Байки негевского бабайки - Пиня Копман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
и было "Да" и было "Нет"
Лежу босой, но в простыне
в саду, каком-то незнакомом
и бледный всадник на коне
(я наяву или во сне?)
и вот сползаются ко мне
сто тысячь мелких насекомых
и лезут в голову слова
"Прощай навек" "Всегда с приветом…"
Из глаз слеза на рукава
и прорастает голова
корявой яблоней при этом.
Петух кричит "Кукареку!"
и это значит — я не сплю
Но сам сижу я на суку
и под собою сук пилю
и этот странный бред терплю.
Конечно, я сошел с ума.
Я это четко сознаю
А яблоня растет сама
все совершенно как в раю.
Укоренившийся в мозгу
ствол и коряв и узловат
и лампа в десять тысячь ватт
готовит из меня рагу
но я лежу на берегу
и медленно жую салат
поскольку глуп и простоват
и слышу голос, вроде мой
"Ах дяденька домоуправ
я просто мимо шел домой
я совершенно ни при чем
не я разбил окно мячем
но сознаю, я был неправ"
А тут несчастная вдова
сама жива едва-едва,
(постой, разведен я давно
и разве я разбил окно?)
в платочке черном голова
но хороша еще чертовски,
платочек мнет по стариковски
и сын стоит в плаще ментовском,
бормочет добрые слова.
А вот, пожалуйста, друзья
"Мы провожаем в дальний путь…"
Постойте, братцы, вот он — я
Ведь я живой еще чуть-чуть!
Эй, Игорек, я не пойму -
ты что, оставил Колыму?
Кого ты лечишь?!
Ах, отпуск првести в Крыму?
И вот он нищего суму
одел на плечи.
Но солнца луч уже потух
и третий раз кричит петух
и Сатана кончает бал
В финале рукоплещет зал
и синий занавес упал
и гаснут свечи.
***
Концептуальное искусство и финансы
Жить в пещере, братцы, очень грустно.
Потому-то (так сдается мне)
в неолите родилось искусство -
пенье и тушеная капуста,
танцы и рисунки на стене.
Мамонта разделав со сноровкой
вождь позвал художника в лесок:
— Ты мне наколи татуировку,-
я тебе дам хобота кусок.
Горько ждать за творчество расплаты
от вождей и всяческой шпаны.
Только для искусства меценаты
больше вдохновения нужны.
Танцевала девочка нагая,
чтоб лишить пророка головы
и Гомер, гекзАметры слагая,
тоже меркантилен был (увы!).
Ну а меценаты в связке этой,
тратясь на созданье красоты,
получали статуи, портреты,
оды, панегирики, сонеты
(то, что нынче мы зовем "понты")
Как насчет религии, морали,
не скажу. Но только знаю я:
кое-что в искусстве понимали
всякие князья или графья.
и могли легко загнать в могилу
(как бы вроде мстя за красоту)
если бы какой-нибудь педрила
попытался впарить им туфту.
А потом родился век двадцатый -
очень прогрессивен и хорош.
Вылезли на свет скоробогаты
все в понтах, а вкуса- ни на грош.
Слухи ходят как там было дело
(написать-так вышел бы роман):
пена от искусства захотела
нуворишам облегчить карман.
Галерейщик, критик и мошенник
даже не прикрыв бесстыдных глаз
сняли как-то с писсуара ценник
чтоб загнать дороже в сотни раз*.
* Марсель Дюшан «Фонтан» (1917)
Все узнали с этого момента:
будь хоть унитаз, хоть гуанО-
ежели лежит на постаменте,
значит — очень ценное оно.
Бездари ходили в хороводе,
радостно плясали гопака:
можно не работать на заводе,
и валять до смерти дурака.
Не учись- зачем таланту ксива?
Сляпай что угодно, не тяни.
Критик-друг придумает красиво
объясненье для любой фигни.
Опустели скобяные лавки.
Брали все — от сеялок до клизм.
Тридцать богачей погибли в давке -
покупали "концептуализм"
Сладких сказок пестрые буклеты
перегородили неба синь.
Слава! Слава критикам- эстетам.
А искусству старому — аминь!
***
На триптих черных фигур Малевича
Грязь черна. Проста, как клизма..
Все обделано уже.
Черен мир супрематизма.
Он внутри огромной Же.
Кто-то воет восхищенно:
До чего дошел прогресс!
Праздник духом извращенных
отвращенных от небес
Гурт, гонимый пастухами
повредившихся в уме.
Критик ржет над лопухами.
А "народ" опять в дерьме
***
Старый дом
Дом почти в центре города гордо стоял,
капитальный, высокий и стройный.
Архитектора мягко сослал трибунал.
Он схоронен в Туркмении знойной.
Много добрых людей жили радостно в нем,
лишь менялись жильцы и жилицы,
и, надёжный, терпел, как положено, дом
всех, кто послан был в нем поселиться.
Пусть не крепость, но тоже надежный весьма,
лишь местами потрескалась лепка.
Не годами считают свой возраст дома.
Век — не старость для строенных крепко.
Подрастала в округе домов вертикаль,
повинуясь неведомой силе,
и колонны машин, захлестнув магистраль
то гудели, то просто чадили.
Сэкономил чуть-чуть муниципалитет
и торец скрыл брандмауэр «Guinness».
Но менялся насельников менталитет.
и, увы, не на плюс, а на минус.
Этот, с пятого, с пьяни, три раза подъезд
Заливал, несмотря на скандалы.
Мат и граффити страсти и чувственных мест
рисовали на стенах вандалы.
Днем менты разгоняли в округе бродяг,
Но попозже, по легитимистски,
на площадках ширялись и пили шмурдяк,
проявлялись бичёвки и вписки.
А в подвале детишки игрались огнем,
в стойких запахах гари и гнили.
Тараканы, совсем не стесняясь, и днем
часто в гости друг к дружке ходили.
И скандалы, и драки с ломаньем дверей,
Что не портило в целом фасада.
Те, кто мог — те махнули хвостом, и скорей
прочь бежали из этого ада.
Невезуха бурлила, как замкнута в круг,
Добрых слов и призывов не слыша.
Ну, и дом (ведь не старый еще), — только вдруг
стали трескаться стены и крыша.
Так зачем я, подсохший гнойник шевеля,
Так пространно гуторю, стеная?
Этот дом — он как наша старушка Земля.
Но куда убегать — я не знаю
***
Век бурлеск
Конец августа 1920 г
Век стиптизеров. Век бурлеск.
Пустых орехов звонкий треск
Шутов кривлянья фатовские.
И Правда бита и крива.
Ломает мельницы людские.
Но мелют Божьи жернова…
Двадцатый год. Тяжелый год.
Он полон боли и невзгод.
С каким веселием на сердце
встречали мы его приход.
А оказалось — это scherzo*
печальный глупый анекдот.
–
scherzo — шутка (итал)
–
Но издалёка к нам бредет
прекрасный двадцать первый год.
Без всяких карантинных бредней
Спокойный, без пустых хлопот
Ну пусть, как минимум, безвредней:
жар летом, а зимою лед.
И чтоб весною — соловей.
Жить веселей и здоровей.
Чтоб не
