Анима. Весь цикл в одном томе - Екатерина Соболь

идеальной, как мама, но, похоже, она не такая. Да и мама не такая – вон, сплавила кому-то беднягу Ивара и заперла свою сестру в пещере. Если и были волшебники, о которых все мечтали в Селении, – идеальные и прекрасные, готовые всех спасти любой ценой, вроде Нила, – то они погибли во время первого нашествия Ястребов, потому что были слишком простодушными, чтобы обхитрить их и спастись. Гвен медленно встала. Посмотрела на любовнобольных: те восхищенно пялились на нее, и Гвен решила оправдать их надежды. Если не ради великих идей, то ради их аплодисментов, ради объятий Ульвина, одобрения мамы, улыбки Нила, интереса Ларри и восхищения тех бездомных детей.

– Кажется, я очень тщеславная, – задумчиво пробормотала она. – Мама, переведи им.

– Не буду, – упрямо ответила мама. – Волшебники – это образец для всех, они не могут быть тщеславными.

– Переведи, пожалуйста, – настойчиво сказала Гвен, в упор глядя на нее. – Это важно.

Мама с сомнением что-то пробормотала на ястребином языке, и глаза у любовнобольных округлились.

– Я люблю всем нравиться и когда меня благодарят. Еще я пошла на сделку с Тенью и не жалею об этом, второй раз так же поступила бы. Одно существо меня любит и просило никогда не бросать, а я снова его бросила. – Гвен поморщилась. Ей было больно внутри, и она не знала, как эту боль прекратить, поэтому продолжала говорить, все громче и настойчивее: – Я кое-что пообещала сотням несчастных, отчаявшихся людей и не выполнила обещание. Я даже ухитрилась обмануть парня, который мне нравится, а он умный, так что это было непросто.

Мама хрипло переводила, и лица любовнобольных приняли какое-то совсем растерянное, детское выражение.

– Я совсем не идеальная, но… – Гвен длинно выдохнула. Вот она, идея, вот то, что ей нужно! Как только решаешь, что надо что-нибудь придумать, – тут-то оно и придумывается. – Я все равно волшебница, и моя сила – не магия. Магию я не тратила много лет и легко потеряла. Зато, пока я ее собирала, я научилась понимать, что кому нужно. И я знаю, что нужно Магусу.

Гвен твердым взглядом обвела любовнобольных. Те завороженно слушали ее – эх, если бы у нее был в запасе шикарный трюк, как у Ларри, который накрылся теневым покрывалом и исчез! Это был бы идеальный момент, чтобы его использовать. Анимы у нее, правда, на это не было, так что она, не придумав ничего лучше, сбросила порванную шерстяную одежку и поправила роскошное тонкое платье. Вот как должны выглядеть волшебницы! Мама узнала платье и улыбнулась, любовнобольные тихонько засмеялись.

– Я всех спасу. Может, не ради золотой магии, но ради восхищения! – важно сказала Гвен. Какое же это облегчение – признаться в своем несовершенстве! – Такой уж я стала. Но я последний ребенок своей матери, хотя бы на данный момент, и последний волшебник, которого она успела чему-то научить, так что я – это точно лучше, чем ничего. И для начала мне нужно попасть обратно, предупредить, что к ним идут. – Она изо всех сил потерла ладони одну о другую: если постараться, то и у нее, как у мамы, получится создать немного магии на пустом месте. – Секундочку…

Мама давно уже замолчала и не переводила. Гвен запоздало поняла, что местные ни слова не понимают, но улыбаются, потому что, кажется, вид у нее довольно смешной – раздувается от гордости, волос нет, платье сидит немного криво, из-под него торчат заношенные, покрытые грязью валенки. Гвен виновато улыбнулась им – дескать, вот такая я.

Любовнобольные посмотрели на нее, затем друг на друга, о чем-то тихо поговорили, а потом каждый, даже дети, вынул из груди по крохотной крупинке анимы и сложил ее в ладони главного. Искры были слабые, трепещущие, как пламя на ветру, но посреди этих холодных скал они казались чудом. Гвен уставилась на них, а главный бережно протянул их ей и что-то длинно, обстоятельно проговорил. Гвен вопросительно глянула на маму, и та передала:

– Это их драгоценность. Все, что удалось скопить и не потратить. Они не поняли, что ты говорила, но ты им понравилась. Ты похожа на золотых волшебников, какими они себе их представляли.

Вот бедняги! Скромные у них были представления, если даже она им подошла.

– А какими они их представляли? – спросила она.

Мама перевела вопрос и получила странный ответ:

– Красиво одетыми, честными и забавными.

Гвен чуть не засмеялась. Мужчина так и стоял, протягивая ей ладони, сложенные лодочкой, и Гвен подставила руки, принимая мерцающее теплое сияние. Совсем недавно она получила неслыханное богатство – тысячу тысяч крупинок анимы, – а тут всего-то штук тридцать, да и те слабые, но как же восхитительно было их видеть. Гвен прижала руки к груди и почувствовала, как все внутри ее согрелось и на секунду замерло. Прекрасная теплая тишина, как будто ты пришел домой, но дом – прямо внутри тебя, и даже идти никуда не нужно. Мама улыбалась, наблюдая за ней, и Гвен невольно улыбнулась в ответ. Как же все оказалось в жизни сложно: можно так сильно на кого-то злиться и все же ловить каждую его улыбку.

– Присмотрите за ней, – сказала Гвен, показав на мать в надежде, что любовнобольные поймут если не слова, то хотя бы общее направление ее мыслей. – Мама, ты не пропадешь?

– Конечно, не пропаду, – ответила мама, ласково глядя на нее с земли.

Она, кажется, так ослабела, что не могла даже встать, не то что идти, и Гвен порывисто наклонилась и обняла ее. Мама охнула и сжала руки на ее спине. Любовнобольные одобрительно зашептались, они, видимо, были в восторге от всего, что связано с любовью или радостью: ну надо же, бывают и такие Ястребы! Гвен выпрямилась, хлопнула в ладоши, с отчаянной силой поверила, что может это сделать, – и сделала.

В груди ухнуло, как будто между ребер пробили дыру, но Гвен велела себе не терять самообладание, прямо как в Селении перед игрой. Сияние, которое передали ей эти люди, действовало, и еще как. Тень ведь сама ей подсказала, что анима, накопленная в трудные времена, бесценна, – а у них, похоже, трудные времена были с рождения. «Ярче свет во тьме горит, суть важнее, а не вид». Крупинки выглядели жалкими, но ощущались потрясающе, и Гвен твердо придала своим мыслям нужное направление, представила, куда хочет попасть, и через секунду уже чувствовала на лице частые, покалывающие холодом снежинки.

Она довольно открыла глаза. Запах соли и дыма в воздухе сменился запахом влажных осенних листьев и морозца. Гвен улыбнулась, разглядывая площадь, терем и