Диалоги. Практика латинского языка - Хуан Луис Вивес

огнем, чтобы в нем было достаточно горячей воды, затем в медную кастрюлю положи баранью лопатку с посоленной говядиной. Печной горшок с телятиной и мясом молодого барашка пододвинь к огню. В жаровне на ножках (chуtropus) мы сварим рис.

Аблигурин. Что с цыплятами?

Апиций. Они сварятся в медном горшке, который облицован оловом, чтобы вкус был приятнее. Но не столь скоро. Баранину и pinguaria [218] ты вынешь к трем часам пополудни. Этой щуке дай немного поплескаться в воде, потом будешь потрошить.

Аблигурин. Мясо и рыбу в одной и той же трапезе?

Апиций. Совершенно верно, по германскому обычаю.

Аблигурин. Но это не нравится медикам.

Апиций. Медицине не нравится, медикам нравится. Я считал, что этот дубина только грамматик, а он еще и медик.

Аблигурин. Разве ты никогда не слышал вопроса: в государстве больше медиков или глупцов?

Апиций. Кто приспособил тебя к кухне, когда ты столь мудр (saperda) [219]?

Аблигурин. Моя несчастливая судьба.

Апиций. Напротив, очевидно, твоя вялость и нерадивость, и обжорство, и любовь к кутежу, и ненасытность, и низкая и презренная душа. И потому ты ходишь с голыми ногами, полуодетый в испачканную одежду и укороченную сзади?

Аблигурин. Что тебе до моей бедности?

Апиций. Совершенно ничего, и я не хотел бы быть таким. Но к делу; и не [говорить], кроме дела, больше, чем нужно. Не достаточно ли этих приказаний и, сверх того, внушенных и вбитых?

Аблигурин. Вам, надо думать, никогда не достаточно.

Апиций. Дай мне мои брюки, хочется выйти наружу, вернусь тут же. Принеси маслодельный пресс, украшение нашего ремесла: он моя молния и трезубец.

Пистилларий. Эй, Аблигурин, поставь кувшины для воды на стол для сосудов, а этот годный для питья кувшин тщательно вымой в тазу и протри.

Аблигурин. Разве также и ты здесь управляешь? Одного полководца достаточно для одного лагеря, неужели не будет достаточно для одной кухни. Сделай сам, ты более точный исполнитель работы, чем сам магистр кухни, назову тебя здесь не пестиком [220], а острым стрекалом.

Пистилларий. Скорее назови меня Оноцентрон [221]. Итак, разруби эту телятину на доске для рубки мяса. Размельчи немного сыра, чтобы посыпать на эти кости.

Аблигурин. Как, рукой?

Пистилларий. Нет, но теркой (tyrocnesti). Влей сюда несколько капель масла из бутылки.

Аблигурин. Имеешь в виду этот сосуд для масла?

Пистилларий. Поставь сюда ступу.

Аблигурин. Которую из них?

Пистилларий. Ту медную, с пестиком из того же металла.

Аблигурин. Для чего?

Пистилларий. Для растирания этой петрушки.

Аблигурин. Лучше это делать в мраморной ступке деревянным пестиком.

Пистилларий. Напой, пожалуйста, как обычно.

Аблигурин.

«Я не хочу быть Цезарем, гулять по Британии, терпеть скифские зимы». (Флор.)

«…Чтобы придать остроты рабочих (fabrorum) полднику – свекле,

О, сколько перцу с вином повар потребует твой!» [222]

Пистилларий. Фабиев (fabiorum) или мастеров (fabrorum)?

Аблигурин. Спроси у кривоногого магистра школы и про ремесленников, и про Фабиев, получишь сильный удар кулаком в глаз или в щеку.

Пистилларий. Что он за человек?

Аблигурин. Муж деятельный и смелый и скорый на руку, медлительность языка вознаграждает быстротой рук.

Пистилларий. Принеси небольшой сосуд с хлебным квасом. У меня нарушения во вкусовых ощущениях, сухость в горле, глотке.

Аблигурин.

«Тут же тяжелый висел и канфар на ручке потертой» [223].

