первым заговорил после минутного тягостного молчания капитан Пиков, делая ударение на слове «остатки», — должны слиться с моим батальоном. Сосед справа, полк, тоже обескровлен до предела. Расширить фронт обороны он не в состоянии.

— Но наши роты, — возразил Рашковский, — получили приказ охранять подступы к доту.

— Какой смысл в вашем прикрытии, старший лейтенант, если немцы сомнут нас всех вместе?

— Логично. Значит, выход один: просить, требовать подкрепления.

— Его не будет.

— Почему? Вон сколько войск уходит.

— Ибо получили приказ уходить.

— А все наши основные силы брошены на подавление оказавшегося в тылу десанта, — заметил Громов. — Там их около тысячи. В основном эсэсовцев. Кроме того, отдельные группы немцев уже просочились севернее города и сейчас обходят его.

— Да? Все основные силы?! — ехидно переспросил Рашковский. — Такая огромная армия. Столько войск… Куда они все девались? Танки, авиация… Где все это? Почему я должен противостоять германцу с двумя десятками трехлинеек, как в Первую мировую?

— Все эти вопросы, старший лейтенант, зададите Генеральному штабу, — холодно улыбнулся Громов. — Там их выслушают с интересом. А пока вернемся к конкретной ситуации. Вы согласны с планом капитана?

— Ну, хорошо, допустим, будет приказ… наши штыки войдут в ваши окопы, капитан. И до первого артналета нас будет чуть более сотни человек. Подчеркиваю, до первого. А после пятого или шестого?.. Мы сможем удержать такой участок?

— Если наладите надлежащую поддержку нашего дота, сможем, — уверенно сказал Громов. — Нужно сформировать две маневренные группы… Когда артналет проводится по фронту дота, следует уводить эти группы на фланги, чтобы сберечь людей. А когда противник начинает форсирование — концентрируйтесь на участке перед дотом. Только срочно отройте дополнительные ячейки, оборудуйте огневые точки.

— Да чепуха все это! — нервно передернул головой Рашковский.

— В военном искусстве чепуха называется тактикой, — невозмутимо заметил Андрей. — Причем в нашем положении — единственно приемлемой.

— Не надо решать за всех, лейтенант, — холодно вскипел Рашковский. — Ты пока что не генерал. И твое дело — выполнять. Как и мое. А решают пусть там… Думают и решают.

— Чтобы хорошо выполнять приказы, нужно самому научиться думать, решать, разрабатывать тактику боя, исходя из ситуации. Что в этом странного?

Их неожиданный спор был прерван жужжанием телефона. Меньше всего Громову хотелось, чтобы на проводе оказался Шелуденко. Это значит, что уже сейчас он должен был бы излагать ему свои соображения. А Рашковский воспринял бы их как подсказку, как удар в спину. Выводить остатки своей роты на передовую ему не хотелось — это уже очевидно.

— Что там у тебя? — взволнованно спросил голос в трубке, и Громов с трудом узнал Родована. — Что у вас там вообще происходит? Где ты пропадаешь?

— Пришлось контратаковать. Фрицы уже были у дота.

— Это они опять пузырей вам напускали. Пока вы там возились с этим вонючим десантом, основные силы закрепились здесь, на территории консервного завода. Еще один рывок — и они рассекут наш район, прорвутся в тыл.

— И что, территорию завода немцы заняли полностью?

— Пока что нет. В главном корпусе еще держится с десяток наших бойцов. Стены крепкие, до поры до времени спасают.

— Если в корпусе есть свои — это хуже. Свяжись с командиром подразделения, которое сдерживает противника на этом участке, попроси его чуток отвести бойцов, а я попробую прощупать территорию. Пусть они через тебя подкорректируют, а потом контратакуют.

— А ты и впрямь… Замашки почти генеральские, — съязвил Рашковский, как только Родован положил трубку.

— Обычное взаимодействие.

— Ну-ну, — ухмыльнулся тот. — Я ничего против не имею. Может, и впрямь дослужился бы, если бы тебя не сунули в эту каменную гробницу. Но, видишь ли, сунули. Считай, в смертники.

Он дрожащими руками размял сигарету, закурил и, смерив Громова насмешливым взглядом, не прощаясь, вышел.

— Мне тоже пора, — поднялся вслед за ним капитан Пиков, чувствуя себя неловко после очередной выходки Рашковского. — Надо идти к своим.

— Погостите еще, капитан. Завтра уже будет не до визитов.

— Да нет, нужно готовиться к следующему десанту.

Однако уходить все же не торопился. Дот ему явно понравился.

Громов отдал Крамарчуку приказ на огонь и связался с Шелуденко. Объяснив ситуацию, он сказал, что видит выход в тех же действиях, которые только что предлагал Рашковскому и Пикову. Правда, о том, что Рашковский возражает, не сообщил.

— Возможно, сотню бойцов нам еще подбросят, — неуверенно проговорил майор, выслушав его. — Сейчас буду говорить с начальством. Но потери большие. Там, в долине, все еще идет бой. Нескольким небольшим группам гитлеровцев уже удалось вырваться из кольца. И думаю, что еще сутки приказа на полный отвод войск с района Подольска не последует. Ну а потом… Потом останемся одни.

— Вы ранены, товарищ майор? — встревожился Громов, услышав, как Шелуденко тяжело дышит в трубку.

— Да вроде обошлось. Только что из боя. Собрал всех, кого мог, заткнул дыру до подхода роты, не дал вырваться очередной группе немцев. Но шестерых из своего гарнизона потерял. Вот такие дела. Что там у тебя в доте?

— Во время контратаки двое убитых, один ранен.

— Это еще по-божески. Передай Рашковскому, пусть занимает свободные окопы батальона. Остаткам гореловской роты тоже слиться с батальоном.