Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

'Вы поссорились?'

Она кивнула. 'Сожалею, но поссорились. Ричард, я убеждала себя, что смогу не ворчать на нее, но это не настолько реально, как бы мне хотелось. Маме оказалось достаточно лишь упомянуть о...о том, что предпочтительнее было бы забыть, и я вспыхнула, подобно щепке. Ничего не могу поделать, до сих пор чувствую, она подвела меня именно тогда, когда я больше всего в ней нуждалась'.

'Тебе нет надобности испытывать вину, Анна, она так и поступила'.

Намылив ему спину, девушка перешла к коже на груди и плечах. 'Я думала, что сумею убедить Изабеллу навестить нас после рождения ее ребенка. Вероятно, она окажется более склонной к примирению с мамой, как только подарит жизнь долгожданному малышу'.

Перехватив ее руку, Ричард удерживал ее у сердца. 'Милая, тебе лучше взглянуть правде в глаза, только настоящее чудо заставит Джорджа позволить Белле приехать в Миддлхэм'.

Лицо Анны потемнело. 'Да, ты прав. Я просто не сообразила...' Она так крепко сжала мыло, что оно выскользнуло из ее пальцев, утонув в недоступной зрению глубине бадьи. 'Конца нет горестям, устроенным Джорджем. Мама бы уже много месяцев назад покинула Бьюли, если бы не он и его проклятая жажда чужих владений'.

'Давай не говорить о Джордже. Стоит зайти речи о нем, как я ловлю себя на доводах в пользу убийства!' Ричард отвел локоны Анны от шеи, начав исследовать ее губами, пока девушка не задрожала от удовольствия, и Джордж был забыт.

'Ты уверена, любимая, что хочешь оставить Джонни здесь, с нами? Не хочу быть несправедлив к тебе...'

Анна кивнула и, когда Ричард снова ее поцеловал, вернула его поцелуй настолько порывисто, что лишь потом поняла, - ее волосы погрузились в воду лохани.

'Любимый, посмотри на меня! Я вымокла!'

Она уныло взглянула на мокрые потеки и на пятна воды, темнеющие вдоль корсажа платья, однако, не возразила, когда Ричард снова привлек ее к себе. Сейчас они оба смеялись, но при повторной потере мыла охота за ним приняла столь интересный ракурс, что развлечение вскоре уступило место настойчивости.

В первые недели их брака Анна стеснялась во время занятий любовью. Она до сих пор считала, что легче проявлять страсть в мягкой близости, окутанной темнотой, в тихом и окруженном занавесями уединении супружеского ложа. Сейчас стояла середина дня, комната ярко освещалась летним солнцем, и в большом зале уже стояли раздвижные столы с извлеченными из буфетов натертыми блюдами и подносами. Но Ричард отсутствовал целый месяц, что являлось их первым расставанием после свадьбы, а последние стадии беременности по необходимости ограничивали близость.

'Повтори, как сильно ты по мне скучал', - промурлыкала Анна и рассмеялась, когда он ответил: 'Лучше я тебе покажу'.

Ричард снова поцеловал ее шею, и Анна запрокинула голову назад, позволяя его губам свободнее двигаться и скользнув руками вверх по груди мужа, наслаждаясь прикосновением к теплой влажной коже, ароматом пижмы, внезапной хрипотой голоса, когда он произнес ее имя.

'Почему бы тебе', - тихо предложила Анна, 'не поторопиться и начать мыться?'

Он играл с влажными волосами, упавшими на ее грудь, стягивая мокрый шелк еще дальше, чтобы охватить ласками таким образом открывающийся изгиб.

'У меня есть мысль получше. Не желаешь ли ко мне присоединиться?'

Ричард увидел, как глаза Анны расширяются. Она вспыхнула, приобретя одновременно неуверенный и заинтригованный вид. Он рассмеялся, почувствовав прилив чувств от ее смущения и от производимых действий, и потянулся к спине Анны, развязать шнуровку на платье.

'А здесь', - произнес Ричард, 'позволь мне тебе помочь'.

'Мне казалось', - ответила Анна, 'ты обычно не просишь позволения!'

Глава четвертая

Лондон, ноябрь 1474 года

Уже несколько часов над рекой поднимался ветер, и, вскоре после полудня, небо стало темнеть. Ливень барабанил по оконным рамам резкими взрывами стакатто, совершенно непохожими на убаюкивающий ритм падающего дождя. Ледяная крупа, несомненно, как Адамов грех, подумал Уилл Гастингс и улыбнулся. Мало тихих радостей доставляли такое наслаждение, как возлежание в постели в томной дымке догорающего заката после занятий любовью, прислушиваясь к бесплодной ярости ветра и дождя, ударяющихся о камень и деревянные балки под черепицей.

'Уилл! Взгляни, любимый!'

В воздух над кадкой для мытья поднялся один пузырь из прозрачной мыльной пены, затем другой и еще один. Сквозь наполовину прикрытые глаза он наблюдал, как они подлетают к потолку, отражая свет настенных факелов, будто каждый превращался в крошечное свечное пламя, заточенное внутри воздушного шара.

'Ты такое дитя, милая. Это приспособление для выдувания пузырей - игрушка, предназначаемая мной для сыновей. Я едва ли думал о тебе, приобретая его на Смитфилдской ярмарке!'

'Хорошо, Уилл, в прошлом августе мы еще не были знакомы, едва ли ты мог приобрести еще одно такое также и мне', - разумно уточнила девушка, и он усмехнулся. Она разделяла обыкновенное для женщин пристрастие к драгоценностям и дорогим ароматам, но была первой возлюбленной, способной получать удовольствие от пустяков.

Девушка выглядела завораживающе растрепанной: волосы медового оттенка не поддавались заколкам из слоновой кости, выбиваясь влажными вьющимися прядями на затылок, спускаясь пологими отчаянными жгутами на глаза, щекоча нос. Уилл нетерпеливо наблюдал за ее движениями, это была самая непосредственная из всех известных ему женщин, контраст отсутствия у нее тщеславия с неоспоримостью физической привлекательности еще больше удивлял его.

Не то, чтобы она поражала красотой, о соперничестве с девкой Вудвилл не могло быть и речи. Его подруга не надеялась и на сравнение с Елизаветой, Уилл честно признавал это. Но, несмотря на объективные данные,