Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. - Автор Неизвестен

27 Молвил Беовульф, сын Эггтеова: «Ныне водим мы, морестранники, возвратиться в державу Хигелака. Ты приветил нас, дал нам пристанище, 1820 был хозяином щедрым и ласковым; и коль скоро случится мне на этой земле ради дружбы твоей сделать большее, чем уже свершил, о народоводитель, буду рад я работе ратной; и коль скоро за море донесет молва, что соседи тебя тревожат, как бывало уже, угрожая набегами, — я пошлю тебе войско в тысячу воинов, рать на выручку, ибо знаю, что Хигелак, 1830 хоть и молод [105] правитель гаутский, он поможет мне словом и делом, [106] я, как должно, в сраженье послужу тебе, и добуду победу с древом битвы в руках, и пополню твою дружину. Если ж Хредрик, [107] наследник державный, к нам наведается, в земли гаутские, встретит он друзей, — страны дальние хороши для того, кто и сам неплох!» Тут, ответствуя, Хродгар промолвил: 1840 «Слово это вложил в твое сердце сам всемудрый Бог, ибо разума большего в людях столь молодых не встречал я! Ты крепок телом, сердцем праведен и в речах правдив! Я же чаю, что случай выпадет сыну Хределя от меча ли погибнуть, от копья-стрелы, от железа, болезни ли. но любезный твой вождь упокоится, — ты же выживешь! и тогда-то уж гаутам не сыскать среди знатных 1850 достойнейшего, кто бы лучше управил державу, — лишь бы сам ты престол не отринул! [108] А еще по душе, милый Беовульф, мне твое благомыслие, ибо ты учинил в наших землях мир и согласье в гаутах с данами, — и отныне меж нами не бывать войне, и усобицы прежние, распри забудутся! И покуда я властен в державе моей, я сокровищниц не закрою — пусть из края в край, 1860 от друзей к друзьям, лебединой дорогой [109] по равнине волн корабли кольцегрудые перевозят дары! Знаю я, мои подданные должным образом, доброчестным обычаем встретят недругов и приветят друзей!» Тут двенадцать даров друг дружины, сын Хальфдана, поручил мореплавателю, дабы эти сокровища свез он родичам в земли отчие да скорей бы к нему возвращался; и тогда благородного крепко обнял 1870 владыка Скильдингов на прощание, лобызая воителя, — и сбежала слеза по щеке седовласого, ибо старец, гадая надвое, не надеялся вновь увидеть в своем чертоге и услышать вождя, так ему полюбившегося, что не смог он сдержать в сердце бурю слез; и не раз потом грустью полнилась грудь правителя — вспоминался ему воин избранный. Вышел Беовульф 1880 из хором на луга, славным радуясь золотым дарам (а уж конь морской ждал хозяев, корабль на якоре); шли герои, расхваливали подношения Хродгаровы: он воистину вождь безупречный} — только старость его и осилила, как и всякого смертного. 28 Шла дружина мужей доспешных [110] к побережию, и сверкали на воинах сбруи ратные, кольцекованые. 1890 Страж прибрежный следил с утеса, как и прежде; дивясь на воинство потрясал он копьем, не грозя, но приветствуя вот идет на корабль свой рать сверкающая, гордость гаутов! И взошли они на корму круто выгнутую, нагрузили ладью на отмели и казною, и конями, и припасами воинскими, и дарами бесценными из сокровищниц Хродгара переполнили. Корабельного Беовульф одарил караульщика 1900 золоченым мечом, дабы этим отличием, древним лезвием, страж гордился в застольях бражных. И отчалили корабельщики, и отплыли, покинули землю данов; взвился на мачте парус, плащ морской, к рее крепко привязанный, древо моря скользнуло по волнам — и помчалось; ни разу над водами непопутного не было ветра плавателям, и летел через хляби соленые прочно сбитый борт по равнине бурь; 1910 скалы гаутские показались вблизи, берег знаемый, — быстро к пристани, подгоняемый ветрами, побежал корабль! А уж там их встречал дозорный страж, высматривавший в океанской дали возвращающихся морестранников; привязал он широкореброго вервью к берегу, чтобы дерево плаваний в хляби водные не увлек отлив. Повелел тогда людям Беовульф, 1920 благо путь недалекий, на плечах снести золотую кладь к дому Хигелака, сына Хределя, — на приморском холме вождь с дружиной сидел в хоромах. Был дворец тот обширен, [111] владыка могуч, а жена его, Хюгд, и юна, и разумна, и ласкова, хоть и мало зим провела она в этом доме, дочь Хереда, наделяя без робости гаутских воинов драгоценностями 1930 от щедрот своих. Ни гордыней, ни хитростью [112] не подобилась Хюгд Трюд-владычице, той, на чье лицо заглядеться не осмеливался ни единый из лучших воителей, кроме конунга, ибо каждый знал: страшной каре повинный подвергнется, смертным узам, и меч, не мешкая, огласит над злосчастным приговор Судьбы — и без жалости смертоносное лезвие сокрушало жизнь. Не к лицу то властительнице, 1940 не пристало то женщине, даже лучшей из жен, прях согласья, [113] по злобе, наветами лишать жизни мужей неповинных! Родич Хемминга [114], Оффа, укротил ее; и за чашей медовой люди сказывали, что смирилась, притихла злочинная с той поры, как взял юный вождь деву златоукрашенную в жены за море, конунг Оффа в свои чертоги, — там по воле отцовской, за желтыми водами, 1950 зажила она, с той поры добронравная, многовластная благоденствовала, и была ей ниспослана доля радостная, и любил ее вождь дружинный, герой досточестный, из сынов земли всеизвестнейший, — так я слышал, — от моря до моря Оффа славился и победами ратными, и подарками щедрыми копьеносцам-дружинникам, и в державе своей мудровластием; и таким же, как он, 1960 был внук Гармунда, родич Хемминга, в битвах яростный Эомер, покровитель воителей.