Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота - Андрей Юрьевич Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обдумал я всю эту материю заново и нашел способ открыть приходские училища по меньшей мере в двух третях приходов, не прося у Вас на то средств ежегодно. Если позволите, смогу Вам послезавтра представить новый план по-французски. Если его одобрите, перевод сделан будет без промедления.
Благоволите меня с Вашим решением познакомить, когда возражение прочтете. Когда бы могли Вы только общими началами ограничиться, не было бы у меня нужды новый план сочинять; однако лишь только речь о деньгах зашла, охладело ко мне все Ваше окружение[381], и чувствую я, что нужно другим путем пойти; доставит мне этот труд удовольствие весьма сладостное.
Что же до семинарий касается, тщетно я бьюсь, чтобы расходы уменьшить[382]. Никакой нет возможности. Но, Государь, благоволите вспомнить, что, если Н. Н. на 15 000 рублей согласится, а он к тому готов, Вы можете вдвое или втрое больше назначить, особливо если ему столько же предложите для его округа (разве не думает он о своей семинарии петербургской[383], с каковой сходных у нас не имеется!), а другим надежду подадите, надежду, которую воплотить, конечно, не прежде надобно, чем мы с устройством наших семинарий покончим, а после этого и для них деньги найдутся.
Приходские училища в городах устроить можно без расходов экстраординарных. У нас еще деньги, от приказов общественного призрения полученные, остались. Половины хватить должно. Второй половины достанет на покупку и содержание зданий для прочих разновидностей школ, хотя министр на эти нужды всю сумму потратить предписал.
Отчего же столько уловок потребны, чтобы вынудить Министерство народного просвещения быть своего названия достойным? Согласно его начертанию, отвечает оно только за университеты, гимназии и училища уездные <то есть за меньшую часть школ>.
Теперь 8 утра. Отдохну несколько часов, чтобы набраться сил в ожидании приказов Ваших.
Паррот, Вас всей душою любящий!
Простите мне дурной почерк. Лучше написать не мог.
59. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 24 апреля 1805 г.
Государь!
Вы больны. Не смея подле Вас быть и за Вами ходить, как всем сердцем желаю, хочу по крайней мере мысленно к дражайшей Вашей особе приблизиться, сказать, как я Вас люблю, и тем Вам доставить, если смогу, несколько приятных минут, а другого способа для сего нет у меня. Уже много раз говорил я Вам, что Вас люблю за то, что Вы это Вы, за нежные и возвышенные чувства, какие Вы к человечеству питаете, за Ваше сердце, за все, что Вам истинно принадлежит. Вижу Вас всегда без покровов, без примет внешнего величия и в этом-то виде Вас почитаю самым искренним образом. Прекрасная Ваша душа мне во всей своей чистоте является, и я на ее суд отдаю каждое мгновение моей жизни. Именно в ее присутствии рукоплещу я благородным своим чувствованиям; именно в ее присутствии краснею за оплошности, мною допущенные; именно в ее присутствии Вас виню в тех оплошностях, какие Вас совершить заставили. На ее суд отдаю все свои поступки и все Ваши. – Александр! Днем о Вас часто думаю, вечером засыпаю с образом Вашим перед глазами, утром просыпаюсь, переполненный Вами, и все сие на пользу идет моей добродетели. Ангел-хранитель! Чистый человек, коего мне Провидение даровало, чтобы я самого себя превзошел, храни вечно то место, какое ты в моем сердце занял[384]; будь вечно первым из людей. Именно в этот миг, когда тревожусь я за твое здоровье, когда пребывает сердце мое во власти опасений, быть может безосновательных, за твою жизнь, в этот миг чувствую я особенно ясно все, чем стал Ты для меня и для человечества. Я видел людей, вижу их и теперь в самых разных обличиях. Надобно им дорогу к добру указывать, но те, кто это сделать способны, делают так мало! Казалось, очнулась Природа от долгого обморока, дабы произвести на свет на юге Европы человека возвышенного. Он Природу предал и предпочел людей угнетать, а не возвышать, подлую радость предпочел наслаждению чистому; редкостные его таланты служат одному лишь злу, а если однажды принесут они добро помимо его воли, то случится это не прежде новой череды несчастий. – Мой Александр! Станете Вы тем возвышенным человеком, каким не стал он со своей мелкой душонкой. Природа, с Бонапартом поражение потерпев, предприняла с Вами вторую попытку. Провидению угодно, чтобы стали Вы великим, коль скоро оно Вам все даровало, что для сего потребно. Излишек Добродетели, если позволительно так о Добродетели говорить, есть единственный Ваш недостаток! Дрожите Вы от страха допустить несправедливость, и страх этот Вашу душу парализует, в которой энергии больше, чем сами Вы думаете. Заставляет она Вас забыть, что, пока Вы размышляете о способах один раз справедливость выказать, тысячу несправедливостей творят от Вашего имени. Заставляет она Вас забыть, что зло, Вами причиненное, исправить можно, что всегда можно на Александра плохо осведомленного апелляцию подать Александру осведомленному хорошо, тогда как зло, другими совершаемое от Вашего имени, непоправимо, ибо апелляцию до Вашего сведения довести могут только те, кто сами зло творят.
О мой Александр! Будете ли Вы любить по-прежнему моралиста Вашего? Скажите да; не ради того, чтобы мою к Вам любовь сохранить, но ради того, чтобы мне миг счастья доставить. – Да хранит Вас Небо!
Ваш Паррот
60. Г. Ф. Паррот – Александру I
[Санкт-Петербург], 1 мая 1805 г.
Государь!
Не знаю, помните ли Вы, что жду я Вашего приказания, дабы Вам отправить мой новый план устройства приходских училищ. Посему беру на себя смелость Вам его послать, моля Провидение о его судьбе позаботиться. Это последнее усилие, какое я сделать способен; благоволите же, Государь, даровать мне счастливую возможность Вам несколько деталей, несколько соображений, кои в плане разъяснить не было уместно, на словах поведать и ответить на вопросы о трудностях, которые возникнуть могут <и которые разрешить способно знание местных условий>.
Есть у меня и другие причины неотложные об этой милости просить. Из всех прочих предметов командировки моей