Анима. Весь цикл в одном томе - Екатерина Соболь

что-то сказал, и Гвен зябко поежилась. Это был до боли знакомый язык Ястребов, и она всегда слышала его только от людей в капюшонах и масках, закрывающих лицо до глаз, – а тут тем же языком говорил самый обычный человек.

– Э… Привет, – сказала Гвен, не зная, что еще придумать.

Мужчина что-то ответил – возможно, тоже «Привет», хотя кто его разберет. Мама внезапно ответила, в точности повторив ту тарабарщину, которую он произнес.

– Ты его понимаешь? – шепотом спросила Гвен, и мама удивленно глянула на нее.

– Конечно. Это мой язык, я ведь с этого острова. Он сказал: «Не бойтесь», а потом: «Здравствуйте». Хочешь, я буду переводить, чтобы вы друг друга понимали?

– Вы кто? Ястребы? – спросила Гвен, которая готова была хвататься за любую возможность, чтобы не думать о своей никчемной, разбитой жизни, в которой она оказалась не волшебницей, дочкой волшебницы, а не пойми кем, дочерью неизвестно кого.

Мама начала негромко, спокойно переводить.

– Не такие, которых вы знаете, – тут же ответил мужчина, когда понял вопрос. – Мы Ястребы, какими были все у нас на острове до того, как Магус сверг короля и захватил трон, мы – настоящие Ястребы. Они называют нас любовнобольными, охотятся на нас, а когда поймают – применяют камелию, это такой волшебный предмет, который отнимает все чувства. Им кажется, что они делают нам лучше, они действительно верят, что мы больны, но это не так. Мы тут единственные здоровые! Это же не мы отдаем своих детей в ужасные общие школы, где их учат никого не любить!

Мама едва успевала переводить – мужчина говорил с жаром, встряхивая кулаком, и даже без перевода было ясно: то, о чем он говорит, очень его волнует, он готов рассуждать об этом бесконечно. Гвен присмотрелась к остальным. Она наконец поняла, что еще казалось в них странным: во-первых, все тут выглядели взволнованными и живыми, чего она за Ястребами никогда не замечала, даже Ларри бо́льшую часть времени был слегка подмороженный. Во-вторых, с ними были дети, и все шуточки о Ястребах, вылупляющихся из яйца, которыми она смешила когда-то девочек в Селении, оказались неправдой: маленькие Ястребы ничем не отличались от обычных детей.

– А кто ты? – спросил мужчина и ткнул пальцем в сторону Гвен. – Мы следили. Ты сама зашла в Колыбель Тени и вывела оттуда эту женщину. Мы живем в этих скалах, но никогда такого не видели. Ты особенная, да?

Что на это ответить, Гвен не придумала и просто дернула плечом. Она уже не знала, кто она, но все ждали ответа, даже мама, и она решила перевести разговор на другое:

– А почему вы именно тут скрываетесь? Так близко к Тени.

Мужчина улыбнулся.

– Имперская Гарда постоянно ищет наших, прочесывает остров, но сюда они носа не кажут – не могут поверить, что мы сунемся в такое место. Нам тут, конечно, непросто, уровень Тени высокий, но справляемся. Мы поняли, что копить аниму тут даже лучше получается. Как говорил один наш поэт, «ярче свет во тьме горит».

Мама перевела все это негромко, с улыбкой, и Гвен уставилась на нее.

– Это же то стихотворение, что ты подарила вместе со звездочкой!

– О, ты помнишь? В мои времена, еще до разделения магии на два цвета, был очень хороший сочинитель, и все пересказывали друг другу его стихи. Там были и веселые, и грустные, и что-то среднее. Мы с сестрой их любили и знали наизусть.

Повисло молчание. Все смотрели на Гвен так, будто она обязана что-то сказать, а она только вяло болтала ногами, стуча пятками по каменистой стене утеса. Никакие стишки им не помогут, все кончено.

– Оставайтесь с нами, мы вас защитим, – сказал мужчина, когда понял, что она ничего не ответит. – Выходить нельзя, уже который день происходит что-то плохое. Управление Гарды сгоняет всех жителей для какого-то нашествия. – Он слегка покраснел и выпалил: – Наши люди докладывали, что какая-то земля смогла вырваться из-под власти Империи, представляете? Магус был в ярости. – Мужчина мечтательно улыбнулся. – У нас вообще-то много сторонников в самых разных местах, они помогают нашим скрываться от Гарды. Не все Ястребы одинаковые, даже те, что носят маски. Надеюсь, у той земли все получится. Они победят солдат, а потом и нас освободят.

– Я оттуда, – тихо сказала Гвен. – И ничего у них не получится.

Любовнобольные переглянулись.

– Что же делать? – пролепетала одна из женщин, прижимая к себе молчаливого благостного младенца. – Мы можем им как-нибудь помочь?

Гвен с сомнением оглядела присутствующих. Лица у них были славные, но вид бледный, голодный и промерзший. Видимо, скрываться среди таких голых скал непросто. Они походили на измученных ребят из Селений, с той только разницей, что у этих были волосы и одежда, не похожая на игровую форму.

– Не думаю, – пробормотала Гвен. – Рассчитывать не на что. Золотые земли не выиграют.

Мама посмотрела на нее.

– Я не буду это переводить, – строго сказала она.

– Почему?

Мама погладила ее щеку своей холодной рукой:

– Потому что ты не можешь потерять надежду.

«Как же плохо выглядит», – подумала Гвен.

Она не разрешала себе так думать, но мысль все равно просачивалась. Мама выглядела постаревшей, еле живой, но глаза были все те же – улыбающиеся и веселые.

– Почему это не могу? – шепотом спросила Гвен.

– Потому что ты моя девочка, – ответила мама, глядя ей в глаза. – Я всегда знала: ты станешь волшебницей не хуже меня. Так и получилось.

Гвен сглотнула. Мама смотрела на нее так, что ее собственная вера в себя за секунду взлетела от нуля до тысячи тысяч. Похоже, людей не перестаешь любить, если они ошиблись или виноваты. И Гвен с облегчением и ужасом призналась себе, что даже сейчас, после всех этих откровений, которые ей очень хотелось бы стереть из памяти, она не перестала любить свою странную, ни на кого не похожую мать, воспитавшую, возможно, целую тысячу тысяч детей. По-прежнему хотелось произвести на нее впечатление и показать, какая она хорошая, умная и полезная. Гвен выпрямилась. Они ведь там все погибнут, бедные неудачники, и кто им еще поможет, если не она? Нил – добрейший, но беспомощный. Ларри – умный, но ничего в золотой магии не смыслит. Все эти сотни детей, которых никто не любит и не ждет, вообще ничего не могут. Она покосилась на любовнобольных и вдруг поняла то, в чем никогда не решалась себе признаться.

Ей нравится производить впечатление, восхищать и быть особенной. Все представляют себе золотых волшебников бескорыстными, самозабвенными творцами магии, и она так старалась быть