Анима. Весь цикл в одном томе - Екатерина Соболь

к магии, и еще ты была веселой и славной и так сильно любила меня, что я… Малышка, любовь – это очень больно, когда она слишком сильная. Вот из-за нее мы тут и оказались. Ты умеешь ее испытывать очень полно и ярко, меня всегда восхищала эта твоя способность. – Она подумала и успокаивающе, искренне сказала: – Я бы тебя ни за что не отдала. Воспитывала бы сама и была бы рядом, пока нужна тебе. Даже до твоей старости, если бы ты захотела.

Почему-то именно последние слова убедили Гвен, что все это не розыгрыш или недоразумение.

О, ну что за бред: она не родная дочь? Ерунда какая-то! Такое могло произойти только с какими-нибудь неудачниками, но уж точно не с ней. И все же…

– А Маг? Мальчик, который был учеником какого-то волшебника, – пролепетала Гвен, пытаясь как-то осмыслить масштаб катастрофы. – Он тоже твой?

– Ну нет. Всегда бывали те, кто занимал должность главного мага, и обычно они были далеко не из лучших. Настоящие волшебники путешествуют и, если где и останавливаются подолгу, как мы с тобой в Чаще, никем не командуют. Наша задача – просто тихонько делать людей счастливее, а почести и слава этому только мешают. Истинное золото всегда ищет темноту, чтобы осветить ее, а не валяется там, где и так светло.

Гвен всхлипнула. Да ладно, ну нет, нет, не может быть! Ну как же так! Грусть надавила ей на ребра изнутри, как будто в грудь запихнули камень. Мама молчала, словно прислушивалась к чему-то далекому.

– Как много повсюду Тени, – прошептала она. – Всего десять лет прошло, а она теперь повсюду. Мир был таким чудесным, когда я прогнала из него все страдания, гнев, печаль и боль, но без моего присмотра все так быстро развалилось.

– Потому что все на свете, даже самые лучшие вещи, отбрасывают тень, – пробормотала Гвен. О, как хорошо она теперь это понимала! Даже ее любовь к матери оказалась ненужной и бессмысленной, она и ее родной дочерью-то не была, а теперь они погибнут тут, взаперти, на этом все и закончится. – Она мне это сказала, а я не поверила.

– И не надо! Она всегда обманывает! – возмутилась мама и даже нашла в себе силы сесть, по-прежнему прижимая к себе Гвен. – Нужно ее проучить и отправить обратно сюда, иначе грусть и отчаяние будут повсюду.

– Мы заперты, – вяло сказала Гвен, больше не пытаясь помешать ей встать. Все, во что она верила, рухнуло, и зачем теперь вообще куда-то идти? – Отсюда не выйти.

– Все возможно, было бы желание, – сказала мама и потянула ее вверх. – Идем, Гвендолин. Нас ждут великие дела.

Пошатываясь от тяжести, она подтащила Гвен к невидимому в темноте выходу из пещеры и выпустила. Гвен пошатнулась, но устояла, а мама потерла ладони одну о другую.

– Надо изо всех сил захотеть, и тогда мы все сможем.

Она вытянула руку перед собой, пытаясь передать ладони аниму, которой не было, и Гвен криво усмехнулась. Ей хотелось насмехаться, злиться, кричать, топать ногами, но даже на создание Тени нужны силы, это она в Селении твердо выучила, а сил у нее не было ни на что.

– Мы обе пустые. Ничего не получится, – буркнула Гвен, постаравшись хотя бы в голос вложить свою злость.

Но мама в ответ не рассердилась, только посмотрела на нее своим добрым, всепрощающим взглядом.

– Детка, – терпеливо сказала мама. – Знаешь, чем отличается волшебник от других людей?

– У него большие запасы анимы, – отрезала Гвен.

Ого! Как же, оказывается, приятно злиться! Лишней анимы нет – и иссохнуть нечему.

– Нет, – все так же добродушно ответила мама. – Даже если запасов нет, волшебник всегда может создать немного анимы из ничего. Он знает, как наполнить свое сердце радостью и надеждой. Вот смотри: я тебя люблю и хочу защитить. Детка, ну почему ты расстроилась! Любовь важнее кровных уз, это же очевидно! Конечно, я не дам тебе тут застрять, это даже не обсуждается. Идем отсюда, ты замерзла.

Ее рука слабо засияла золотом, и темнота побледнела. Мама ловко поддела тьму, словно та была тканью, и дернула на себя. Теневая завеса сползла, и Гвен зажмурилась от света.

Снаружи были все те же скалы, холод и серое небо, ничего красивого или интересного. Тропинка тут была только одна, вниз, по ней они и пошли. Вскоре тропа разделилась на несколько, а у Гвен не было сил вспоминать, как именно они шли сюда с Тенью. Мама переставляла ноги очень медленно, и Гвен это злило. Ее злило все: доносящийся откуда-то запах дыма, звуки собственных шагов в тишине, до сих пор влажное после падения в озеро платье и то, как мама послушно тащится за ней, будто это она тут старшая и обязана знать дорогу. Впереди оказался обрыв, которого Гвен уж точно не помнила, и она уже собиралась свернуть обратно, как вдруг заметила, что творится внизу, и остановилась.

Внизу теснились домики, но их едва можно было разглядеть из-за тучи птиц, круживших вокруг шпиля высоченного темного здания. Летали они очень спокойно и организованно, неспешно приминая крыльями воздух. Их было так много, что ближние к шпилю птицы бесконечно крутились на одном месте, а дальние – закладывали огромную дугу, по которой надо было лететь долго-долго, чтобы она сложилась в круг. Птицы летали низко над домами, накрывая живым одеялом всю низину, и не издавали ни звука.

«Они тренируются летать большой группой на небольшом пространстве. Красиво получается», – вяло подумала Гвен и села на край обрыва, свесив ноги. Мама опустилась рядом.

Несколько минут они наблюдали за этим унылым, однообразным кружением. Гвен покосилась на бледное лицо матери не без злорадства – пусть посмотрит, как в мире шли дела в ее отсутствие, но мама выглядела очень грустной, и злорадство исчезло.

О том, чтобы победить эту несметную тучу из, наверное, тысячи тысяч Ястребов, и мечтать было нечего.

«Ну и ладно. Наконец-то ничего делать не надо», – подумала Гвен, тупо глядя в долину.

С нее самой теперь взять было нечего, она вообще не чувствовала ни крошки радости – магию творить не из чего.

Чувство опасности, похоже, притупилось вместе с остальными, потому что Гвен не заметила, как к ним подошли. Голос раздался прямо за плечом, Гвен обернулась – и подскочила так, что чуть не свалилась с утеса.

Из-за выступов скал на них молча таращились мужчины, женщины и дети – человек тридцать. Смотрели все почему-то только на Гвен, несколько самых смелых подошли совсем близко. Один из них, молодой мужчина, снова