Эхо прошлого - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Встань и отойди, или я придушу твоего выродка, клянусь!
Женщина скорчилась над телом Джейми с ножом в руке и смотрела на меня, пытаясь понять, готова ли я выполнить свою угрозу. Я была готова.
Мальчишка дергался и извивался в моих руках, бил меня пятками по голеням. Слишком мелкий для своего возраста и тощий, как палка, он все же был довольно силен, — я словно угря пыталась удержать. Тогда я крепче сжала его горло; он булькнул и перестал бороться. Запах прогорклого жира и грязи, покрывавших его волосы, бил мне в нос.
Женщина медленно поднялась. Она оказалась меньше меня ростом и щуплой — из-под обтрепанных рукавов торчали костлявые запястья. Грязь и одутловатость из-за недоедания мешали мне определить ее возраст — ей могло быть от двадцати до пятидесяти лет.
— Мой мужчина лежит вон там, мертвый, — кивнула она на туман позади себя. — У него ничего нет, кроме мушкета, а мушкет заберет сержант. Позже я найду себе другого мужчину, а пока мне нужно кормить детей — еще двоих, помимо мальчика. — Она облизнула губы и сказала умоляющим тоном: — Ты одна, тебе проще. Оставь мне этого, там еще много других. — Женщина подбородком указала на склон позади меня, где лежали убитые и раненые повстанцы.
Слушая ее, я отвлеклась, моя хватка ослабла, и мальчишка внезапно вырвался из рук и прыгнул через Джейми к ногам матери. Встал рядом с ней, по-крысиному настороженно глядя на меня блестящими, словно бусины, глазами, и, нагнувшись, выхватил из травы свое самодельное оружие.
— Задержи ее, ма, а я прикончу его, — хрипло сказал он.
В траве блеснул металл.
— Подожди! — Я шагнула назад. — Не убивай его. Не надо. — Шаг в сторону и еще один шаг назад. — Я уйду, я разрешу вам забрать его, но…
Я метнулась в сторону, и моя рука сомкнулась на рукояти оружия. Это была кавалерийская сабля Джейми, более тяжелая и длинная, чем обычная, но сейчас я этого не замечала. Я схватила ее обеими руками, подняла и взмахнула над головой. Сабля со свистом описала в воздухе круг. Мать и сын отпрыгнули назад, их хмурые лица выражали недоверие и удивление.
— Убирайтесь! — крикнула я.
Женщина открыла рот, однако не издала ни звука.
— Мне жаль твоего мужчину, — сказала я. — Но здесь лежит мой мужчина. Убирайтесь! — Я подняла саблю, и женщина торопливо отступила, таща за руку сына. Мальчишка, уходя, сверлил меня черными, словно уголь, глазами. В следующий раз он меня узнает; а я, впрочем, узнаю его.
Они растворились в тумане. Я выронила саблю, ставшую внезапно слишком тяжелой, и рухнула на колени рядом с Джейми. Тронула его за шею дрожащими от пережитого руками, пытаясь нащупать пульс. Мое собственное сердце тяжело стучало в груди, отдаваясь эхом в ушах. Повернув голову Джейми, я увидела под его челюстью бьющуюся жилку.
— О господи! Слава богу! — прошептала я.
Прежде чем тащить Джейми, я ощупала его в поисках раны. Вряд ли падальщики вернутся; да и на гребне холма за моей спиной раздавались мужские голоса — отряд повстанцев собирал раненых.
На лбу лиловел огромный синяк. Вроде бы все… А потом я перевернула Джейми на спину и увидела его руку.
Горцы привыкли сражаться с мечом в одной руке и щитом в другой — маленьким кожаным щитом для отведения в сторону удара противника. У Джейми щита не было. Клинок вошел между третьим и четвертым пальцами на правой руке и нанес глубокую, уродливую рану, рассекшую ладонь чуть ли не до самого запястья. Рана выглядела жутко, но почти не кровоточила — рука попала под тело Джейми, вес которого подействовал как давящая повязка. На рубахе спереди расплылось красное пятно, особенно яркое в районе сердца. Я раскрыла ворот и заглянула внутрь, желая убедиться, что это кровь от раны на руке. Так оно и оказалось — грудь была прохладной и влажной от травы, но невредимой, соски сжались и отвердели от холода.
— Щекотно, — сонным голосом пробормотал Джейми и схватился левой рукой за грудь, пытаясь убрать мою ладонь.
— Прости, — ответила я, подавив желание засмеяться от радости, что он жив и в сознании.
Обняв его за плечи, я помогла ему сесть. Джейми выглядел пьяным — один глаз заплыл, в волосах запуталась трава — и вел себя как пьяный: опасно раскачивался из стороны в сторону.
— Как ты? — спросила я.
— Тошнит. — Он наклонился в сторону, и его вырвало.
Я помогла ему лечь на траву, вытерла рот и принялась накладывать повязку на руку.
— Кто-нибудь скоро подойдет, мы отнесем тебя в повозку, и я позабочусь о твоей ране.
Он замычал, когда я слишком туго затянула повязку, и спросил:
— Что случилось?
— Что случилось? Ты меня спрашиваешь?
— Я имел в виду, чем закончилась битва, — терпеливо пояснил Джейми, глядя на меня здоровым глазом. — То, что случилось со мной, я помню — в целом, — добавил он и вздрогнул, когда я коснулась его лба.
— Не очень-то ты и цел! Тебя рубанули, словно свинью. Догеройствовался, черт побери! Вот что с тобой случилось!
— Я не…
Я не дала ему договорить; облегчение, которое я испытала, увидев его живым, сменилось злостью.
— Зачем ты поехал в Тикондерогу? Ты не обязан был туда ехать! Ты говорил — будем писать и печатать. Ты говорил, что не собираешься сражаться, если не припрет. И все равно сражался, самовлюбленный, тупой, шотландский позер!
— Позер? — переспросил он.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Тебя могли убить!
— Да, я подумал, что так и будет, когда тот драгун налетел на меня, — уныло согласился Джейми. — Но я заорал и испугал его лошадь. Она встала на дыбы и ударила меня копытом в лицо.
— Не смей менять тему! — огрызнулась я.
— А разве мы говорим не о том, что меня не убили? — спросил он, пытаясь выгнуть бровь. Не смог и снова вздрогнул.
— Нет! Мы говорим о твоей глупости, твоем чертовом эгоистичном упрямстве!
— Ах вот оно что…
— Да! Ты… ты… болван! Как ты посмел так поступить со мной? Думаешь, мне больше заняться нечем, только бегать за тобой и собирать тебя по кусочкам? — Я уже почти кричала.
А он подлил масла в огонь, усмехнувшись. Из-за полуприкрытого глаза вид у него стал лихой.
— Из тебя, саксоночка, вышла бы хорошая торговка рыбой. Ты отлично умеешь работать языком.
— Заткнись, чертов…
— Тебя слышат, — беззлобно сказал он, махнув в сторону спускавшегося к нам по склону отряда американских солдат.
— Плевать, что меня слышат! Если бы ты не был ранен, я бы… я бы…
— Осторожнее,