«Если у предков обед обычно кончался латуком,

То почему же, скажи, мы начинаем с него?» [224]

«…Дочка пиценской свиньи, колбасой луканской зовусь:

Вкусной приправой для каш я белоснежных служу» [225].

Апиций. Где ты так научился декламировать эпические стихи?

Аблигурин. Недавно я служил в Калабрии у школьного магистра, бывшего неким рифмоплетом (poetastеr); он часто не давал мне другого обеда, кроме ста песенок стихов, в которых, как он говорил, присутствует чудесный вкус. Я же предпочитал немного хлеба и сыра; в доме было достаточно воды, и нам позволено было пить из колодца вволю, потому я, когда голодный решался полежать, те стихи про пиры пережевывал и переваривал.

И не видно было мне другого средства для изгнания того голода (bulimiam), как самому усердно заняться кулинарией.

Апиций. Какие службы ты исполнял у него?

Аблигурин. Как Цезарь для государства, я был для него всем. Был ему советником, раз он ничего никогда не делал без совета, [даже] в секретных делах, так как он не имел никакого секрета даже в бане; я лил ему воду при мытье рук, которые он никогда [сам] не мыл. Я оберегал его сокровище.

Апиций. Какое сокровище?

Аблигурин. Несколько страниц дрянных песен, которые съедала моль и грызли грубые мыши.

Апиций. Напротив, мыши ученые, [раз] вонзали зубы в плохие стихи.

XVI. Обеденный зал (триклиний)

Аристипп, Лурко [226]

Аристипп. Что ты так поздно встаешь и еще сонный?

Лурко. Странно, я весь этот день бодрый, тем более что вчера мы ели и пили.

Аристипп. О нет, поедал, поглощал, наедался до отвала, нагружал себя кушаньями и вином, ясное дело, ты. А где ты, действительно, наполнял до краев фелюгу (celocem)? [227]

Лурко. На пиру (in convivium) у Скопы [228].

Аристипп. Но почему ты называешь пир латинском словом convivium, а не скорее по обычаю греков συμπόσιομ?

Лурко. Глоток побуждал глоток (Bucca buccam impellebat), окрошки (intriture) и приправы возбуждали праздный желудок и не позволяли утомляться сильному желанию.

Аристипп. Расскажи, пожалуйста, все по порядку, чтобы, даже только слушая (тебя), мне казалось, что я присутствую и почти бражничаю с вами, как тот, кто в испанском трактире съедает два больших [куска] хлеба под запах жареной куропатки, каковым запахом он пользовался на закуску.

Лурко. Кто рассказал бы все? Это будет более трудным делом, чем и купить, и приготовить, и, что все превышает, съесть.

Аристипп. Посидим в ивняке на берегу этой речушки! Когда мы свободны от дел, сойдемся в разговоре о других вещах и об этом самом, трава нам будет вместо подушки, обопремся об этот вяз.

Лурко. На траве? Разве не вредна влажность?

Аристипп. Ты что? С ума сходишь? Влажность в начале Каникулы [229]?

Лурко. Я прежде отказывался [рассказывать], но теперь душа у меня испытывает непреодолимое желание рассказать тебе больше, чем ты просишь. Ты только о пире спрашивал, узнаешь также и о хозяине, и о триклинии. Просишь, чтобы я рассказывал, я сделаю так, что ты скоро попросишь, заставишь, прикажешь немного помолчать, как араба, пение которого в сопровождении флейты покупают за обол, молчание – за три обола.

Аристипп. Но [говори] сколько захочется, ты не надоешь, поскольку мы сядем в тенистом месте и пение щегла или поможет твоей речи, или удержит ее (умерит) в гармонии (созвучие, согласие), как раб-флейтист речь Гракха [230].

Лурко. Что это за история?

Аристипп. После того как ты кончишь рассказ, ты услышишь о Гракхах и о graculis и о graеculis [231].

Лурко. Как-то я и Фрасибул, имея немного свободного времени, как обычно, прогуливались, пересекая центральную площадь. К нам присоединился Скопа. После первых приветствий и дружелюбного