Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

Тем не менее далее бесчисленных переговоров, к досаде композитора, дела не подвигались.

Некоторым утешением Бетховену явился шумный успех его произведения при открытии театра в Иозефштадте.

Карл Фридрих Хенслер, автор многих пьес для народа и антрепренер театров в Бадене и Иресбурге, получил осенью 1822 года антрепризу театра в Вене, в Иозефштадте, и обратился к Бетховену с просьбой несколько переработать «Развалины Афин» с целью постановки этого произведения в день открытия обновленного театра; автор охотно принял предложение и вскоре написал новый финал, балет и увертюру (ор. 124), известную под названием «К освящению здания» или «К освящению храма» (искусства). Это была эпоха триумфов Вебера и Россини; «Волшебный стрелок», данный в октябре 1822 года, вызвал такой восторг слушателей, что во время одного из представлений, под управлением молодого автора, последний почувствовал боль в пояснице от бесконечных поклонов публике. Познакомившись с партитурой «Фрейшюца», Бетховен сказал: «Я не ожидал от этого человечка такого произведения. Негодяй Гаспар прекрасно изображен, во многих местах чувствуется дьявольское наваждение; это поразительно. Я понимаю замыслы Вебера, но, прочитывая партитуру, местами, например, в изображении адской охоты, я не мог воздержаться от улыбки. Впрочем, быть может, задуманное исполнено успешно. Надо слышать! Но, увы, слышать!.. Я не могу более…»

Успех приезжих иноземцев-композиторов вызвал усиленную работу Бетховена над новым произведением, помимо которого, под личным управлением автора, предстояло исполнить в тот же день открытия театра увертюру к «Королю Стефану» и «Развалины Афин» к тексту Коцебу, в переделке Мейзеля. При исключительном рвении, которое приложил композитор, уединившись 1 сентября в Бадене, к исполнению предложения Хейслера, все переделки вместе с новым творением были вскоре окончены, и антрепренер возвестил об открытии театра 3 октября. На генеральной репетиции композитор был несколько озабочен, он повернулся левым здоровым ухом к сцене, чтобы лучше слышать певцов, и внимательно следил за солистами. Артистке Гекерман, певшей дуэт с тенором Грейнером, он сделал несколько указаний, одобрив в общем ее исполнение; когда же вступили хоры, то дирижер, едва разбирая голоса их, стал волноваться и с трудом довел репетицию до конца. Его беспокоила также новая увертюра, только что оконченная и сданная неопытным переписчикам. Лишь перед самым спектаклем, уже в присутствии многих нетерпеливых зрителей, была она срепетирована и сейчас же повторена при переполненном зале; прошла она плохо, нескладно; музыканты не раз расходились и сами ловили товарищей, потому что глухой дирижер не слышал разлада и не мог помочь им. Тем не менее его встретили аплодисментами и потом много раз вызывали.

Увертюра «К освящению» (C-dur, op. 124) прибавила мало лавров к пышному венку Бетховена; первая из двух частей ее представляет собой величественную интродукцию; вторая – фугированное Allegro; в общем, это произведение полно энергии, торжественности и светлой радости.

В рецензии о первом исполнении «Открытия храма» или «К освящению дома» говорится: «Прекрасно выдержан во всем произведении возвышенный стиль, проявляющийся в адажио увертюры, и особенно, в торжественных звуках труб и в аккомпанементе фагота. Контрапунктическое строение и имитации придают всему произведению большой интерес, очаровывая публику и доставляя специалисту наслаждение, вызываемое лишь исключительными красотами. Глубокий гений Бетховена создал здесь нечто цельное, полное оригинальности. Исполнение увертюры выиграло от того, что дирижировал сам Бетховен».

Вскоре после этого события Шиндлер по протекции Бетховена получил в новом театре место первого скрипача, а затем – дирижера; тогда же две артистки, восторженные поклонницы композитора, явились к нему и просили разрешения поцеловать его руку; это были знаменитые певицы – Каролина Унгер и Генриетта Зонтаг, спустя два года после того исполнявшие сольные партии при первой постановке 9-й симфонии.

Увертюру к «Освящению храма» той же осенью поставил капельмейстер Зейфрид в концерте, данном в пользу фонда городской больницы, находившейся в ведении специального комитета; получив обратно от Зейфрида рукопись партитуры, автор благодарил его за исполнение этой «человеческой», т. е. посильной или посредственной, пьесы и выражал надежду впредь пользоваться его содействием.

Кавалеру Игнатию фон Зейфриду.

Уважаемый и дорогой собрат в Аполлоне.

Сердечно благодарю вас за труды, которые вы посвятили моему человеческому произведению и рад, что оно всем понравилось; надеюсь, вы никогда не обойдете меня там, где я в состоянии служить вам своими скромными силами. Уваж. городская комиссия всегда была уверена в моем добром намерении; чтобы вновь подтвердить ей это, сговоримся по-дружески, как услужить ей в лучшем виде. Если такие деятели, как вы, принимают в нас участие, то стремления наши не могут быть парализованы ничем.

С искренним уважением ваш друг Бетховен.

Бетховен. Художник Йозеф Штилер. 1820

Еще отраднее было ему присутствовать вскоре после отъезда Россини и Барбайа в Кернтнертор-театре на представлении своего «Фиделио» со знаменитой Вильгельминой Шредер; последняя еще девочкой начала карьеру в венском Бургтеатре, под руководством своей матери, Софии Шредер, гениальной трагической артистки. В 1821 г. семнадцатилетняя Вильгельмина перешла на оперную сцену и с успехом выступила в «Волшебной флейте», а через год задумала играть Леонору в опере Бетховена. О необыкновенном даровании Шредер высказались многие знаменитые композиторы XIX века. Прослушав ее в роли Агаты, в своем «Фрейшюце», К. Вебер пришел в восторг: «все мои намерения она выполнила так ярко, так рельефно, что я был поражен; никогда я не мог мечтать о подобном исполнении».

«Давно уже, – пишет Р. Вагнер, – на меня произвела сильное, неизгладимое впечатление певица и трагическая артистка, с которой не может никто соперничать; это Шредер, по мужу – Девриан (или Девриент, Девриен). Несравненный драматический талант ее, неподражаемая гармония и индивидуальность ее игры, питавшие мое зрение и слух, решили мою участь и направили меня на путь искусства. До сих пор, в минуты вдохновения, она является предо мною, я чувствую ее присутствие, я слышу ее…»

Берлиоз, бранивший Шредер-Девриан за экзажерацию и аффектацию в игре, за скверные приемы пения, также поражался и восхищался ее исполнением, но восторги Берлиоза относятся к 1830 г., когда артистке было лишь 26 лет, а упреки – к 1875 г., к 72-летней старушке!

Прослушав исполнение Софией Шредер одной роли трагического свойства в модной, современной драме, Бетховен пишет в разговорной тетради: «Шредер ничему не училась, но она может сделать многое своим природным дарованием… Когда старшая дочь ее привыкнет к сцене, то можно возобновить постановку “Эгмонта”». Но старшая дочь знаменитой артистки стала еще более прославившейся оперной певицей. Рецензент писал о ней: «Игру ее можно назвать мастерской, идеальной, она естественна, искренна и полна правды; публика уже успела полюбить ее». После представления «Волшебного стрелка» 7 марта 1822 года, в бенефис автора, К. Вебер назвал восемнадцатилетнюю