Дом Цепей (litres) - Стивен Эриксон

— В безопасности, говоришь. По крайней мере, до той поры, пока он не проголодается.

— Признателен. Буду защищать её. Но не уходи надолго. Ха-ха.

Когда Геборик вышел наружу, чтобы дождаться гостя, на востоке в небе забрезжил рассвет. Дестриант оставался в тени — настолько, насколько был способен, скрываясь не от Л’орика — который теперь возник в его поле зрения и приближался большими шагами, — но от прочих соглядатаев. Они могли хорошо разглядеть фигуру, скорчившуюся у входа в шатёр, но не более, так как он накинул на себя широкий плащ, натянул на голову капюшон и держал руки под полами.

Приблизившись, Л’орик замедлил шаг. От этого человека можно было не скрывать правду, и Геборик улыбнулся, увидев, как округлились глаза Высшего мага.

— Да, — пробормотал Геборик. — Хотя и без моего желания. Но дело сделано, и я смирился с этим.

— И каковы же интересы Трича здесь? — спросил Л’орик после долгой, гнетущей паузы.

— Будет битва, — ответил Геборик, пожимая плечами. — Сверх того… что ж, я не уверен. Увидим, думаю.

Л’орик взглянул устало.

— Я надеялся убедить тебя уйти. Забрать Фелисин отсюда.

— Когда?

— Этой ночью.

— Передвинь её стоянку на лигу, прочь за северо-восточный край оазиса. Три осёдланные лошади и ещё три вьючные. Еда и вода, в достаточном количестве на троих, чтобы хватило до Г’данисбана.

— Троих?

Геборик усмехнулся:

— Может, ты не заметил, но есть определённая… поэтичность в том, что нас всегда трое.

— Хорошо. И сколько ей придётся ждать?

— Столько, сколько она сама считает приемлемым, Л’орик. Как и ты, я намерен остаться здесь ещё на несколько дней.

Высший маг опустил веки.

— Схождение.

Геборик кивнул.

Л’орик вздохнул:

— Дураки мы с тобой, оба.

— Наверное.

— Я-то надеялся на союз между нами, Призрачные Руки.

— Он существует, Л’орик, более или менее. В достаточной мере, чтобы гарантировать безопасность Фелисин. Правда, не то чтобы мы так уж хорошо справлялись с этим до сих пор. От меня могло быть больше толку, — проворчал Геборик.

— Меня удивляет, что ты, зная, что Бидитал с ней сделал, не стремишься ему отомстить.

— Отомстить? Какой в этом смысл? Нет, Л’орик, у меня есть лучший ответ на зверства Бидитала. Предоставить его собственной участи…

Высший маг вздрогнул, потом улыбнулся:

— Странно, совсем недавно я сказал те же слова Фелисин.

Геборик смотрел, как маг уходит прочь. Спустя мгновение Дестриант развернулся и вошёл в свой храм.

— Есть в них… что-то непреклонное.

Они стояли на пути приближавшихся легионов, видели, как железо течёт, словно расплавленный металл, в столбе пыли, уходившем вертикально вверх и таявшем в небе под ударами пустынных ветров. От слов Леомана Корабб Бхилан Тэну’алас поёжился. Пыль оседала в складках его потрёпанной телабы; воздух вблизи Стены Вихря был тяжёл от песчаной взвеси, крупицы которой забивались ему в рот.

Леоман обернулся в седле, взглянул на своих воинов.

Уперев расщеплённое метательное копьё в стремя, Корабб выпрямился в седле. Он устал. Практически каждую ночь они устраивали налёты, и даже если его собственный отряд не участвовал в открытом бою, всё равно были отступления в укрытие, точечные контратаки, затем бегство. Всегда бегство. Если бы Ша’ик дала Леоману пять тысяч воинов, это адъюнкту и её армии пришлось бы отступать. Всю дорогу обратно до Арэна, ковыляя и получая удар за ударом.

Как бы там ни было, Леоман сделал всё возможное, и они провели — проливая кровь — несколько отличных дней. Более того, изучили тактику адъюнкта и нрав её солдат. Не единожды согласованное давление на регулярную пехоту прогибало её, и будь у Леомана больше воинов, он мог бы дожать врага и разбить его наголову. Но затем являлись Голловы «Выжженные слёзы», или виканцы, или эти проклятые морпехи, и воины пустыни бежали. Бежали в ночь, преследуемые конниками, столь же умелыми и упорными, как и сами воины Леомана.

Осталось семь сотен или около того — им пришлось бросить многочисленных раненых, которых нашли и вырезали хундрильские «Выжженные слёзы», забрав различные части их тел в качестве трофеев.

Леоман вновь посмотрел впёред.

— Вот и всё.

Корабб кивнул. Малазанская армия доберётся до Стены Вихря к сумеркам.

— Быть может, её отатарал не сработает, — предположил он. — И может быть, богиня уничтожит их всех этой самой ночью.

Морщинки вокруг глаз Леомана стали глубже, когда он прищурился, глядя на наступающие легионы.

— Не думаю. В магии Вихря нет ничего чистого, Корабб. Нет, битва состоится, на самом краю оазиса. Корболо Дом будет командовать Воинством Апокалипсиса. А мы с тобой, да ещё, похоже, Маток, найдём себе подходящее местечко… чтобы на это посмотреть.

Корабб наклонился в седле и сплюнул.

— Наша война закончилась, — подытожил Леоман, подбирая поводья.

— Мы будем нужны Корболо Дому, — заявил Корабб.

— Если так, мы пропали.

Пришпорив коней, они поскакали сквозь Стену Вихря.

Он мог скакать галопом полдня, потом отпустить яггского коня в размашистый шаг примерно на колокол и снова скакать галопом до заката. Погром был не таким, как все прочие кони, которых знавал Карса, включая его тёзку. Теблор подъехал достаточно близко к Угарату, чтобы увидеть часовых на стене, и, разумеется, горожане выслали два десятка всадников, чтобы помешать ему проехать по широкому каменному мосту через реку — всадников, которые могли оказаться там гораздо раньше него.

Но Погром понял, что нужно: вытянув вперёд шею, с галопа перешёл в карьер, и они оказались на месте на пятьдесят корпусов впереди преследователей. Пешеходы на мосту брызнули с пути, и проём был достаточно широк, чтобы можно было легко объехать телеги и фургоны. Они пересекли всю ширь реки Угарат, достигнув другой стороны в течение дюжины ударов сердца, грохот копыт Погрома сменил тембр, когда под ногами коня камень уступил место плотно утоптанной земле и они въехали в Угарат-одан.

Казалось, расстояние утратило значение для Карсы Орлонга. Погром нёс его без всяких усилий. Не было нужды в седле, и единственного повода, обёрнутого вокруг шеи жеребца, ему было вполне достаточно для управления зверем. Также теблор не стреноживал коня на ночь, отпустив его пастись среди необозримых трав, раскинувшихся со всех сторон.

Северная часть Угарат-одана сужалась меж излучин двух главных рек — Угарата и другой, которая, как припомнил Карса, звалась то ли Мерсин, то ли Талас. Гряды холмов убегали с севера на юг, разделённые двумя реками, их вершины и склоны за тысячи лет были плотно утоптаны сезонными миграциями бхедеринов. Эти стада исчезли, хотя кости остались там, где хищники и охотники настигли животных, и земля эта теперь использовалась как временное пастбище, редко посещаемое, и то лишь в сезон дождей.