Собрание сочинений - Леонид Трефолев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1867
ПЕСНЯ РАБОЧИХ
(Из П. Дюпона)
Мы все встаем поутру с петухами, Когда, дымясь, мерцают ночники; Мы, бедняки, питаемся крохами, И свет дневной нас гонит в рудники. Работают там плечи, ноги, руки, С природою в убийственной борьбе; Но, ничего за тяжкий труд и муки Под старость мы не сбережем себе. Дружно, братья, станем в ряд, Выпьем все из братской кружка! Пусть палят во весь заряд Истребительницы-пушки, Посылая смерть народу! Мы встаем, Дружно пьем: "За всемирную свободу!"
В глуби морской мы перлы собираем, Из недр земли сокровища берем. Мы сделали родную землю раем, Но под землей, в аду своем, умрем. За вечный труд какая, нам награда? Останемся мы сами ни при чем… Ведь не для нас сок сладкий винограда, Ведь не себя мы в бархат облечем. Дружно, братья, станем в ряд, Выпьем все из братской кружки! Пусть палят во весь заряд Истребительницы-пушки, Посылая смерть народу! Мы встаем, Дружно пьем: "За всемирную свободу!"
Безвременно, согнув в труде жестоком Наш тощий стан, мы гибнем ни за грош. Зачем наш пот бежит с чела потоком, И нас зовут "машинами" за что ж? Обязана земля нам чудесами; Построили мы новый Вавилон. Но пчеловод, насытившись сотами, Рабочих пчел из ульев гонит вон. Дружно, братья, станем в ряд, Выпьем все из братской кружки! Пусть палят во весь заряд Истребительницы-пушки, Посылая смерть народу! Мы встаем, Дружно пьем: — "За всемирную свободу!"
Презренного ребенка-чужестранца Питает грудь несчастных наших жен, А он потом — дитя штыка и ранца — Стоит, в крови кормилиц погружен, Он мучит их, тиранит, угнетает, Нет для него святого ничего! Себе за честь и славу он считает Разрушить грудь, кормившую его. Дружно, братья, станем в ряд, Выпьем все из братской кружки! Пусть палят во весь заряд Истребительницы-пушки, Посылая смерть народу! Мы встаем, Дружно пьем: "За всемирную свободу!"
И в рубищах, в подвалах наших бедных Скрывался, под гнетом торгашей, Мы жизнь влачим из-за копеек медных В сообществе нетопырей-мышей. Они, как мы, друзья угрюмой ночи, Они, как мы, не насладятся днем, Хоть и у нас горят, как звезды, очи, И кровь кипит живительным огнем. Дружно, братья, станем в ряд, Выпьем всё из братской кружки! Пусть палят во весь заряд Истребительницы-пушки, Посылая смерть народу! Мы встаем, Дружно пьем: "За всемирную свободу!"
И каждый раз, когда из нас струится Кровь честная и обагряет мир, Свободой мы не можем насладиться И создаем из деспота кумир. Побережем свои поля для хлеба, А не для битв: _Любовь сильней войны_! Мы будем ждать, когда повеет с неба На всех рабов дыхание весны. Дружно, братья, станем в ряд, Выпьем все из братской кружки! Пусть палят во весь заряд Истребительницы-пушки, Посылая смерть народу! Мы встаем, Дружно пьем: "За всемирную свободу!"
28 октября 1873
Английская поэзия
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
(Из Т. Гуда)
Жизнь, прошай! Слабеют чувства… Смерти шлю привет. Предо мной густые тени застилают свет. Наступает полночь жизни… Смерть — не за горой… Вижу я туман холодный, страшный и сырой; Слышу я могильный запах, чувствуя в бреду, Что он запах роз цветущих заглушил в саду. Здравствуй, жизнь! Надежда снова освежила грудь, Темный страх исчез, и сладко я могу вздохнуть. Скрылись грозные виденья, нет их вкруг меня: Разлетелись, словно тени, на рассвете дня. Вновь блестят земля и небо… Свет дневной так мил… И слышней мне запах розы запаха могил.
27 октября 1895
Три лентяя [20]
(Из Бр. Гримм)
Князек-добряк когда-то жил Спокойно, беззаботно, И ни о чем он не тужил И кушал очень плотно. Храни в душе своей покой, Он на дела махнул рукой, Министрам был послушен, И знали подданные все. Что лишь к копчёной колбасе Князек неравнодушен.
Его высочество весьма Любил еще сосиски ("Без них он мог сойти с ума!" —
Гласят одни "Записки"). Но, сверх любимой колбасы, Князь посвящал свои часы Трем принцам-малолеткам: Их удаляя от труда, Он был подобен иногда Заботливым наседкам.
И, от начала до конца Поняв его уроки, Цыплята выросли в отца — Лентяи, лежебоки. Князек судьбу благодарил; Но вдруг желудок не сварил Копченую колбаску. Больной ложится на кровать, Велит детей к себе призвать, Предчувствуя развязку, Князек со стоном говорит:
"Плохая вышла шутка! Желудок пищи не варит, Я гибну от желудка. Кому же я оставлю трон? Вы любите считать ворон, Вы ленитесь на славу: Но кто ленивей из троих Детей возлюбленных моих, Тому отдам державу".
Слезу печально уронив На батюшкино ложе, Воскликнул старшой: "Я ленив, Мне лень всего дороже, Мне жизнь без лени не красна: Когда наступит время сна, Когда под кроной ночи Храпит измученный народ, — И я во весь зеваю рот, Но лень закрыть мне очи!"
— "И я лентяй большой руки! — Второй князек воскликнул. — Болтает братец пустяки: Он к лени не привыкнул. А я по совести скажу: Когда пред печкою сижу, В лицо мне пышет пламень. Но удалиться от огня — Большая трудность для меня! Не двигаюсь, как камень".
Воскликнул младший ротозей: "Моя, моя корона! Из всех ленивейших князей Один я стою трона. Когда, народ ожесточа, Я был бы в петле палача И нож бы дали в руки, Чтоб петлю перерезал я, — Не двинется рука моя От лености и скуки".
Князек, душою умилясь, Схватил сынка в объятья, "Ты всех ленивей, младший князь, Тебя не стоят братья! Тебе достанется мой трон! Владея им, считай ворон, Пей вдоволь, кушай жирно, Люби сосиски с ветчиной, И процветет наш край родной, Как цвел при мне он мирно".
20 января 1872
