Сороковник. Части 1-4 - Вероника Горбачева

Да куда ему кольцо, на его ручищи… Я пытаюсь расстегнуть браслет, но в спешке никак не могу подцепить защёлку, обламываю ноготь и вдруг соображаю: браслет тоже не налезет. Рву через голову кулон, безжалостно выдирая зацепившиеся за цепочку волосы, и сую ему в ладонь. Зажимаю его кулак своей рукой, только цепочка торчит снаружи…

Становится очень тихо. Слышно только частое и радостное дыхание лабрадорчиков на руках у девочек и тиканье часов в зале.

Ни в каком тоннеле он не был, с тоской и жалостью думаю, вглядываясь в помертвевший лик без признаков жизни: даже нос заострился и скулы стали выпирать… Его завалило точно так же, как меня с Риком. Он кинулся нас выручать и сам попал под камнепад, просто успел раскрыть защиту. Это я ничего не сообразила, а у него магия — вся на рефлексах. А потом он со мной говорил, держал на себе сперва свою лавину, потом мою… Это же сотни тонн, это же гора на нас завалилась, мама дорогая! А он читал нам с Риком лекцию о переносе и пытался уверить, что с ним всё нормально и что он, спровадив нас, выберется спокойно сам. Ох, Ник…

Я отвлекаюсь на движение его руки. Кулак разжимается и из него тонкой струйкой сыплется мелкий синий порошок, почти пыль — всё, что осталось от сапфира. На ладони лишь пустая оправа с цепочкой.

Николас делает глубокий вздох. Я, наконец, чувствую, что могу пошевелиться. За моей спиной слышится шуршанье и дробный топот коготков — девочки опустили щенков на пол. С пояса срывается Рик …но мне сейчас не до него.

— Порядок, родственница. — Николас явно бравирует, его голосу не хватает прежней силы. Вздыхает ещё раз. — Почти хорошо. — Он всё ещё бледен, но хоть на живого человека становится похож. — Мне бы теперь… отлежаться немного. Я уж прошу прощения, дамы, но только я пустой, абсолютно. Нужно передохнуть.

Конечно, он пустой. Ведь кроме того, что он потратил невесть сколько на защитные сферы, ещё и Рикки черпанул из него энергии на переход. Кидрик ведь тянет из всех, кого переносит. Ох, Ник…

— Пойдём, — решительно говорю и пытаюсь помочь ему встать. Он, отмахиваясь — видите ли, мужская гордость не дозволяет ему так часто принимать знаки внимания от женщин — замедленно поднимается, и я за руку, как маленького, тащу его в зал. Девочки молча расступаются. Проекция подаётся в сторону. Увидав большой диван, Николас издаёт придушенный вопль и незамедлительно рушится на него ничком. Диван крякает, но выдерживает. Николас тянет под себя две думочки и блаженно замирает.

Я стаскиваю с него рюкзак. Когда он его успел нацепить? Побежал на поиски меня в пещеру с рюкзаком? И, спохватившись, снимаю свой, про который совсем забыла. Налобный фонарь я потеряла, но и без него — представляю, каким пугалом выгляжу в камуфляжных куртке и штанах, с ободранным боком, который, стоило о нём вспомнить, тотчас начинает невыносимо гореть… Вот что значит — шок во время обвала, тогда я и думать забыла об ушибе. Ладно, рюкзаки пока в сторонку отставлю, ничего с ними дома не сделается.

Дома. Господи, я дома…

Кое-как расшнуровываю и стаскиваю с Ника ботинки. Выпрямляюсь.

Маша, Соня, Я-проекция — смотрят и молчат. Только в сторонке Рикки забавляется со щенками: снует от одного к другому, а те пытаются потрогать его лапой.

Я снова прочищаю горло.

— Девочки это ваш… дядя. Он из другого мира… вернее из двух миров сразу. И он некромант.

Ничего более умного я не могу в этот момент сказать. И, глядя на всё ещё застывшую меня-проекцию поспешно добавляю:

— И это не Мага. Это его брат, они близнецы. А ты откуда знаешь про Магу?

— Я… — Она тоже прокашливается, и это несколько жутковато — видеть перед собой свою копию и слышать собственный голос, вроде бы и знакомый, и чужой одновременно. — Я вспомнила недавно. На меня несколько дней назад так накатило среди ночи — чуть умом не тронулась. Всё вспомнила. И про тебя… про себя заодно поняла. Что я вместо тебя тут временно. Что я не человек.

И тут уже охают девочки.

— Ма-ам, — говорят они жалобно и тянутся к ней. А у проекции дрожат губы и вот-вот сорвутся слёзы с ресниц.

— Глупости, — вдруг почти нормальным голосом заявляет Николас и переворачивается на спину. Приподнимает голову и тычет в меня-проекцию пальцем. — Я успел просканировать: ты не копия. Ты своеобразный клон. Тебе просто память пересадили и внешность выправили в полном соответствии с оригиналом. — Он прикрывает глаза. — В общем, мы об этом ещё поговорим, дайте только в себя придти…

И, откинувшись на подушки, моментально отключается.

Не пойми откуда взявшийся Малявка бесцеремонно вспрыгивает ему на живот, кружит, плюхается, сворачивается клубком и засыпает как ни в чём не бывало. Я не гоню. Кот знает, где ему спать. Глядишь, и поможет.

Поворачиваюсь к девочкам и к проекции.

— Так кто же из вас настоящая? — не выдерживает Машка. И голос её, к великому моему огорчению, звучит враждебно.

— Она, — коротко отвечает вторая Я. И смотрит мне в глаза. — Ты же знаешь, что мне осталось совсем немного. Давай, скажи им сразу.

Я стаскиваю куртку и смотрю на исцарапанные ладони. Рик в это время азартно бьёт хвостом и удирает в детскую, щенки, взлаяв, кидаются в погоню.

Рикки.

Его семь чешуек плотно сидят под кожей у Николаса, и пройдёт время — из каждой вырастет новый кидрик, как две капли воды похожий на… оригинал. Да. Мы с Риком — оригиналы. И у нас есть клоны: почти что дети, плоть от плоти, а проекция, наверное — душа от души, почему-то мне так кажется, и несмотря на внешнее сходство и наследственную память, каждый из наших клонов будет совершенно индивидуален. Будет самостоятельной личностью.

— Чаю, что ли налейте, — говорю. — Пойдёмте на кухню. Пусть человек здесь отдыхает. А я вам сейчас всё расскажу.

И ведь как-то мы умудряемся на наших шести кухонных квадратах все разместиться за крошечным столиком. Не обходится без казусов: мы с проекцией одновременно тянемся за чайником, потом сталкиваемся у шкафчика, когда лезем за посудой… Наткнувшись в очередной раз друг на друга смотрим негодующе и… виновато.

— Мамы! — говорит строго Сонька. — Ну-ка угомонитесь! Давайте ту, что явилась последней, считать пришедшей с дороги, так что садись и отдыхай, а та, что с нами тут постоянно — пусть хозяйничает. И не толкайтесь тут попами, без того тесно!

— Между прочим, мам, ты здорово похудела, — Машка торопится сгладить резкость сестры. — И загорела, кстати. Где это ты так? И волосы выгорели…

Машинально приглаживаю пятернёй причёску, и вдруг на запястье у меня словно молния вспыхивает. Это загораются, попав под электрический свет, камни на браслете. От одного аметиста расходится целый сноп лучей, камушки так и горят, так и переливаются. И снова девчонки таращат глаза и молчат.