Беглый - Азк

Бабушка — машет белым платком. Наташа — у калитки, с тем особенным огоньком в глазах. Я высоко поднял руку в прощальном жесте.

Улыбнулся им всем. И сел в пыльный автобус. Мотор рванул, чихнул. За окном поплыли знакомые деревья, дома, люди — как в замедленном кино.

Дом медленно отдалялся. Постепенно, но неотвратимо. Теперь впереди лежал долгий путь. Путь домой. К той единственной, которая тоже ждёт.

* * *

Автобус доставил меня в аэропорт Гомеля на рассвете. Пыльные окна, редкие прохожие, утренний ветер тянет по асфальту сухие листья. Я спрыгнул с подножки, прижал к боку рюкзак и выдохнул.

Аэропорт — небольшой, провинциальный. Табличка на входе, стеклянные двери, касса с сонной кассиршей.

— Минск?

— Минск.

—9:40, один билет остался. Повезло.

Билет — серо-голубая бумажка с типографскими буквами. Регистрация тут же — за столиком, на котором стоит штамп и пепельница. Пассажиров мало. В зале ожидания пахнет кофе и авиакеросином. Самолет — Ан-24, как и в прошлый раз. Моторы загудели, и вот я уже в небе.

Подо мной — желтые леса, серые поля, полоски рек.

Самолет сел мягко, как пуховая подушка. На взлетке шуршала желтая листва — начало осени было тут совсем иным, чем в Гомеле: чуть более холодным, строгим, почти городским. Я вышел налегке. Бабуля, через свою потребкооперацию подогнала модную сейчас пуховую «Аляску» и джинсы. Кроссовки мне не понравились — цвет не тот, да и не сезон. Мы с дедом стачали «Макасины». Именно так выглядит мужик после армии, у которого в голове не танцы, а цель.

Я вышел из аэропорта «Минск-1», и поправив рюкзак за плечом направился на остановку. На часах — без десяти восемь. Нужно было добраться до улицы Фабрициуса, 31. И хотя все можно было решить через «Друга», решил действовать как среднестатистический землянин, без навигации, построения оптимальных маршрутов и прочего. У трамвайных путей толпились люди. Подойдя к пожилому мужчине в кепке, курившему «Казбек», спросил:

— Подскажите, как доехать до улицы Фабрициуса?

— На четвертый садись, и до Площади Победы, — мужчина хрипло кашлянул. — Там пешком минут десять, или на сотом автобусе.

— А долго ехать?

— Да минут двадцать, если без пробок. Только смотри — в час пик народу как сельдей в бочке.

Буквально сразу подъехал трамвай №4, скрипя тормозами.

Вагон был набит битком. Кондукторша в синем халате пробиралась между пассажирами, звеня мелочью в сумке-«кошеле».

— Пятачок сдачи не ждите — мелочи нет! — крикнула она, протягивая билет.

Молодой человек втиснулся у окна. Рядом студентка в берете листала конспект, на соседнем сиденье рабочий в замасленной спецовке дремал, положив на колени сверток с батоном.

— Вы тоже до центра? — спросил у студентки.

— Да, до университета. А вы?

— Мне на Фабрициуса. В госпиталь.

— А, понятно… — она кивнула, но больше не расспрашивала.

Из динамиков трамвая раздался хриплый голос диктора:

«Следующая остановка — улица Якуба Коласа!»

На Площади Победы, вышел и объяснил мужчина в аэропорту, и сразу попал в толпу — люди спешили на работу, в руках портфели, сетки с продуктами. У остановки «100-й автобус» стояла очередь.

— Опять этот автобус опаздывает! — ворчала женщина с авоськой, набитой банками с огурцами.

— А часто он задерживается?

— Каждый день! То водитель курит, то двигатель глохнет.

Наконец подъехал синий ЛИАЗ, из выхлопной трубы которого валил густой дым.

— Проходите, не задерживайте! — рявкнул водитель.

Автобус высадил меня у знакомого мне массивного здания с колоннами — окружного военного госпиталя с выцветшей вывеской на фасаде: «434-й Окружной военный госпиталь БВО».

Сырая листва под ногами. Дежурный КПП — тот же, что и месяц назад, поднял глаза и прищурился:

— Борисенок?.. Ты же на дембель ушел!

— Вернулся, — ответил я. — Как обещал Дубинскому.

Он хмыкнул:

— Заходи раз вернулся. Тебя ждут, каждый день секретарь полковника спрашивает.

Я шагнул внутрь. Воздух — как тогда. Дезраствор, старый линолеум, слабый запах мыла и меда.

И где-то в этом здании, на одном из этажей, сейчас, возможно, сидит за столом женщина в белом халате, не зная, что я уже здесь.

Формальностей не было. Только показал себя начальнику госпиталя.

— Рад Костя. Завтра на службу!

— Обязательно.

* * *

Я вышел из кабинета, прошел по коридору — уже не солдат, а человек со своей должностью и местом.

И вдруг — в повороте коридора — она. Инна. Белый халат. Волосы убраны. В руках — папка и термометр. Увидела меня — остановилась. Никаких слов. Только взгляд. Долгий. Прямой.

Как будто все письма, швы, туфли, звонки — были только репетициями к этому моменту.

— Ты… — она выдохнула. — Ты уже тут?

— Ага. Как и обещал.

Тишина. Мимо прошел кто-то с каталкой. Мы не шевелились. Инна вдруг вздернула уголок губ и сказала тихо:

— Ну, тогда… с возвращением. Коллега.

— После смены придешь?

— Приду…

И ушла — быстро, но не резко. А я остался стоять. Уже дома. Уже свой. Уже — с нею в одном здании.

Дверь с металлической защелкой открылась со знакомым скрипом. Я шагнул внутрь и сразу почувствовал, что здесь — мое. Запах дерева, старой штукатурки и еле уловимый след смолы, которую я когда-то использовал, заделывая угол деревянного щита.

Свет — от лампы над столом. Пыль на подоконнике. В углу — швабра, прислоненная, как и оставил. Постель — свернута аккуратно. Кровать — застелена старым, но чистым покрывалом.

Я поставил рюкзак. Снял куртку. Выдохнул.

— Дом. — Глухо, в голос.

Сначала — окна. Распахнул створки. Влетел осенний воздух: влажный, с запахом листвы и дымка от огромного города.

Тряпка, самопальный стеклоочиститель — и вот уже света проникает больше, и город за окном кажется чуть ближе.

Потом — пол. Вода в ведре, тряпка, движения четкие, с ритмом. Каждое — как будто отмывает не только пыль, но и прошлое: казарму, больницу, дорогу.

Дальше — полки. Правда пока две, но это только пока. На одной — книги: справочник анатомии, записная тетрадь, брошюра о новых материалах. На другой — коробка с инструментами, аккуратно, по размеру.

На стену — крючок для полотенца, второй — для куртки. Предварительно подложив газету.

Никакой спешки. Только порядок.

Уже стемнело. Я налил в кружку чай из термоса. Сел у окна. Посмотрел в небо. В голове — тишина. Внутри — усталость, но правильная. Та, после которой можно спать. «Друг»