Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота - Андрей Юрьевич Андреев

сюда ни по одному официального решения не вынесено. Вам о них не докладывают, и в результате четыре месяца жизни моей прошли без малейшей пользы для блага общественного!!! В Дерпте сетуют на длительное мое отсутствие, и какому смертному упрека не бросят, если он деньги тратит, но ничего не добивается? Здесь слухи ходят, что я в немилость впал, даже действия официальные, хоть и не прямые против меня предпринимают. – Ради победы, Государь, все стерпеть можно; пока остается надежда, останутся у меня и силы. Но что, коли надежда растает?

Пребывание мое здесь в сражение превратилось, исход которого покажет в Петербурге, может ли власть министерская победу одержать над видами, любезными Вашему сердцу, а в Лифляндии – останется ли все, что Вы для земледельцев сделали, призрачным или нет. – В мыслях не имею Вас толкать на меры необдуманные. Помните Вы наверняка, что по приезде сюда сам Вас просил о моих предложениях с людьми образованными посоветоваться. Есть ли у меня хоть одна причина желать Вас обмануть? Зато сколько у меня причин Вас любить!

Государь! Умоляю Вас меня выслушать еще один, последний раз! После чего, утешенный или поверженный, вернусь к своим пенатам, уступлю место людям могущественным, которых мой вид оскорбляет. Для себя самого ничего не желаю, кроме уверенности, что еще дорог я Вашему сердцу.

Паррот

Перед тем как это письмо написать, от которого, возможно, во многом судьба блага общественного, процветание Университета, личное мое счастье зависит, исследовал я свое сердце вплоть до самых потаенных его уголков. Ничего другого там не нашел, кроме любви к людям и любви к Вам. Когда бы там эгоизм обнаружил, счел бы себя недостойным защищать дело, до сей поры столь чистое, тем более защищать перед Вами. Но побуждения мои чисты, как и Ваша воля, и вот почему смею я между Вами и Вашим окружением встать и попросить, чтобы мой голос на весах Вашей справедливости столько же весил, сколько их голоса[385].

Умоляю Вас мне два слова в ответ прислать. Если когда и был я этого достоин, то бесспорно сегодня, в ужасном ожидании пребывая.

61. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 7 мая 1805 г.

Государь!

Я несчастен, и лишь по сей одной причине дерзаю снова Вам писать. Умолял я Вас в последнем письме мне хоть слово <два слова> в ответ прислать. Заклинаю Вас всем самым святым, что только Природа произвела, чувством, одного человека с другим связующим, тем чувством, что сумело громадную дистанцию преодолеть, кою судьба между нами воздвигла. Могу все потерять. Но не могу себя сознавать заслужившим молчание Ваше в тот миг, когда все мое счастье, вся моя вера в человечество от одного Вашего слова зависит. – О счастье не мечтаю больше, желаю лишь одного – узнать, до какой степени буду несчастлив.

Но Вы будьте счастливы!

62. Александр I – Г. Ф. Парроту

[Санкт-Петербург, 8 мая 1805 г.][386]

Не отвечал я Вам, потому что хотел о времени нашей встречи сообщить. Но в эти дни занят был постоянно. Надеюсь Вас принять в четверг во второй половине дня[387], но не хочу больше с ответом медлить, потому что последнее письмо Ваше меня всерьез огорчило. Отчего Вы всегда так страстны, отчего отчаиваетесь так скоро? Решимость должна рука об руку идти со спокойствием, неужели Вы без него обойтись хотите? Есть случаи, когда сомневаться – значит обижать; чем же дал я повод сомневаться в моих чувствах к Вам? Разве уважение Ваше ко мне доверия не предполагает?

Весь Ваш

63. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 9 мая 1805 г.

Государь!

Мой Александр! Мой Герой! Вы меня к жизни возвратили. Отчего не могу я у Вас на коленях прощения просить за то, что Вас огорчил! – Но касательно моих сомнений Вы ошибаетесь. Сомневался я в событиях, а не в Вас, не в сердце Возлюбленного моего. Простите мне мою страстность. Прощение мне даруете наверняка, когда поведаю Вам все подробности. Увидите, что ни дня нельзя терять.

Письмо Ваше карандашом написано, но его строки в моем сердце отпечатаны будут, и когда не будет на свете ни Вас, ни меня, человек, общественному благу страстно преданный, человек чувствительный, знающий цену нежной дружбе, моей участи позавидует.

Хотел бы Вам сказать, как Вас люблю. Смогу ли все, что чувствую, выразить?

Простите Вашего Паррота.

64. Александр I – Г. Ф. Парроту

[Санкт-Петербург, 11 мая 1805 г.][388]

Не считаете же Вы, что я настолько неразумен, чтобы сердиться на Вас за такую малость? Огорчен, что еще вчера не смог Вас разубедить, поскольку был в Павловске. – Приходите сегодня в половине восьмого.

Весь Ваш

[Росчерк]

65. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург, 13 мая 1805 г.]

Государь!

Чувствую настоятельную потребность Вам написать. Колебался вчера весь вечер, боялся Вас утомить. Но сопротивляться больше нет мочи. Сердце чувствами переполнено. Помните ли Вы тот миг, когда решили судьбу приходских училищ? Я взволнован был и хотел Вас благодарить, поздравить с сим счастливым событием[389]. – Не смог. Чувство, которого природу в тот момент понять не сумел, мне помешало и, можно сказать, душу стеснило на все то время, что я подле Вас провел. Я был на сей раз не только от счастья пьян, но и встревожен.

Вернувшись домой, попытался я в этом чувстве разобраться, какого в Вашем присутствии никогда не испытывал; причину его отыскал. Показалось мне, хотя смутно, что Вы в тот момент, когда решение приняли, счастливы не были. Без сомнения, в тот момент тяготило Вас ожидание грядущих трудностей. Мой Александр! Имей я о счастье лишь понятия заурядные, возможно, по слабости душевной посоветовал бы Вам обстоятельствам уступить. Но знаю я, как сладостно человеку ощущать, что он трудности преодолел ради благого дела; знаю и о раскаянии, которое следом за слабостью наступает. И столько же из любви к Вам, сколько из любви к добру советую Вам не убояться неприятностей, какие за Вашим решением последовать могут.

Обязан я с Вами и еще одним соображением поделиться. Знаете Вы, должно быть, лучше меня о жестокой борьбе между людьми добрыми и злыми, которая на Ваших глазах идет. Четыре года назад сами Вы эту борьбу начали, и что же, продвинулись ли хоть немного к победе? Сумели ли врагов добра не скажу повергнуть, но хотя бы пошатнуть? Нет; они сильнее сделались, чем в день Вашего