"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

В Лондоне, за обедом, они говорили об Аталии. Мирьям подумала:

- Какая из нее еврейка? Святого языка она не знает, заповедей не хранит..., Не то, что Бет. Хотя Дэниел сыновей воспитал соблюдающими людьми, - она, незаметно, пожала руку Пете:

- Евреев на свете много. Мы не обеднеем. У Бет десять детей. В Европе таких семей и нет вовсе. Разве что бедняки, в Уайтчепеле, или в России где-нибудь. Ни в какую Россию он не поедет, - Мирьям услышала веселый голос барона:

- Леди Кроу! Мирьям! Мы очень, очень рады, что вы смогли принять приглашение. Месье Воронцова-Вельяминова я помню, - Ротшильд подал ему руку, - это он уговорил нас вложить деньги в Южную Африку. Ваша настойчивость принесла плоды, - барон ему подмигнул.

У дверей гостиной мужчина подал ей шампанское. Мирьям вскинула голову:

- Не поедет. Мне и детям в России нечего делать, у них черта оседлости..., - она услышала голос барона Эдмона:

- Я украду месье Воронцова-Вельяминова, мадам Мирьям. Ненадолго, - Ротшильд оправил фрак с орденами, - я собрал в библиотеке кое-каких людей. Им интересны перспективы развития копей в Южной Африке..., - Мирьям едва не зевнула, но улыбнулась:

- Разумеется, Эдмон. Надеюсь, к первому вальсу вы закончите вашу маленькую встречу. Танец у меня обещан, - она томно посмотрела на Петра.

На мраморной лестнице, мужчина, говоривший с женой Ротшильда, поднял голову. Ему тоже надо было идти в библиотеку, его ждали. Он выставил вперед упрямый подбородок:

- Это потом. Первый танец у нее обещан, интересно, кому? Я узнаю. Второй она будет танцевать со мной.

Он полюбовался стройной спиной:

- Она меня выше, на голову. Это еще никогда не было препятствием, - на его пальце блистал алмазный перстень с камнем в несколько каратов. Лицо было загорелым, хмурым, сосредоточенным.

- Пойду напролом, - весело решил он, - я ничего не теряю. Как и в делах, здесь надо уметь ставить все на кон. Как в добыче золота, - он вспомнил злые, свистящие ветра на Лене, шум драги, низкие землянки рабочих, бесконечную, скованную морозом, белую равнину.

Действительный статский советник, барон Гораций Гинцбург, владелец ленских золотых приисков, засунул руки в карманы фрака, сшитого в ателье Ворта:

- Представьте меня этой даме, пожалуйста.

Гораций Осипович Гинцбург сидел на углу дубового стола в своем кабинете, в представительстве банкирского дома, на бульваре Османн. Окно было раскрыто. Снизу слышался цокот копыт лошадей, на улице царила полуденная суета. Он постукивал пачкой бумаг по колену и курил кубинскую сигару. Легкий, льняной пиджак висел на спинке обитого испанской кожей кресла. Рукава рубашки были закатаны, обнажая крепкие, загорелые руки. Бриллиантовые запонки он бросил на стол, рядом с пепельницей богемского хрусталя.

Мальчишка, Гинцбург, в свои сорок восемь, не мог назвать его иначе, ему, неожиданно понравился. Он разбирался в технике, и в библиотеке, за портвейном и сигарами, хорошо говорил о Южной Африке. Петр Степанович, как признал Гинцбург, оказался, несмотря на свой возраст, знающим человеком. Однако именно ему она обещала первый вальс.

- Но после второго, - Гораций Осипович смешливо потер короткую, красивую, светлую бороду, - она с ним не танцевала. И вообще, - он легко соскочил со стола, отложив бумаги, - он мне не соперник. Хотя он младше на двадцать лет, и выше меня на две головы, - барон подошел к венецианскому зеркалу. Со сшитыми на заказ в Лондоне ботинками, с вделанным, незаметным постороннему взгляду, особым каблуком, роста в Горации Осиповиче было пять футов пять дюймов.

- Это не страшно, - он подмигнул себе, - леди Мирьям, как мне кажется, на такое внимания не обратила.

