Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

– Но почему вас интересует именно этот день, мсье?

«Занятно, как теперь следует обращаться к хозяину неубиваемой страницы? Ваше Императорское Величество или генерал, а может, как было принято у французских монархов, сир?»

– Я не знаю, что произошло с пятью другими адъютантами, но мне известна судьба Огюста Кёрнуа. Это прадед моего прадеда.

– О-ля-ля! Вот это случай! Вы потомок малыша Кёрнуа?

Андрей скривился: уж кто бы говорил! Судя по рассказам, предок и впрямь был невысок ростом, хотя весьма силён и ловок. Рассказывали, что он перекидывал через конёк деревенской избы пудовую гирю.

– Признаться, я думал, он погиб тогда, в ноябре.

– Он выжил. Совсем немного не добрался до позиций Нея. Столкнулся с казачьим разъездом, был ранен, конь вынес его из боя и привёз в деревню. Крестьяне хотели поднять его на вилы, но сердобольный батюшка велел им не губить христианскую душу, выходить раненого, а затем сдать его кому следует. Лечение шло тяжело. Огюст поднялся на ноги только весной следующего года. К тому времени в деревню уже вернулся барин с семьёй. Узнав о пленном французе, он решил оставить его при себе кем-то вроде гувернёра для малолетнего сына. Позднее Огюст женился, и барин по доброте душевной выправил ему паспорт на имя Августа Кернёва. А тот чудом сохранившийся пакет – он по сей день хранится в нашей семье.

– Неожиданный поворот судьбы для храбреца Огюста.

– Вы помните его? – содрогаясь от нелепости вопроса, написал Андрей.

– Еще бы! Я помню сержанта Огюста Кёрнуа еще по Итальянской кампании. В Египте он уже был в эскадроне моих гидов[43] лейтенантом. Кто бы мог подумать, что такой отважный рубака закончит жизнь гувернёром?! Вот что значит не суметь вовремя пасть на поле боя! Впрочем, – император помедлил, – смерть – это только начало.

– Начало чего?

– Начало долгого, бессмысленного пути.

Андрей хотел было задать следующий вопрос, но остановился, точно один из компьютеров вдруг пробило на корпус. «Он мёртв, кто бы что ни говорил, ни доказывал сейчас. Оттуда не возвращаются!» Наверное, это чья-то глупая шутка, непонятно как устроенная, но от того не менее дурацкая. Ясно, кто-то решил подшутить именно над ним, непонятным образом вскрыл хранящийся у отца пакет с личным автографом Наполеона и Бертье, и вот теперь целенаправленно сводит его с ума. Он обхватил виски ладонями, стараясь придумать, как вывести недоброго шутника на чистую воду.

– У вас болит голова? – вдруг появилась строчка на мониторе.

– Почему вы так решили?

– Вы только что внезапно схватились за неё.

– Вы что же, видите меня?

– Да, сквозь одно из окошек. А вы разве нет?

– Нет. А что я делаю сейчас? – Кернёв высунул язык.

– Строите из себя клоуна! Вы что, всё ещё не верите мне?

– Честно скажу – нет. Но факты указывают на то, что вы говорите правду.

– Послушайте, заклинаю памятью вашего славного предка, не отбрасывайте моих слов, как бы странно и нелепо они ни звучали! Я действительно Наполеон Бонапарт. Я мёртв уже сотни лет, но то, что я сейчас с вами разговариваю, – это часть назначенного мне наказания.

– Как такое может быть?

– Душа бессмертна.

Андрей припомнил какие-то невнятные рассказы о графе Калиостро, вызывающем духов, о столоверчении и спиритических сеансах.

– То есть, вы знаете всё о прошлом и будущем?

– Я много знаю о прошлом, а будущее… для меня оно на редкость однообразно, если только вы мне не поможете.

– Но как?

– Я хочу вырваться отсюда.

– Вырваться? – Кернёв невольно кашлянул. – Из ада?

– Ну да, конечно, откуда же ещё? То, что мы сейчас беседуем, тоже невозможно, однако, как мы с вами убедились, происходит. Я хочу вырваться отсюда, и, клянусь своей душой, это должно стать возможным!

Кернёв прикрыл глаза. Каждую фразу отцовского монолога он мог воспроизвести по памяти со всеми интонациями, паузами и драматическим понижением тона.

… – И всё же подумай! Эту кодлу долбаных олигархов не сегодня-завтра разгонят. А затем пересажают. Поверь, я знаю, о чём говорю. И тебе, мой глубокоуважаемый сын, вместе с ними дадут под зад ногой! Со всего маху! Не хочешь думать о себе – подумай о жене, о сыне. Тебе нужна серьёзная мужская работа. Я пока что могу ещё поговорить с нужными людьми, поверь, на Лубянке тоже нужны грамотные финансовые аналитики. Конечно, много сразу обещать не буду, но своего честного старшего лейтенанта ты получишь, а там за тобой присмотрят. И помни – я не вечен, и друзья мои не вечны, тому же Леониду Тарасовичу в следующем году уже на пенсию.

– Я помню, папа.

– Раз помнишь, то подумай!

– Обязательно подумаю.

– Ты всякий раз долдонишь одно и то же: бе-бе-бе, бе-бе-бе, а я тебе говорю – подумай!

– Обязательно.

Послышались короткие гудки. Андрей отключил телефон. Казалось бы, весь разговор мог уложиться в полминуты. Нужен был ответ на чётко поставленный вопрос – видел ли кто-нибудь пакет, адресованный Нею. Честно говоря, в ответе младший Кернёв не сомневался.

Отец – полковник ФСБ в отставке – секретил всё, до чего мог дотянуться. Даже поездка в супермаркет обставлялась так, будто там должна состояться конспиративная встреча с завербованным им лично президентом США.

Вся остальная пятнадцатиминутная лекция о пагубности капиталистического пути развития была бесплатным довеском к риторическому вопросу: «Ты что, идиот?» Впрочем, Андрей был совершенно уверен, что его старик – русский россиянин из России – никому бы не стал демонстрировать доказательства французского происхождения своих предков.

Но если так, приходится смириться и признать очевидность невероятного. У него в друзьях с недавних пор бессмертная душа императора Франции Наполеона. Ощущение абсурдности происходящего не покидало его, но упрямые факты были готовы переупрямить кого угодно.

«Что же теперь делать? Общаться с Наполеоном, знать, что он пытается выбраться из заточения, и не помочь ему? Не помочь в таком грандиозном замысле?!» Сколько раз он представлял себе, как тайно организует побег императора с острова Святой Елены… Правда, это было давно, лет в пятнадцать. А что изменилось?

Андрей стал ходить по комнате, словно надеясь найти ответ в одном из углов. Вот, пожалуйста, представился замечательный случай помочь императору в столь щекотливом деле. Побег из преисподней – это куда более великий подвиг. Такого не совершал еще никто. «Огюст Кёрнуа мной бы точно гордился».

Но как это сделать? Да и осуществимо ли это вообще? Уверенный тон Наполеона действовал на него каким-то странным, как говорили в прошлые времена, магнетическим образом. Император чувствовал, что невероятное дерзновение возможно. Что цель достижима! Крылатая Ника солнечным зайчиком победно выплясывает на кончике штыка!