Опаленные войной - Богдан Сушинский

— Повевает из них, слышишь?

— Вроде бы да.

— Говоришь «вроде бы», а давно надо было все осмотреть и прикинуть. Здесь рядом наверняка есть пещеры. Я тут недавно с учителем местным гутарил, так он утверждает, что весь этот берег изрыт естественными, карстовыми, или как их там, пещерами. Надо бы проверить: вдруг найдется проход в ближайшую пещеру! Какое-никакое пространство для маневра, а может, и спасения.

— Но проверить это почти невозможно. Разве что взрывать стены, высаживая в воздух скальный грунт.

— Прижмет — взорвешь, куда денешься. Ладно, пойдем подышим, пока еще предоставляется такая возможность.

Уже выйдя из «Беркута», лейтенант внимательнее присмотрелся к коменданту сектора укрепрайона. За те дни, что они не виделись, Шелуденко похудел, осунулся и, как показалось Громову, даже постарел.

— С десантом вы расправились неплохо, хвалю, — прошелся майор вдоль окопа прикрытия. — Артиллеристы твои особо постарались, это я тоже знаю. — Ходил он, слегка прихрамывая, однако лейтенант даже не решился спросить, что у него с ногой. Хотя и подозревал: не из-за ранения эта хромота. — И по острову, как докладывал Родован, тоже основательно ударили.

— Хорошо мы там прошлись по десанту, — согласился Громов. — Крамарчук по пристрелянным целям бил. Можно сказать, ни одного снаряда за пределы острова не улетело.

— Об этом Родован тоже доложил. Скажи спасибо, что сосед у тебя не из завистливых попался.

— Чему ж тут завидовать? Одного врага бьем.

— Не говори… — вздохнул Шелуденко. — Зависть иногда пострашнее врага.

Остановившись на том месте, где еще недавно стояла статуэтка «Марии-мученицы», он долго осматривал в бинокль днестровское прибрежье и окраины села по ту сторону Днестра.

— А ведь оборона у них там жидковатая. Считай, нет ее, обороны этой самой, слишком уж рьяно настроились они на форсирование реки. Нам бы приказ да пару батальонов — и можно было бы высадиться на правом берегу, с ответным, так сказать, визитом. Такой мысли не возникло?

— Такой — пока нет. Слишком уж неблагоприятна общая ситуация на этом участке фронта. Но пушкари и так достают их, не теряя своих собственных людей.

— И об этом Родован тоже докладывал. Э, погоди, — вдруг прервал он себя, — а почему докладывает только Родован? Он все докладывает и докладывает, а ты палишь во все стороны и помалкиваешь?

— Так ведь хорошая работа — она, товарищ майор, и так видна, — заступился за командира только что появившийся из дота Крамарчук.

— Ты побалагурь, побалагурь… — осадил его Шелуденко. — Докладывать надо, лейтенант. Обо всем. Часто, честно и подробно. Отец-командир всегда должен быть в курсе. Понял?

— Так точно.

— Потери?

— Красноармеец Сатуляк убит. Кстати, вчера я об этом докладывал.

— Еще бы ты и об этом умолчал!

— Кимлык, наблюдатель из второго капонира, ранен. В шею. Только что.

— Тяжело?

— Да вроде бы нет. Но кровь идет. Придется отправлять в медсанбат. — Он хотел сказать еще что-то, но в это время чуть выше по склону, как раз в том овражке, в котором должна была появиться машина со снарядами и крупой, взорвался крупнокалиберный снаряд.

— Совсем озверели! — изумился майор. — Нашли по кому пристреливаться!

И в дот они спускались уже под свистящий вой второго снаряда.

— Вас, товарищ лейтенант, — подал Громову трубку связист точки Петрунь, как только они вошли в артиллерийский отсек. Присутствие майора и тонкости субординации его не смущали. — Звонит Томенко, — послышался в трубке голос Кожухаря. — Немцы начали переправу в районе разрушенного моста. Просит поддержать.

Громов передал смысл просьбы майору и, получив добро, спокойно сказал в трубку:

— Сообщи Томенко: сейчас поможем. Пусть его наблюдатели подкорректируют. Переправу отсюда не наблюдаем. Петрунь постоянно будет на связи. Крамарчук, орудия к бою! Переправа в районе моста.

— Вон там у вас виден небольшой участок дороги, ведущей к мосту, — подсказал майор, осматривая в бинокль склон долины. — Видишь: повозки, машины? Пользуются тем, что у нас мало артиллерии. Пристреляйте одно орудие по нему и долбите понемножку. А другим — по самой переправе.

— Есть. Перейдем в командный отсек, товарищ майор, — предложил Громов. — Здесь мы только смущаем Крамарчука.

— Ага, этого гайдука смутишь! — И по тому, как он потрепал Крамарчука по плечу, лейтенант понял, что характер сержанта ему тоже хорошо знаком.

