Гусси. Защитница с огненной скрипкой - Джимми Каджолеас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я могла лишь молча прожигать её взглядом, и она не опускала глаза. Вообще-то в словах Ангелины была своя логика, и я это понимала. Я была неправа, чёрт возьми, но не собиралась это признавать.
– И что это была за глупая песня? – осведомилась я.
– Какая песня?
– Та, которую ты бубнила без передышки битый час, – ответила я. – Она меня чуть с ума не свела.
– А, да так. – Она пожала плечами. – Просто сложилась пара нот.
– Как это она могла сложиться? – возразила я. – Я же её знаю. Я миллион раз её слышала.
– Хм, – сказала Ангелина. – Интересно.
– Это не интересно, это бесит. Я даже не могу вспомнить, где слышала её раньше.
– Ну, может, тебе легче будет вспомнить, если напоёшь её сама, – предложила она.
И снова это была хорошая идея. И снова она меня разозлила.
– Я не пою, – отрезала я. – У меня голос как у старой жабы. Койоты и то лают лучше.
– Я уверена, что ты слишком строго себя судишь, – заявила она. – Но раз уж тебя так раздражает собственный голос, ты ведь можешь сыграть на скрипке?
– Ну да, пожалуй, могу.
– Я очень хочу послушать, – сказала Ангелина.
Сверчок тут же насторожился. Я взяла скрипку и попробовала подобрать мелодию. Как я уже сказала, она была простенькая, часто повторялась и к тому же казалась мне такой знакомой, что уже звучала внутри, оживая где-то в крови. Ангелина пением стала добавлять импровизации в основную тему и усиливать её повторами. Я и сама не заметила, как стала вторить ей. Как будто я угадывала, что она собирается сделать в следующую секунду: музыка объединила нас так, как я никогда прежде не считала возможным.
– Вот, – прошептала Ангелина, улыбаясь и не открывая глаз, – теперь всё верно.
Когда пришло время меняться партиями, это оказалось так просто, как будто мои пальцы сами знали, как надо играть, как будто песня всегда жила в окружавшем нас воздухе и лишь ждала, чтобы её облекли в звуки.
Никогда в жизни мне не удавалось ничего подобного. Я не писала песен и даже не участвовала в их сочинении. Мне не доводилось создавать самой нечто такое, что потом могло считаться моим.
– Нашим, – сказала Ангелина.
– Да, – кивнула я. – Нашим.
– Хочешь сыграть ещё раз?
– Ужасно хочу.
И мы начали ещё раз, теперь уже вполне уверенно – каждая знала свою партию. Ангелина по-прежнему совершенствовала её, добавляя новые вариации то в одном месте, то в другом. Я догадалась, что она импровизирует, оживляя и украшая то, что делаю я. Я попробовала повторять за нею и тоже добавила несколько нот. Ангелина тут же подхватила их, какие-то ускорила, какие-то растянула. Так мы творили вместе, создавая нечто новое, чувствуя друг друга так тесно, словно читали мысли.
А потом случилось и вовсе невероятное. Я до сих пор не знаю, как это объяснить. Мир вокруг словно затопила тьма, как будто больше не было крыши над головой, а вместо неё распахнулось ночное небо и звёзды на нём опустились нам навстречу: ни дать ни взять волшебные плоды великого ночного древа. Они оказались совсем близко, и я могла бы сорвать и надкусить любой из них, чтобы заключённое внутри сияние полилось наружу, словно спелый сок, заполняя собою мир. Правда-правда. Я почти чувствовала пряный вкус звёздного света на языке, и жгучая сладость музыки стекала мне в горло.
И тут песня кончилась. Ангелина сидела и смотрела на меня, не проронив ни слова. И я тоже не знала, что сказать. Я ещё не переживала ничего похожего. Кажется, воздух в комнате всё ещё потрескивал от пронизавшей его музыки. А у меня возникло чувство, что я могу сделать что угодно и стать кем угодно – стоит только захотеть. Мир лежал передо мной во всей своей необъятности, полный возможностей и мест, куда я могу отправиться, или людей, которых я узнаю. Это наводило на мысли, что мои невероятные сны на самом деле были воспоминаниями, что я и правда родилась где-то в другом месте, где на скалах над океаном стоит маяк и корабли уходят за горизонт. Или же эти сны показывали возможное будущее, меня, какой я стану однажды, и мир, в котором когда-то окажусь?
Но нет, я же была Защитницей, и меня готовили к этой судьбе с самого рождения. У меня не может быть иных возможностей. У меня есть долг, есть ответственность. Посёлок – это мой дом, и он нуждается в моей защите. Особенно сейчас, когда Погибель нашла лазейку в воротах, и к тому же из-за моей ошибки.
– Что с тобой? – спросила Ангелина.
Я покачала головой.
– Просто устала, и всё. Хочешь, помолимся за твоих родных?
Ангелина сразу погрустнела.
– Да, – сказала она, – очень хочу.
Вместе мы зажгли Свечу во здравие за родных Ангелины, чтобы они пережили ночь в пустыне, и одну за Всадницу тоже. Пока я повторяла слова Таинства, Ангелина смотрела на мигающее пламя, отражавшееся в её глазах. Что-то странное таилось в глубине этих глаз, может быть, какое-то невысказанное горе.
А может, настороженность.
В эту ночь я увидела совершенно новый сон.
Я видела нечто невероятное.
Я была чайкой в этом сне и летела высоко над волнами, а с горизонта на меня надвигался шторм.
Я была четырёхмачтовым кораблём, терзаемым штормовыми валами, возносившими меня к самому небу, словно корабль-призрак, и гонимыми жестоким ветром, пока моё сердце не разбилось о скалы.
Я была горящим в ночи маяком, и мой луч летел над водой, борясь с окружающей тьмой единственной ведомой мне песней, песней горящего сердца.
Я была семьёй, запертой в корабельном трюме. Я была океанской водой, заливавшей трюм, поднимавшейся всё выше и выше, до колен, до груди, до горла. Я была последними пузырьками воздуха, вылетавшими из их ртов.
Я была их обессилевшими сердцами, их остывающей кровью. Я была самой Смертью, явившейся за ними, чтобы принять их в свои объятия и упокоить в Вечном молчании.
Я была океаном, полным рыбы и темноты, таким глубоким, что лишь слепые твари пожирали друг друга у самого дна, куда не проникает свет, а скользкие мрачные чудовища хранят свои тайны.
Я была младенцем, маленькой девочкой, найденной среди обломков крушения, закутанной в одеяло и смотревшей на луну, пока надо мной перекликались на незнакомом языке чужие женщины.
Глава 11
Я вынырнула из
