Гусси. Защитница с огненной скрипкой - Джимми Каджолеас

увидела, как на меня смотрит Лулу Беннингсли, и её глаза так и сверкают злобой, как ружейные стволы.

– Это всё из-за тебя! – заявила она. – Это из-за тебя упала Книга имён!

– И как же это? – удивилась я. – Меня тут вообще не было.

– Вот именно, что не было! – продолжала Лулу. Она жутко покраснела и так сверкала зубами, будто готова была прыгнуть на меня и вцепиться в горло, а кольцо с опалом посылало яркие лучи. Ещё никогда в жизни я не видела Лулу такой злобной. – И это в такое время, когда моя семья больше всего в тебе нуждается!

– Я здесь не для того, чтобы обслуживать твою семью, – отрезала я. – Я служу всему посёлку. И именно этим я и занимаюсь.

Я подняла Книгу имён и отряхнула от пыли. Ни одна страница не вырвана, ни одно имя не стёрто. Я, как могла, повесила её обратно на столб. Получилось не так надёжно, как прежде, но, по крайней мере, упасть снова она не могла, если только кто-то нарочно не приложит к этому руку.

И кому могло такое в голову прийти?

– Я сейчас же вернусь и вобью ещё один гвоздь, – как можно солиднее и увереннее сообщила я собравшейся толпе. – Здесь нечего опасаться.

Однако в ответных взглядах явно читалось недоверие, как будто все знали, что я не справляюсь с задачей, как будто все знали, что я их обманываю, как будто все знали, что я притворщица и лгунья.

Честно говоря, я и сама понятия не имела, с чего это книга вдруг упала. Я не знала, что это может означать. Но я здорово испугалась, когда стояла на солнцепёке и ждала, пока люди разойдутся. И что имела в виду Лулу с этими намёками на время, когда её семья во мне нуждается? Чем этот день отличается от любого другого? От этих мыслей мне сделалось ещё страшнее.

Сверчок фыркнул и ободряюще помахал мне лохматым хвостом, не спуская с меня блестящих глаз и вывалив от жары розовый язык.

– Да, ты прав, – кивнула я. – Что бы ни случилось, мы встретим это вместе, и я очень рада, что ты у меня есть.

Я улыбнулась, когда пёс лизнул мне ладонь.

* * *

Я возвращалась в Приют, когда на меня бегом налетел человек в полном ужасе, как будто он только что столкнулся с самой Копчёной Люсиндой. Это был сапожник Петров Донни, и его некогда пышные чёрные усы обвисли на щеках, как глубокие мрачные складки. Он обливался потом и не мог справиться с одышкой. Я дала ему минуту, чтобы восстановить дыхание, и лишь тогда спросила:

– Что случилось?

– Это моя чашка, – сказал он.

– Чего?

– Моя чашка! – выкрикнул он. – Она дрожит.

– Дрожит? – удивилась я. – Разве было землетрясение?

– Это не земля и даже не дом, – ответил он. – Только моя чашка. Она дрожит без остановки. – И Петров Донни нелепо замахал рукой в попытке изобразить, как это происходит.

– Прямо так сама чашка?

– Прямо сама, – кивнул он.

Ох, только этого не хватало! Я поняла, что это значит.

Я бегом понеслась в Приют, пока Петров Донни стоял, пытаясь отдышаться, возле ворот, а Сверчок припустил за мной следом.

Это были явные признаки заразы. Первые признаки того, что Погибель пробралась за ворота. По крайней мере, если верить рассказам дедушки Вдовы. Я-то сама ещё не видела ничего такого.

Когда Погибель проникает в посёлок, сперва она заражает какой-то один предмет. В случае учёной-ботаника Мейбелл, описанного двадцать лет назад, это было увеличительное стекло. Это было последнее успешное проникновение Погибели в посёлок. Однажды Мейбелл вернулась домой из пустыни, где занималась поисками какого-то особенного цветущего куста, и обнаружила, что её увеличительное стекло потемнело. Это выглядело так, что когда она попыталась посмотреть сквозь него, то увидела темноту, как будто кто-то пролил на него кофе. Оно дёргалось и съёживалось, когда она попыталась его приподнять, но так и оставалось тёмным пятном – словно расплавилась и почернела сама линза. А ещё стекло дрожало и дёргалось у неё в руке как живое.

Сама не понимая почему, Мейбелл не могла выпустить стекло из рук, как будто кто-то приказал ей его держать. Оно стало каким-то мягким и пушистым, буквально живым, и Мейбелл даже почувствовала, как у него в ручке бьётся сердце. А когда она снова попыталась посмотреть сквозь него, то увидела такое, о чём наотрез отказалась рассказать, даже дедушке Вдове.

Однако на её вопли сбежались все соседи.

В тот раз дедушке Вдове повезло. Ему удалось подавить заразу и выдворить Погибель из посёлка с помощью Ритуала очищения, который он вдалбливал в меня с самого детства. Позднее ему удалось понять, как вообще Погибель умудрилась пробраться в это увеличительное стекло. Строго говоря, он сам допустил техническую ошибку. Поскольку Мейбелл гостила в посёлке у своей сестры Арманды, хозяйки магазина рукоделия, дедушка Вдова не стал лишний раз переписывать Книгу имён. Но неделей раньше Мейбелл почувствовала, что прикипела к посёлку душой и решила у нас остаться, да вот только дедушка Вдова об этом не знал. И этого оказалось достаточно, чтобы Погибель получила свою лазейку. Достаточно, чтобы весь посёлок оказался под угрозой.

Вот что я имела в виду, когда говорила о том, как важно соблюдать все Ритуалы в точности, без малейших ошибок или отклонений. Вот почему я так боялась открывать ворота ночью и так скрупулёзно выполняла обязанности после этого в надежде, что моя слабость не разрушила всю защиту.

Я пинком распахнула дверь Приюта. Ангелина сидела на полу и возилась со своим Павлиньим глазом и вороньим пером. От неожиданности она дёрнулась и выронила перо. И лицо у неё показалось мне странным, чуть ли не виноватым, как будто я застала её за чем-то нехорошим. А потом я увидела, какую кучу травы из запасов дедушки Вдовы она успела спалить, хотя уже знала, что делать этого не следует.

Ладно, сейчас не до этого. Я заметалась по комнате, схватила «Ритуалы на каждый день» Гренальдины, пучок перьев кардинала, пузырёк с освящённым маслом и мешочек очищающих трав. Уже на пути к двери я просто на удачу прихватила с собой любимый сборник стихов.

– Что случилось? – спросила Ангелина.

– Некогда болтать, – выпалила я.

И помчалась к дому сапожника Петрова Донни.

Я не очень представляла, что же буду там делать. Ну, то есть я вот так просто возьму и изгоню Погибель? Может, тревога окажется ложной? Может, над сапожником решил подшутить кто-то из наших мальчишек вроде Чаппи Беннингсли, который целыми