Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

Итак, предположим, невозможное возможно. «Небывалое – будет!» Что нужно для такого побега? Тело. С этим проблема. Всё, что осталось от физической оболочки Наполеона, хранится в Доме Инвалидов в Париже.

В его памяти всплыли кадры из фильмов о хитроумных ограблениях музеев и банков. Нет уж, увольте. Грабить усыпальницу – это явный перебор. Да и к чему? Хлопот не оберёшься. Значит, с телом затык. Есть душа, есть сознание, есть память, а вот что делать со всем остальным? Что делать? Угу, кто виноват, и кому на Руси жить хорошо…

Надо отвлечься. Пока что на данном участке извилин в мозгу однозначный тупик. Он посмотрел на полку, уставленную dvd-дисками. Глаза, словно в насмешку, сами выхватывают крупные буквы на коробках: «Наполеон», «Ватерлоо» и «Эскадрон гусар летучих».

– Ладно, мы пойдём другим путем, – процедил Андрей и зашёл в детскую. Жена с сыном на праздники уехали в Австрию кататься на лыжах. «За окнами май, а там, в Альпах, снежное раздолье. Тоже по-своему невозможный факт! Или вот переход Суворова… Стоп! Не думать о деле! Лучше что-нибудь бытовое, нейтральное. Вот, к примеру, Ольга: жена с явным неодобрением приняла тот факт, что отец семейства остаётся сидеть в офисе, вместо того чтобы нестись вниз по склону под свист ветра. И не то чтобы она в принципе осуждала внезапно обуявшую Андрея тягу к накопительству, но тот факт, что заработанные нелёгким праздничным трудом суммы уйдут не на погашение многотысячных кредитов, а на очередную тусовку ряженых придурков, выводил её из себя. Как будто не познакомился он с ней в короткие часы отдыха между боевыми схватками в лекарской палатке на Бородинском поле?! Она тогда ещё только-только закончила свой мединститут. Подумать страшно, пятнадцать лет назад! Интересно, что бы она сказала, узнай о сегодняшней «находке»?

Андрей зашёл в комнату сына и, не зажигая света, наугад вытащил из стопки дисков первый попавшийся. «Парк Юрского периода I – II – III» – гласила надпись поперёк разверстой пасти оголодавшего тираннозавра.

– О чёрт! – прошептал Андрей и тут же вспомнил наказ Наполеона не поминать врага рода человеческого. – Вот это я протупил! – И ведь, что показательно, мысль-то крутилась совсем рядом с решением. – Уж не знаю, можно ли восстановить по капле выпитой комаром динозаврячьей крови живого монстра, а вот овечку Долли клонировали с помощью ДНК. И с тех пор наука шагнула далеко вперёд. В принципе есть шанс на успех. Как ни крути, нужен образец ДНК императора, но грабить Дом Инвалидов при этом совершенно ни к чему. Помнится, камердинер Наполеона Луи Жозеф Маршан в мемуарах вспоминал, что остриженные волосы господина по завещанию были розданы его родне. Там говорилось, что даже сердце должны были передать императрице Марии Луизе, но, как ни силился Андрей, вспомнить судьбу столь важной реликвии с ходу не смог. Но волосы-то остались!

Вот только на то, чтобы найти и приобрести священный для всякого наполеониста артефакт, нужны средства, и очень немалые. Не его зарплате чета. А уж на то, чтобы клонировать императора, так и вовсе целое состояние. В голове опять возникла сцена ограбления банка. Он представил себя с жениным чулком на голове и парой кавалерийских пистолей работы венского мастера Иоганна Контринера в руках. Нет, дикая картина, лучше даже не пробовать. Впрочем, быть может, спросить у самого Бонапарта. Не исключено, что у него остались какие-нибудь заначки на чёрный день.

Андрей включил ноутбук:

– Доброй ночи, сир!

– У нас здесь всегда ночь и всегда недобрая.

– Но, может, мои известия сделают её хоть немного менее безрадостной.

– Вы что-нибудь придумали, мой дорогой Кёрнуа?

Наполеон слушал не перебивая и размышлял о том, как много ещё ему предстоит узнать о новом, таком странном, но от того не менее притягательном мире. Потомок офицера его Старой Гвардии всерьёз утверждал, будто бы из одного волоска или из капли крови можно, точно из жёлудя дуб, вырастить живого человека. Это не вязалось с его представлениями о мироздании и божьем промысле, но прошло две сотни лет, и многое, очень многое изменилось с тех пор. Его новый соратник показывал какие-то странные картинки с овцами, говорил о науке, но в конце концов всё свелось к тому, что для осуществления поставленной задачи нужны деньги, очень большие деньги. Бонапарт размышлял, стоит ли доверять правнуку Огюста Кёрнуа, но в конце концов выбора особо не было, и не он ли говорил когда-то, что для войны нужны деньги, деньги и ещё раз деньги?!

Эта фраза вызвала у него давние неприятные воспоминания. Всё то же проклятое отступление из Москвы. 24 ноября. Армия, уныло тянущаяся к границе России, ещё находящая в себе толику сил для отражения регулярных, внезапных, как срывающиеся метели, казачьих атак. Каждый день доклады о погибших, раненых, заболевших и просто замёрзших, заснувших и не проснувшихся утром. Как назло, местность, через которую отступали разрозненные остатки Великой Армии, была покрыта сетью рек, речушек, стариц и просто болот, едва затянутых тонким ледком. Дни стояли холодные, ветреные, снег то сыпал, залепляя глаза и набиваясь в рот, нос и уши, то вдруг таял и снова замерзал, превращая дороги в кривое ледяное зеркало. Хмуро глядясь в него, он с ужасом видел, как издевательски гримасничает, будто насмехаясь над вчерашним любимцем, всегда сопутствовавшая ему удача.

Отступление с каждым шагом всё больше превращалось в бегство. У каждой переправы французов поджидали свежие казачьи части, готовые кинуться в атаку очертя голову с гортанным татарским кличем «Уррра!». Только залпы картечи в упор могли заставить диких северных наездников повернуть, дать его измождённым солдатам и офицерам возможность сохранить опостылевшую жизнь, быть может, лишь до следующей ночи. Чтобы двигаться вперёд, к спасению, прочь из России, нужны были пушки, много пушек.

Он не раз и не два с болью в сердце вспоминал брошенные у Дрогобыча орудия. Как бы сейчас они были кстати! Но тогда казалось, что можно будет закрепиться в Смоленске, дождаться обозов, перегруппироваться, воспрянуть духом, не пустить русских дальше. Теперь ситуация в корне изменилась. В тот стылый ноябрьский день он приказал выпрягать коней из любых повозок, карет и телег, чтобы использовать их в артиллерийских упряжках.

Он стоял возле дороги, кутаясь в серый, знакомый всякому в его армии плащ. Позёмка сменилась метелью, ветер, голодным псом вцепившийся в плащ, рвал прочь его убогую защиту от сковывавшего тело мороза. Но он стоял, казалось, не замечая снега, ветра и стужи, в траурном безмолвии пропуская мимо себя измождённые, уставшие, истрёпанные полки. Лишь по остаткам мундиров можно было понять, кто бредёт, спотыкаясь, падая и роняя оружие: гренадеры, кирасиры, артиллеристы. Вся армия превратилась в единый род войск – безнадёжно усталую пешую массу. Увидев своего любимого императора, они из последних сил взбадривались, словно желая показать, что хоть сейчас готовы в бой. Это было отчаянной ложью. Он знал о том и не мог винить за неё своих храбрецов.