После вальса они ушли в сад, и говорили о путешествиях. Гораций Осипович не был ни в Японии, ни в Америке, ни на Суэцком канале. Он только и мог, что слушать, любуясь ее светло-голубыми, прозрачными глазами, черными, тяжелыми волосами, блеском рубинов на тонкой руке. Барон, правда, рассказал ей о России и Сибири. Леди Кроу, неожиданно, гневно заметила:

- Ваша светлость, как человек, имеющий влияние в правительственных кругах, вы должны положить конец средневековым законам о черте оседлости. Россия собирается стать цивилизованной страной. Как известно, - она затрещала кружевным веером, - развитие государства определяется его отношением к меньшинствам, будь то женщины, негры, или евреи, - леди Мирьям откинула красивую голову и отпила шампанского. У Ротшильдов были свои виноградники в долине Луары. На приемах подавали только кошерное вино.

- Мы собираемся..., - торопливо сказал барон, - леди Мирьям, я обещаю..., - у нее были алые, изящно вырезанные губы. Она легко, мимолетно улыбалась. Гинцбург вдохнул сладкий, тяжелый аромат магнолий из оранжереи, и услышал ее голос:

- Мы можем рискнуть еще одним танцем, господин барон. Я не закончила рассказывать о Святой Земле.

Она жертвовала деньги на новые еврейские поселения, заведовала клиникой, и преподавала медицину в институте. Она видела Индию и Арктику. Гораций Осипович, попросту, никогда не встречал таких женщин. Леди Кроу говорила о своей работе, о том, что ее сын учится в Итоне, а Гинцбург думал:

- Она обеспечена, она вдова баронета..., И я женат..., - он, неожиданно, тяжело вздохнул, стоя перед зеркалом. Женился Гораций Осипович, давно, юношей. По документам он тогда был Нафтали-Герцем. Великий герцог Гессен-Дармштадский еще не пожаловал ему баронский титул. С женой барон жил почти раздельно. Он, кисло, сказал себе:

- Никто не поймет. Прежде всего, родственники..., - Гинцбурги устраивали детям удачные браки. Гораций Осипович был связан со всеми крупными банкирскими домами Европы.

- И мальчики..., - он пыхнул сигарой. Сыновей было пятеро, младшему не исполнилось тринадцати. Гораций Осипович избегал связей с замужними женщинами. Ему не хотелось, в его не столь пожилые годы, погибать на дуэли. Стрелял барон из рук вон плохо. Молоденькие девушки, содержанки его партнеров по бизнесу, норовили забеременеть, и навязать мужчинам незаконное потомство. Гораций Осипович сомневался, что его приятели действительно были отцами этих детей.

- Хотя бы Нобель..., - он обедал вчера с Людвигом Эммануиловичем, главой «Товарищества братьев Нобелев». Гинцбург, дома, соблюдал кашрут, но на улице, как он говорил, был европейцем. За куропатками промышленник пожаловался, что его содержанка, хорошенькая француженка, которую он привез в Баку, ожидает счастливого события.

- Если можно так выразиться, - мрачно заметил Нобель, - я всю жизнь буду обязан выплачивать деньги, обеспечивать ребенка. А ведь я был очень осторожен, - он, недовольно, вытер губы шелковой салфеткой.

Нобель был его ровесником, промышленнику в этом году исполнялось полвека. Гораций Осипович не чувствовал своих лет.

- Тем более, рядом с ней..., - он провел рукой по густым, хорошо подстриженным волосам, - ей сорок один, однако она выглядит на два десятка лет моложе..., - у женщины не было морщин. Нежная, белая как снег, кожа уходила в прикрытое кружевами декольте. Голос у нее был низкий, манящий, томный. За ужином она сидела рядом с мальчишкой. Однако леди Мирьям, иногда, как заметил Гинцбург, лукаво поглядывала в его сторону. Гораций Осипович, аккуратно, расспросил жену барона Ротшильда о мадам Кроу.

- То есть Мендес де Кардозо, - он вернулся к столу и посмотрел на изящный, дорогой конверт: «Громкое имя. Они в Амстердаме со времен незапамятных живут. Ее предок был личным врачом Наполеона, ее брат профессор, покойный отец тоже..., Ей сорок один, у нее есть ребенок..., - Гораций Осипович закрыл глаза:

- Если она не откажет, я о ней всегда буду заботиться, холить, лелеять, всегда буду рядом..., - он снял обставленный особняк в Фонтенбло, на всякий случай. Леди Кроу говорила, что ее сын отдыхает с родственниками, в деревне. Потом она собиралась поехать на море, в Остенде, с братом и его семьей.

- Надо и в Остенде снять виллу, - сказал себе Гораций Осипович, - а лучше купить. На Лазурном берегу, в Венеции, в Париже..., Мне ничего для нее не жалко, только бы она согласилась..., - он подозревал, что мальчишка за ней ухаживает. Однако, после обеда с Нобелем, вернувшись, домой, барон поздравил себя: «Все складывается, как нельзя лучше».