— Кстати, об артиллерии… — мрачно произнес Громов, идя впереди майора. — Что-то ее все реже слышно. Я имею в виду — нашей артиллерии.

— В одном дивизионе осталось три орудия, в другом — четыре. Вот и вся наша артиллерия.

— Комендант укрепрайона знает?

— Сегодня утром штаб укрепрайона эвакуировался. Но дело не в этом, — поспешно заверил он, не желая комментировать поспешный отход штаба. — А в том, что подкрепления не будет, лейтенант. Мы здесь не для того, чтобы держать длительную оборону. Наша задача: дать возможность всем остальным частям оторваться от врага, не попасть в окружение и создать новую линию обороны. Поэтому вся артиллерия, которая имеется, — она где-то там… А здесь — по два дивизиона на участок. Плюс пушки дотов. Да только фашисты уже так растрепали наши дивизионы своей авиацией, что скоро придется стрелять из кукурузных стеблей. Так что береги орудия, лейтенант. Прежде всего орудия. Сейчас они — по цене жизни.

— Вообще-то инженеры могли бы поставить в доте еще, как минимум, одно орудие. Места хватило бы.

Майор недовольно покряхтел и подошел к окуляру перископа, давая понять, что не собирается обсуждать достоинства и недостатки «Беркута». Несколько минут он сосредоточенно осматривал сначала ту часть, где находился остров, затем по повороту окуляра Громов понял, что Шелуденко занялся осмотром дороги, подходящей к переправе. Этот участок действительно казался довольно уязвимым.

— Свяжи с Крамарчуком, — приказал комбат связисту. — Сержант, у тебя какое орудие бьет по дороге? Первое? А, командир Газарян… Так вот: дай выстрел и отметься по нему. Есть? Теперь чуть-чуть поверни влево. Пропусти одну машину, интервал минута — и бей. Есть! Почти прямое. Еще минута — и туда же. Эту машину попытаются объехать. Есть! Первая горит.

— Вижу, горит! — подтвердил Крамарчук. — Умыли мы их.

— Вот так и подержи их какое-то время. Да, лейтенант, совсем забыл, — наконец оторвался он от окуляра, — утром, перед отходом, звонили из штаба укрепрайона. Спрашивали, не ты ли это прославился в рукопашной у моста.

— Я же докладывал.

— Да, но о пленном ты не сказал ни слова. А майор Зинчук, ну тот, мостовик, он просто восхищен тобой. Хотя ты так толком и не объяснил ему, какого дота комендант. В штабе тебя по знанию немецкого вычислили.

— Как там пленный оберштурмфюрер? Дал ценные показания?

— Показания? Какие там показания, петрушка — мак зеленый?! — устало присел на лежанку майор. — Сбежал твой оберфюрер. По дороге в комендатуру. Обученным, гад, оказался. Из этих, видно, из специалистов по нашим тылам.

— Эт-то уже серьезно. Значит, сейчас он где-то здесь, рядом. Причем в красноармейской форме.

— С лейтенантскими петлицами. Но уже ушел на тот берег. Как ни странно, перебрался через реку именно здесь, почти на твоем участке. Будто искал еще одной встречи с тобой, жаль только, что не нашел.

— Может, действительно искал?

— А что, можно и таким макаром рассуждать. Отомстить, захватить в качестве языка, ублажив свою прусскую гордыню, — совершенно серьезно воспринял майор его шутливое предположение. Громова даже удивило, что, оказывается, можно считаться и с такой версией. — Вряд ли обычная случайность. Кто-то сжалился, развязал ему руки. Затем он убил лейтенанта, переоделся в его форму. А вечером с нашими олухами-пехотинцами устроил себе купание. Неподалеку от тебя, в заводи. Причем пришел не один, а с группой красноармейцев. Теперь всех их по одному допрашивают, выясняют, где сумели откопать себе такого командира. И кто они сами.

— Господи, да что с них возьмешь? Он отлично владеет русским, знает все наши уставные нормы.

— Тобой, кстати, тоже интересуются. Но у тебя все нормально. Правда… Ты что, действительно очень хорошо владеешь немецким?

— Достаточно хорошо.

— Значит, это правда…

— Мое знание немецкого кого-то настораживает?

— Есть люди, которых настораживает даже то, что кое-кто из нас родился в апреле. Вдруг специально подогнал это событие под месяц рождения фюрера.

— Вы-то откуда знаете, что он родился в один месяц с Лениным?

— Как же ты здесь оказался? — пропустил майор его подколодный вопрос мимо ушей. — С немецким ты бы и в штабе, и в разведке пригодился. Недоразумение, что ли?

— Никакого недоразумения. Я ведь уже говорил: после училища были доты на Западном Буге…