Кто эта женщина? - Юлия Александровна Лавряшина

Все испортила? Или… Может быть, ничего плохого и не произошло? По крайней мере, Илья меня не убил… Надеюсь, ее тоже».

Допив кофе, Кира почувствовала себя лучше. А помыв чашку, услышала… тишину! Дождь затих, будто уснул, и стало жаль этого редкого, робкого гостя, которому никто не обрадовался. А стоило бы – жара держалась слишком долго, капли даже толком не смочили землю…

На работу Кире нужно было приходить к полудню, у нее еще оставалась пара часов. И она решила излечиться от хандры старым проверенным способом: ей всегда нравилось в одиночестве бродить по городу. Любому. Но здесь каждая прогулка становилась путешествием в мир будущего: разглядывая дома, построенные другими, Кира представляла свой – с балкончиком под крышей, покрытой красной черепицей.

По каменным оградам и разноцветным фасадам она пыталась угадать, что за люди здесь живут, придумать их историю. Дома встречались несуразные и смешные, утонченные и вычурные. Кире было интересно: а бывает ли так, что порядочный и умный человек строит себе нелепый дом? И каково потом ему живется в этом строении?

Ссохшиеся от зноя листья, не впитавшие дождя, корчились под ногами, напоминая об увядании, которое не щадит даже этот рай. И Кира совсем было приуныла, но тут заметила кота, похожего на старую, с рыжиной, кроличью шапку. Кот валялся на пыльной крыше гаража и не поднял головы на нее: «Кис-кис!» Неожиданно это ее развеселило. Никогда не знаешь, что откликнется в тебе улыбкой.

В соседнем закоулке на трансформаторной будке Кира увидела абрис старой «Волги», нанесенный неизвестным граффитчиком, и остановилась, засмотревшись. Почудилось: отец выезжает из ее детства на своей любимой ласточке… Тогда уже появлялись хорошие иномарки, но он оставался верен своей первой машине.

Она достала чужой телефон и на память набрала номер отца. На дисплее неожиданно высветилось: «Папа».

– Когда я успела? – пробормотала Кира. Но, услышав его голос, забыла обо всем: – Пап, привет! Я просто так… У вас все хорошо?

* * *

– Выставочным залом это не назовешь, – меланхолично заметил Илья. – Но кое-что посмотреть можно.

Мансардный этаж его дома был увешан снимками. Детских лиц, какие она видела в «Кошачьем царстве», Кира тут не нашла, это были совсем другие работы. То фонтанирующие цветом, то зажатые в рамки черного и белого. Неожиданные мрачные арки, уводящие к неизбежности… И тут же желтая пушистая гусеница, заползающая на листок! Белая часовня, крест которой парил в пятнистом от облаков небе, напомнила о городке, где остались ее родители, и Кира снова наспех удивилась тому, как безотчетно занесла в память телефона их номера. Но – отвлеклась, увидев полные слез собачьи глаза, глядевшие из-за сетки… Смертник?

«Какие у него разные снимки… Наверное, это и называется – искать себя… Свою тему. Хотя почему она должна быть одна? – заспорила Кира сама с собой. – Разве настоящему художнику не бывает интересно все в мире? Весь как есть мир – и есть главная тема…»

Ей подумалось, что если б она стала… не художником, конечно же, нет! Рисовать Кира не умела совсем, только примитивный домик вычерчивала на полях конспектов, когда лекция бывала совсем скучной. То есть практически на каждой… Но вот если б она, допустим, стала… писателем. Хотя и это было из области неправдоподобного… Но вдруг сбылось бы! Тогда главной темой Кириных книг стало бы море. С детства оно переливалось перед ее внутренним взором глобальной мечтой, к нему Кира стремилась, мыслями о нем утешалась в самые паршивые моменты своей жизни: «Вот когда я поселюсь у моря, все будет иначе…»

А сейчас, глядя на откровенные метания Ильи, запечатленные в снимках, Кира внезапно поняла: если человек надеется чего-то достичь в творчестве, мечта не должна сбываться. Только несбывшееся, но желанное наполняет душу энергией, которой питается творчество. Фантазии о возможном будущем, как правило, поэтизированы, лишены житейских деталей и потому неуязвимы. А реальность неизбежно разочаровывает, опуская мечту на бытовой уровень. И все – нет ни мечты, ни творчества.

Нет, Кира вовсе не пожалела о переезде к морю. Но она пока и не прониклась ощущением, что это – навсегда. У нее не было якоря, способного удержать ее на этом берегу. Ни дома, ни семьи, ни такой работы, которую принято считать перспективной. Пока она оставалась вроде отдыхающей, и даже вспыхнувший роман с Ильей носил все признаки курортного…

Это тяготило ее, но как исправить ситуацию, Кира пока не понимала. И поэтому ликование первых дней заметно поугасло, будто подернулось серой пеленой, какую она притащила из Подмосковья.

В работах Ильи тоже было немного выплесков восторга. Пожалуй, та солнечная гусеница являлась самым ярким штрихом в изображении мира. Фотограф не скрывал недостатков любимого города: давно потрескавшийся асфальт, облупившиеся двухэтажные дома, вокруг которых все заросло лопухами и бурьяном (Кира таких и не видела здесь, но похожие были в каждом российском городе), тетки в халатах, лузгающие семечки. То ли он совсем не снимал молодых и красивых особ, заполнявших отдельные пляжи возле дорогих отелей, то ли выставил в другом месте, но Кира не нашла ни одной подобной фотографии.

– Тебе никогда не хотелось уехать? – спросила она, разглядывая фотографию. На снимке был старый пьяный моряк. Он сидел на тротуаре с небогатым уловом. Рыба слегка подвяла – отдыхающие не спешили ее купить.

– Уехать? – удивился Илья. – Куда?

– Куда едут все… В Москву.

– Нет. Зачем?

– Обычно за успехом.

– Я не амбициозен. Меня все устраивает. Что ты так смотришь? Я занимаюсь любимым делом, живу в прекрасном приморском городе… Есть дом, есть друзья.

Ее он не упомянул в этом перечне, а Кире вдруг жгуче захотелось войти в него. Она понимала, что еще не проникла в него так глубоко, чтобы стать частью его жизни, но мог бы сказать из вежливости… Не сказал.

– Разве это не залог счастья – когда человеку всего хватает?

– Ты прав, – уныло отозвалась она.

И сделала зарубку в памяти: ему всего хватает и без любви.

– Ты ничего не скажешь?

Голос у него стал напряженным, и Кира с удивлением обернулась: на что он злится? И содрогнулась… Илья стоял в тени, лицо его смазал полумрак, и внезапно он показался ей похожим на того ночного Черного Человека… А если это действительно был Илья? Сумасшедший. Опасный.

– Сказать, – пробормотала она. – О чем?

– О! Чудесно… я показываю тебе свои работы!

Ее бросило в жар:

– Ох, прости-прости! Мои мысли убежали… Ты превосходный фотограф!

– Это все, что ты можешь сказать?

«А он любит, чтоб его похвалили», – отметила Кира и попыталась подобрать слова:

– Мне нравится, что ты не стараешься приукрасить свой город, но видно, как ты его любишь. Каждый дворик кажется твоим родным… Как будто ты жил и в этом доме, и в том… Ты видишь лица! И умеешь показать