Преддверие войны - Алексей Птица

— Как скажете, — вздохнул я, — мне скрывать нечего, да и секретного тоже ничего нет.

— Может, тебе стоит даже не рассказать, а показать?

— Сейчас это невозможно, я перенапрягся, все силы дара ушли, я сейчас пуст, как кувшин в пустыне. Сказали, что только недели через две дар начнет понемногу восстанавливаться.

— Да? Плохо, значит, работаем по старинке, рассказывай, как всё произошло?

— Как? Да, как обычно.

Пока мы шли и ехали до Павлограда я всё, собственно, и рассказал внимательно слушающему меня Кошко.

— Так, так, так, очень интересно. Спасибо тебе за то, что спас людей, думаю, что без награды не останешься. Третий раз спасаешь — это, однозначно, медаль.

— Я не о медали думал, а о жизни своей, себя ведь в первую очередь спасал, а потом уже и других.

— Это само собой, но ведь немногие умеют других спасать, а у тебя это становится хорошей традицией, так что, не отпирайся. Награду ты и в самом деле заслужил, тут все со мной согласятся, правда, нескоро ещё получишь, но всё же.

— Я буду только рад.

— Ладно, всё, что я хотел, от тебя узнал, до академии доберёшься самостоятельно, расскажешь, что находился во втором дирижабле и неудачно опустился, вон, у тебя и синяк под глазом имеется, и нос разбит, до сих пор толком не зажил, так что, все поверят. А мне уже пора.

— Подождите! — невольно остановил я Кошко, внезапно вспомнив то, что я узнать хотел, но не смог.

— Да, слушаю вас, господин Дегтярёв? — немного удивлённо спросил Кошко.

— Не могли бы вы узнать, — замялся я, — фамилию и адрес одной пассажирки, девушки, что помогла мне, она вытерла кровь с моего лица, когда я держал сферу.

— Ммм, девушки, которая вытерла тебе кровь? Когда, в дирижабле?

— Да, я ударился о кресло, а она мне помогла, когда все стали спасаться.

— Ясно, а ты о ней ничего не знаешь?

— Её зовут Елизавета, она летела в дирижабле вместе с матушкой и папашей своим.

— Вот как⁈ Найдём, это нетрудно. А почему матушкой и папашей?

— По-разному они себя вели.

— Угу, бывает. Что ж, это я могу тебе обещать, найду и фамилию девицы, и адрес, по которому она проживает. Сообщу по возможности, как раз, когда твой дар восстановится, тогда и найдёшь её.

— Спасибо!

— Пока не за что, ладно, мне пора, да и тебе уже тоже, — и, крепко пожав мне руку, Кошко ушёл, а я вышел из здания железнодорожного вокзала и направился ловить извозчика. Не хотелось светить фингалом в общественном транспорте, лучше уж потратиться на извозчика, да доехать спокойно, без насмешливых или сочувствующих глаз посторонних пассажиров трамвая.

Доехав до общежития по времени уже после обеда, я вошёл в холл и почти сразу же повстречал коменданта.

— О, смотри-ка! Дегтярёв, собственной персоной, а где пропадал? Тебя уже вся академия обыскалась!

— В больнице лежал, в дирижабле падал.

— Ничего себе, а теперь поподробнее!

— Не хочу рассказывать, устал, да и плохо мне ещё, дозвольте в комнату пройти.

— Пошли, доведу тебя, болезный, до неё, как раз другу своему станешь рассказывать, да и меня заодно просветишь, как всё оказалось и почему. Уж больно любопытный ты парень, как я погляжу, всё время с тобою что-то происходит, впору тебе прозвище какое-нибудь придумать характерное.

— Не надо мне никакого прозвища придумывать, у меня имя и фамилия есть, и личное дворянство я уже выслужил.

— Да кто же спорит в этом с тобою? Ты молодец, но и из песни слов не выкинуть, много с тобою всего случается, поэтому я и сказал, не стоит на меня обижаться, я на твоей стороне.

— Да я не обижаюсь, просто мне сейчас и так плохо, не до прозвищ.

— Это ясно, извини меня, старика, не подумал.

— Ладно, идёмте, всё равно узнаете от третьих лиц, так что, лучше от меня, — сдался я.

Дверь в комнату нам открыл оказавшийся на месте Пётр, и тут же обалдело уставился на меня.

— Живой⁈ Фёдор, ты где был?

— В больнице, не видишь, что ли, по роже?

— Вижу, опять???

— А чего удивляться? — хмуро сказал я, подойдя к зеркалу и уставившись на своё отражение в нём. Следом за мной вошёл и комендант, покачивая удивленно головой.

— Сейчас всё расскажу, — отвернулся я от зеркала.

— Когда мы с тобой расстались в магазине, я пошёл прогуляться, сначала решил, что в кафе зайду, потом передумал и поехал на Марсово поле, чтобы полетать на дирижабле, и вот такая выдалась экскурсия. Какое-то наваждение прямо.

Дальше я кратко пересказал, как проходил полёт и приземление, но без лишних подробностей, опустив все те дела, которые произошли в дирижабле на самом деле, обозначив, что только помог стюардам скрутить террористов, и на этом всё. А в больницу попал, потому что здорово приложился лицом в драке и получил по голове.

— И как ты сейчас? — осторожно переспросил Пётр.

— Ничего, жить буду, но вот фингал получился некрасивый, засмеют меня в группе.

— Не засмеют, скажешь, что подрался, да и всё.

— А в деканате что я скажу? — обратился я на этот раз к коменданту.

— В больницу попал после драки, что ещё сказать? — ответил комендант. — Глядя на тебя, нет смысла не доверять. Тем более, первый курс, тут некоторые иногда такие вещи вытворяют, жуть просто. В канцелярии деканата все привычные, главное, чтобы сессию сдал и «хвостов» по зачётам предварительным не имел, а остальное никого не касается. В империи личная жизнь — это святое.

— Хорошо, так и сделаю.

— Ладно, завтра на занятия, а сейчас отдыхай, — сказал комендант и вышел из комнаты, а я продолжил разговор, только теперь рассказав всё в подробностях лично Петру, у которого по мере моего повествования глаза раскрывались от удивления всё шире и шире.

— Ну, ты даёшь! Как же так, тебя нельзя одного оставлять вообще, обязательно во что-то встрянешь! Федя, ты сплошное приключение!

— Согласен, что я могу поделать, вот так, со мной не соскучишься.

— Это точно. А скажи, ты с девушкой там даже успел познакомиться?

— Да.

— А как зовут?

— Зовут Елизавета, больше ничего о ней